| |
|
Убийства детей.
Пока не прольётся кровь пролившего кровь невинную...
  По версии Денниса Стидмана никакого "ножа выживания" у убийц не было. Подозрительный же след выше и ниже левой брови Криса Байерса оставлен... зубами убийцы! Убийца в ярости укусил мальчика таким вот странным образом. Не надо смеяться - это только начало, дальше стало лишь интереснее. Стидман заказал одонтологическую экспертизу, которая получила доступ к соответствующим медицинским документам осужденных и доказала, что след в области левой брови убитого не мог быть оставлен кем-то из них. Тогда адвокат Стидман затребовал допуск к медицинским документам Джона Марка Байерса и узнал, что тот в марте-апреле 1997 г. удалил ВСЕ зубы. Бинго! Попадание в десятку! Это было даже лучше того, что Деннис Стидман надеялся узнать. Джон Байерс буквально подарил себя адвокату, и Стидман использовал полученную информацию на все 100%-ов.
 Строго говоря, весь фильм "Потерянный рай 2" посвящен подтверждению незамысловатого тезиса: Джон Байерс - сумасшедший, убийца, изверг и человек, одержимый религиозным фанатизмом. И дурачок Байерс фактически подыграл режиссёрам. Все его пафосные выступления, распевание псалмов и размахивания перед телекамерой "Библией" привели к тому, что американский обыватель понял: вот он - истинный сумасшедший, живодёр и убийца мальчишек! Жену убил, чтобы она не опровергла его alibi, и зубы через год вырвал, чтобы врачи-одонтологи не доказали совпадения отпечатка зубов с тем, что убийца оставил на трупе Криса. На чисто эмоциональном уровне посыл режиссёров сработал - фильм производил сильное впечатление и, как казалось, расставлял всё по своим местам. Паззл сходился... так, по крайней мере, казалось зрителю. При этом режиссёров телефильма можно с полным основанием сравнить с карточными фокусниками, показывающими зрителю одни карты, но ловко выбрасывавшими из поля зрения другие, меняющие восприятие ситуации. Например, полным молчанием обходился тот факт, что alibi Джона Байерса основывалось отнюдь не на показаниях Мелиссы, а на словах её старшего пасынка Райана Кларка. Райан являлся не родным сыном Байерса, ему было незачем покрывать чужого дядю. При этом Райан находился рядом с Джоном Байерсом от начала развития инцидента до его завершения - т.е., с того момента, как отчим забрал его из здания суда и до того, как они вернулись в дом, где к ним присоединилась Дайан Мур. Райан никогда ни единым словом не обмолвился о том, что ситуация во второй половине дня 5 мая 1993 г. развивалась иначе, нежели это описал Джон Байерс в официальных показаниях следственной группе. Далее. Все попытки списать удаление зубов Джона на некий злой умысел просто смехотворны. Во-первых, весной 1997 г. - спустя почти 4 года со времени убийства детей в "Робин Гуд хиллс", - он просто не мог знать о том, что появятся какие-то подозрения, связанные с возможным укусом одной из жертв. Тогда подобных подозрений не существовало. Они не озвучивались ни в ходе судебных процессов над Мискелли, Эколзом и Болдуином, ни позже. Все выдумки про укус появились только в 1999 г., спустя два года после удаления зубов. Как Джон Байерс мог заглянуть в будущее и прозреть насчёт того, что зубы надо удалить, причём все?! Во-вторых, для удаления зубов существовали объективные медицинские показания. Джон занялся этой весьма болезненной процедурой вовсе не ради красивого прикуса. Предполагалось проведение серьёзной медицинской операции на мозге, а поскольку Джон имел плохие зубы, это могло дать самые серьёзные послеоперационные осложнения. Удалить зубы в его положении было дешевле, чем их лечить... Существовали медицинские документы на сей счёт, поэтому поставить Джону Байерсу в вину удаление зубов просто невозможно. В этом не было ничего подозрительного, такая операция в его положении была разумна и оправданна. Именно поэтому правоохранительные органы проигнорировали довольно грубый "наброс" как адвоката Стидмана, так и режиссёров НВО. Всем объективным юристам было очевидно, что налицо совпадение, игра случая, но никак не попытка сокрытия улик... В-третьих, совершенно безумным и даже бессовестным выглядело предположение Стидмана о том, что судмедэксперты во время проведения осмотров в мае 1993 г. тел убитых мальчиков, не сумели распознать укусы. Прежде всего, надо понимать, что укусы сильно отличаются по характеру травмирования как от ран, оставленных острыми предметами (колюще-режущие орудия, осколки стекла и пр.), так и рассечений, произведенных тупогранным или тупым орудием (камнем, молотком, ударом кулака, наконец). Простой осмотр места ранения с использованием увеличительного стекла в таких случаях всё расставляет по своим местам. Судмедэксперт не может спутать укус с ударом тупогранным предметом - это аксиома. Все попытки Стидмана провести "экспертизу" по фотографии и выдать её результаты за доказанный факт - это от лукавого, это несерьёзно. Мнение врача, осматривавшего рану своими глазами, перевешивает любое суждение эксперта, вынесенное на основании разглядывания фотоснимка. Другими словами, заключение судмедэксперта Фрэнка Перетти, проводившего вскрытия тел убитых в "Робин Гуд хиллс" мальчиков, не может быть оспорено специалистами, поглядевшими на фотографии. Т.е., возражать, конечно, можно, бумага ведь всё стерпит, но ни один беспристрастный суд, ни одно экспертное сообщество такого рода "опровержения" всерьёз не примет. Чтобы утверждать, будто Перетти не распознал укус, требуется сначала доказать его профнепригодность, а оснований для этого нет. Их не существовало в 2000 г., когда выходил фильм "Paradise Lost 2", не появились они и позже. В силу изложенных выше причин версию, предложенную адвокатом Стидманом в этом фильме, правильнее называть мистификацией, нежели версией. Но для возбуждения общественных страстей её вполне хватило - конспирологи жадно ухватились за брошенную кость и принялись вовсю её мусолить. Тем более, что информация, всплывавшая время от времени в связи с убийством в "Робин Гуд хиллс", давала конспирологам обильную пищу для всевозможных умопостроений. Понятно, что ожидания общественности, добивавшейся освобождения "невинно осужденных" Эколза, Болдуина и Мискелли, были связаны прежде всего с проведением новых экспертиз улик, добытых в ходе следствия 1993 г. Определенные резоны в такого рода ожиданиях имелись - 1990-2000-е гг. явились временем революционных усовершенствований судебно-медицинских и криминалистических технологий. Если в начале последнего десятилетия ХХ века даже группу крови подозреваемого не всегда можно было установить по обнаруженной на месте преступления сперме, то уже через полтора-два десятилетия стала возможной безошибочной идентификация человека по единственному волосу с фолликулой или незаметному потожировому следу руки на ткани. Криминалистические технологии без преувеличения стали фантастическими. Поэтому имелся полный резон подвергнуть добытые ранее улики изучению с помощью усовершенствованной техники и новых методик. В феврале 2001 г. адвокаты Дамиена Эколза вышли в Верховный суд с новой инициативой - они подали ходатайство о вынесении судебного приказа, согласно процедуре "Coram Nobis". В отличие от аппеляции на основании статьи 37, данная поцедура предусматривает безусловную отмену решения нижестоящего суда вышестоящим по причине обнаружения фундаментальной (т.е., неустранимой) ошибки, допущенной нижестоящим судом. Адвокаты исходили из того, что окружной суд проводил рассмотрение дела по существу без предварительного установления вменяемости Дамиена Эколза, не рассмотрел вопрос о правильности использования психоактивных лекарственных препаратов при лечении Эколза во время процесса и, наконец, не прояснил вопрос о непредоставлении суду доказательств, могущих оказаться оправдательными для осужденного. Под таковыми доказательствами понимались результаты молекулярно-генетических экспертиз, не обнаруживших совпадения ДНК Эколза с биологическим материалом, выявленным на месте преступления (такие экспертизы проводились и, поскольку они не дали результата, то обвинительный акт упоминаний о них не содержал. С формальной стороны, кстати, это сделано совершенно правильно, поскольку обвинительный акт - это не рассказ о преступлении вообще и не любительский очерк Ракитина, а собрание значимых улик, доказывающих виновность подсудимого. В принципе, новое ходатайство защиты во всём напоминало содержание апеляции на основании статьи 37, главный аргумент сводился к тому, что Эколз являлся шизофреником, а окружной суд на это не обратил внимания. Тезис, кстати, довольно спорный, поскольку наличие душевного заболевания не является смягчающим вину обстоятельством (хотя оно и может избавить обвиняемого от уголовного преследования). Чтобы не возвращаться к этой истории в дальнейщем, сразу укажем, что Верховный суд штата отказался применять процедуру "Coram Nobis" к решению окружного суда. 9 марта 2001 г. адвокаты Джейсона Болдуина заявили ходатайство в Верховный суд штата о выдаче судебного приказа по сохранении всех улик, добытых следствием, с целью назначения в последующем их повторного судебно-медицинского исследования. Почти через год - 2 февраля 2002 г. - это ходатайство было удовлетворено. Вопрос о назначении необходимых исследований при этом не рассматривался - ввиду дороговизны и большой продолжительности такого рода процедур их согласование упиралось в значительные бюрократические проволочки. Проще говоря, такие экспертизы требовали значительного финансирования, а такого рода проблемы нигде быстро не решаются. Тем не менее, дело вроде бы сдвинулось с мёртвой точки, и адвокаты осужденных попытались использовать ситуацию в своих интересах. В июле 2002 г. защита Эколза подала в Верховный суд штата прошение о назначении молекулярно-генетических экспертиз имеющихся улик, а через два месяца добавила к нему новое, в котором просила остановить всякое движение дела в суде до получения ответа на предыдущее ходатайство. В сентябре движение дела было остановлено на 60 суток, по истечении которых последовало новое продление - на этот раз уже на 90 дней. В феврале 2003 г. было объявлено о новом продлении моратория на рассмотрение дела на 90 суток. 28 мая 2003 г. истекли и эти 90 дней. Верховный суд штата Арканзас явно не знал, как действовать далее - смысла назначать генетические экспертизы не было ни малейшего (понятно почему - обвинение руководствовалось отнюдь не их результатами), но и отказывать в их проведении тоже было вряд ли правильно.
 В результате последовало воистину соломоново решение - решений не принимать, мораторий - продлевать. Вся эта бодяга - уж простите за допущенный вульгаризм! - тянулась до октября 2003 г. А вот 2 октября последовал пассаж, который воистину заслуживает быть упомянутым здесь. Во время обсуждения в Верховном суде штата Арканзас очередного видоизмененного прошения защитника Эколза, настаивавшего на назначении последнему психиатрической экспертизы, представитель прокуратуры Дэвид Раупп (David Raupp), помощник Генерального прокурора штата, весьма остроумно парировал его доводы. Он высказался в том смысле, что родственники Экозла и его защита в 1993 г. ничего не заявляли о его невменяемости и приняли от компании НВО деньги за его участие в съёмках телефильма "Потерянный рай". А договор с НВО заключал лично Дамиен Эколз! Но если он был тогда невменяем, неадекватен и полностью лишён здравого сознания, то договор следует признать ничтожным, а полученный от его выполнения гонорар - возвратить в кассу НВО. Аргумент был изящным и воистину зубодробительным. Тупица неспособен вернуть деньги просто в силу ограничений своего мышления, а поскольку родственники Эколза (да и он сам!) были людьми, мягко говоря, очень ограниченными, Дэвид Раупп, выдвигая свой аргумент, ничем не рисковал. Строго говоря, у этой публики и денег-то тех уже не осталось - всё пропили, прожрали и спустили в унитаз... То, как Раупп отбил наскок нового адвоката Эколза - теперь это был некий Роберт Оуэн из Техаса, сменивший предыдущих защитников, с которым Эколз расстался очень плохо - лишний раз подтверждает стародавнюю истину, приписываемую чуть ли не Цицерону: "Суд - это состязание остроумных". Верховный суд штата отклонил очередной ходатайство защиты Эколза, и сторона обвинения, казалось, приобрела мощный аргумент, способный существенно помочь в будущем. Дальнейшие события, однако, приобрели очень интересное направление, связанное не в последнюю очередь с тем, что в том же октябре 2003 г. Виктория Хатчисон, хорошо известная прочитавшим этот очерк, дала сенсационное интервью газете "Arkansas Times", в котором полностью отреклась от своих показаний 10-летней давности. К тому времени Виктория уже поняла, что общественное мнение резко качнулось в сторону симпатий к "невинно осужденной" троице. В таких условиях трудно было избежать самого пристального внимания к аргументации обвинения, а поскольку рассказы Виктории Хатчисон являлись отнюдь не последними по значимости для прокуратуры, "конспирологи" рано или поздно должны были добраться как до неё самой, так и до её говорливого сыночка. И если болтовня завравшегося Аарона в конечном итоге была отброшена прокуратурой и не рассматривалась как свидетельство, заслуживающее внимания, то заявления самой Виктории о её "частном расследовании" в отношении Мискелли и Эколза считались до такой степени убедительными и правдивыми, что дамочку даже вызвали в суд для дачи показаний. Спустя почти 10 лет Виктория, видимо, ясно осознала, что в ближайшие годы "конспирологи" доберутся до её откровений и вытащат на белый свет немало грязного белья. А то, что за душой этой дамочки числилось немало грешкой разной степени паскудности, можно было не сомневаться: даже то немногое, что написано о ней в этом очерке, рисует портрет малосимпатичный. Понимая всё это, Виктория пошла ва-банк. В самом деле, нападение - лучшая форма защиты, а такие, как Виктория Хатчисон, церемониться на привыкли. Её рассказ - лучшее свидетельство того, сколь демонстративно и нагло некоторые люди способны отпираться от собственных слов, повторенных неоднократно при свидетелях, под присягой в суде и даже записанных на видео. В интервью журналистам газеты "Arkansas Times" Виктория утверждала - и впоследствии не раз это повторила, - что стала жертвой грязной игры полиции. Она, дескать, утром 6 мая 1993 г. приехала вместе с сыном в здание полиции Мариона, и там один из полицейских, некий Дональд Брей, вдруг узнал, что Аарон был лучшим другом пропавших в Вест-Мемфисе мальчиков. Вот прямо так взял и узнал сам по себе... И Аарон сам по себе почему-то поехал с мамой в полицию, а не отправился в школу! Какая милая небрежность, взять сына на собственный допрос! Итак, упомянутый детектив Дональд Брей поговорил с мальчиком с глазу на глаз, т.е., без присутствия матери, а потом пригласил детективов из Вест-Мемфиса. Приехал инспектор Гитчелл и кто-то ещё... Аарон якобы говорил им, что подозревает в преступлении Джона Байерса, поскольку это был очень злобный человек, не любивший детей, но полицейские взяли с Аарона обещание, что тот никогда никому не будет говорить о Джоне Байерсе. Поскольку Виктория Хатчисон слышала слова сына о его подозрениях, то с неё взяли подписку о неразглашении сведений, составляющих тайну следствия. Полицейские назвали эту подписку "аффидевит молчания" ("affidavit of silence"), и прошло много лет, прежде чем Виктория узнала, что такого рода документов не существует и подобные подписки незаконны. Бедный маленький Аарон никогда не опознавал в одном из убийц Джесси Мискелли, напротив, когда полицейские требовали от него нужных им показаний, мальчик падал на пол и кричал, что Джесси этого не делал (буквально так: "Jessie did not do that!"). Вот прямо так падал на пол и кричал, лёжа на полу... Сидя в кресле, он сказать этого не мог... Злобный Гитчелл заставлял Викторию собирать сведения о Джесси Мискелли и выдумывал её, Виктории, показания от первого слова до последнего. Она не знала, сколь велико окажется значение этих показаний, и согласилась их озвучить в суде... Вах! какая милая непосредственность! В общем, такая вот ахинея, из которой читатель должен был понять, что полиция Вест-Мемфиса и прокуратура округа Криттенден - это сплошь заговорщики и фальсификаторы расследования, выдумавшие от начала до конца обвинения в адрес Мискелли, Болдуина и Эколза, а Виктория Хатчисон - бедная овечка, пострадавшая по собственной доброте и наивности. И в суд она пришла, не понимая важности своего оговора для судеб обвиняемых..., и присягу в суде принесла..., и речь свою тарабанила более часа..., и на вопросы адвокатов отвечала, глядя в глаза..., и всё это время она оставалась в неведении относительно того, что оговаривает невиновных людей. Святая женщина! Эти россказни Виктории Хатчисон, конечно же, являлись враньём от начала до конца. Она вовсе не являлась слепым орудием инспектора Гитчелла, как не был таковым и её 8-летний сынок, напротив, Виктория действовала весьма осмысленно и целенаправленно. Можно испытывать сомнения относительно мотивации её сына, но вот с мамашей всё очень даже прозрачно - она в 1993 г. действовала не за страх, а за совесть. Это довольно очевидный вывод для любого, кто более или менее знаком с деталями расследования. Тем не менее, слова Виктории Хатчисон упали на благодатную почву - в последовавшие за сенсационным интервью месяцы её не цитировал разве что самый ленивый журналист. Добрались журналисты и до самого Аарона Хатчисона. Тому, должно быть, внимание к собственной персоне было очень неприятно, ведь всем уже было ясно, что он врал много, самозабвенно и не раз. Теперь пришло время это враньё как-то объяснять. Объяснения Аарона были очень лаконичны и сводились к незатейливой формуле: полицейские исказили мои слова, они уговорили повторить то, что им надо, они меня вообще не слушали, а я им говорил совсем не то, что попало в документы следствия. С течением времени аргументация Аарона чуть усложнилась - он стал уверять, будто всё же был на месте преступлеия, но не помнит точно, что же именно видел в "Робин Гуд хиллс". Он уверял журналистов в том, что никак не мог назвать Мискелли убийцей, поскольку хорошо знал своего соседа, и вообще, последние 11 лет были полны кошмарных воспоминаний и стресса. В одном из интервью Аарон заявил, что хочет завербоваться в армию и отправиться защищать демократию в Ираке, в другом принялся уверять, что станет адвокатом и будет защищать простых людей от преступников... В общем, даже повзрослевший Аарон остался неуклюжим лгуном, который вместо того, чтобы честно сознаться в совершенной ошибке, для её оправдания выдумывал новую ложь. Эта семейка - что мамаша, что сынок,- и ранее производившее далеко не лучшее впечатление, после своих интервью в 2003-2004 гг. вывела себя за рамки допустимого для приличных людей. Виктория Хатчисон, выходя из тени, явно рассчитывала привлечь к себе интерес и вызвать расположение, но добилась прямо обратного. Никакой симпатии, никакого сострадания, никакого интереса ни сами эти люди, ни их лживые басни вызвать уже не могли. Своими действиями они скомпрометировали себя полностью и навсегда, но такая компрометация в конечном итоге оказалась на руку как "невинно осужденным", так и их "группе поддержки". В период 2004-2010 гг. было проведено большое количество молекулярно-генетических экспертиз (около десятка), объектами которых стали многие десятки улик. Часть экспертиз была проверочной, т.е., призванных подтвердить результаты, полученные ранее. Исследования проводились очень обширные. Подробно описать их вряд ли возможно - это потребует текста в сотни тысяч знаков.
 В результате растянувшегося на 16 месяцев исследования, удалось получить весьма любопытные результаты, позволившие лучше понять случившееся в "Робин Гуд хиллс". Исследование мазков, взятых от трупа Мура, дало следующий результат: оральный мазок - спермы нет, ректальный мазок - результат не может быть получен, назальный мазок - обнаружена фракция спермы, но ДНК из неё не может быть восстановлена. В оральном мазке от трупа Бранча обнаружена фракция спермы без возможности восстановления ДНК, в ректальном мазке - результат неопределенный (не может быть получен ввиду загрязнения и деградации исходного материала).
| |
| . |
