|
©А.И.Ракитин, 2019 г.
©"Загадочные преступления прошлого", 2019 г.
Cмерть композитора (фрагмент XII).
1 ноября 1979 г старший советник юстиции Л.Пинский, работавший на должности прокурора-криминалиста Прокуратуры Украинской ССР, подписал довольно любопытный документ. Содержательную часть этого весьма пространного постановления можно выразить в нескольких предложениях: "Прокурор-криминалист Прокуратуры Украинской ССР старший советник юстиции Пинский, рассмотрев материалы прекращенного уголовного дела, возбужденного в связи со смертью Ивасюка В.М., (...) Учитывая, что при расследовании обстоятельств смерти Ивасюка В.М. не выяснены некоторые обстоятельства, относящиеся к этому событию, руководствуясь ст.227 УПК УССР постановил: 1. Постановление заместителя прокурора Шевченковского района гор.Львова от 17 июля 1979 года о прекращении уголовного дела по факту смерти Ивасюка Владимира Михайловича, 1949 года рождения, отменить."
Статья 227 УПК УССР, на которую сослался старший советник юстиции Пинский, излагает полномочия прокурора по надзору за исполнением законов органами дознания и досудебного следствия. Пункт 2 этой статьи даёт надзорному прокурору право отмены необоснованных постановлений, остальные пункты этой статьи по смыслу не применимы к рассматриваемой ситуации. Т.о. к 1 ноября 1979 г, т.е. спустя 3,5 месяца с момента прекращения следствия по факту смерти композитора, республиканская прокуратура сочла решение райпрокуратуры Шевченковского района г.Львова "необоснованным". Интересно, да? При всём том, что по меркам того времени проведенная следователем Гнативом работа заслуживала по 5-балльной шкале твёрдой 4-ки "с плюсом". Об этом автор написал в предыдущей части и сейчас повторит без колебаний - работа Гнатива не имеет никаких вопиющих ляпов, глупостей или несоответствий и в целом выглядит очень достойно и убедительно. Нет никаких серьёзных претензий по сути проведенной работы и её оформлению.
В чём же дело? Что такого произошло в республиканской прокуратуре осенью 1979 г, что сподвигло старшего советника юстиции Л.Я.Пинского на эпистолярный подвиг?
Сразу скажу, ответа у автора нет и более того, автор подозревает, что никто сейчас доподлинно этого ответа уже и не знает. Но кое-какие соображения на сей счёт имеются.
К продолжению расследования могла подтолкнуть оперативная информация, поступавшая партийному руководству республики по линии КГБ и МВД. Информация эта могла быть самого разного рода, например, она могла касаться неудовлетворенности родителей Ивасюка выводами следствия, или активности почитателей на могиле любимого композитора, или могла быть связана с появлением каких-то подмётных писем или стихотворений. Кстати, эту активность могли спровоцировать и эмигрантские "радиоголоса" - к тематике их сообщений партийное руководство прислушивалось очень внимательно.
В общем, такое ощущение, что кто-то в республиканском ЦК вдруг начал задавать неудобные вопросы, связанные с прекращенным летом следствием: а насколько полным оно было? а насколько можно верить его результату? а если результат надёжен, то почему до партийного руководства доходят какие-то странные басни про смерть Ивасюка? почему народ не верит вашей работе? И ответственные работники Прокуратуры УССР взяли под козырёк и пообещали мигом всё отрихтовать.
Почему автор думает, что события происходили именно по такой схеме? Да потому, что документ из-под пера старшего советника юстиции Пинского вышел довольно-таки странный, если не сказать вымученный.
Нельзя сказать, что постановление получилось немотивированным - нет, там были перечислены вполне здравые меры, призванные придать работе Гнатива законченный вид. Так, например, Пинский ставил задачу запросить справку о погодных условиях с дня исчезновения композитора и до времени обнаружения его тела. Кроме того предлагал "назначить повторную судебно-медицинскую экспертизу, на разрешение которой следующие вопросы: а) каково время наступления смерти Ивасюка В.М.? б) каково происхождение ссадин, обнаруженных на теле Ивасюка В.М.? Прижизненны они или посмерты? в) как влияли погодные условия в период с 26.04 по 18.05.79 года на сохранение трупа Ивасюка В.М., висевшего в лесу на ветви девера." Также среди необходимых для полноты расследования мер старший советник юстиции предлагал допросить врача Веселовского, лечившего Ивасюка в Львовской областной психиатрической больнице весной 1977 г.
 
Фрагменты датированного 1 ноября 1979 г постановления прокурора-криминалиста респубюликансокй Прокуратуры Пинского об отмене постановления о прекращении уголовного дела по факту смерти Ивасюка В.М. Изображение кликабельно.
Но при этом в постановлении, сочинённом старшим советником юстиции Пинском присутствовали и очень странные, если не сказать, нелепые пункты. Автор должен признаться, что первоначальное прочтение этого документа вызвало некоторую, мягко говоря, оторопь. Вот, например, необычный пассаж, в котором автор документа выразил необычную озабоченность вопросом отделения головы от торса и запахом, исходившим от трупа: "Допросить судебно-медицинского эксперта и гистолога, выяснив у них: (...) в) С учётом веса тела Ивасюка В.М. и продолжительности его нахождения в петле, не должно ли было это повлечь за собой повреждение ткани в области шеи и отделение головы от туловища? г) Исходил ли от трупа Ивасюка В.М. гнилостный запах а момент вскрытия и от чего именно: от внутренних органов или мышц тела? д) Должен ли был ощущаться или мог отсутствовать гнилостный запах от трупа Ивасюка В.М. при его выдаче родственникам для захоронения?"
Автор должен признаться, что читая постановление Пинского буквально споткнулся об эти перлы и тусклые проблески прокурорского глубокомыслия. Прокурор-криминалист должен иметь хотя бы самое общее понимание человеческой анатомии и представление о судебной медицине, неплохо бы ему иметь и немного здравого смысла, хотя, разумеется, это сугубо опционально и доступно не всем. Шея - довольно прочтная часть тела, разорвать её гораздо сложнее, чем оторвать руку или ногу. Есть масса косвенных данных, позволяющих составить довольно верное представление о прочности шеи на разрыв. Например, из исторических документов нам известно, что участвовавшие в стрелецком бунте стрельцы оставались висеть в петлях даже спутя 3-4 года после исполнения смертной казни. Есть и другое любопытное свидетельство, например, из практики применения английского способа повешения (т.н. long-drop'а - повешение с падением тела в длинной петле) мы знаем, что отрыв головы для человека средней комплекции происходит при падении на 8 м и более метров, по этой причине длина верёвки, зависевшая от веса смертника, всегда ограничивалась 3,5 м. Энергию, необходимую для отделения головы, легко рассчитать любому, учившемуся в 6 классе средней школы. И точно также любой, наделенный здравым смыслом, понимает, что человеческое тело не разваливается на части спустя 3 или 4 недели после смерти.
Старший советник юстиции Пинский продемонстрировал необычную озабоченность довольно странными с юридической точки зрения судебно-медицинскими деталями. Изображение кликабельно.
Ещё более странными выглядят пункты, посвященные гнилостному запаху. Невозможно понять, какое значение для понимания случившегося с Ивасюком имеет от чего именно происходил запах - от внутренних органов или мышц? От чего бы этот запах не исходил - это решительно никак не влияло на картину смерти и оценку случившегося в Брюховичском лесу.
Ладно, оставим все эти причуды на совести прокурора-криминалиста и будем считать, что тот знал, что сочинял. Посмотрим лучше на дальнейший ход дела.
Прокурор Шевченковского района г.Львова С.Д.Крикливец направил уголовное дело, закрытое в июле Гнативом, заппрокурора области Кравцу, а тот 14 ноября переправил его младшему советнику юстиции, старшему следователю облапрокуратуры Шимчуку В.К.
Последний начал с того, что ктром 15 ноября допросил лесника Федоровского Владислава Яновича, от которого узнал, что в Брюховичском лесу "хищных зверей нет, могут встречаться только лисицы". С точки зрения следствия эта информация ничего не давала, поскольку хищные звери падалью не питаются, а вот всеядные лисы прекрасно объедают трупы. Вообще, следует иметь в виду, что основными разрушителями трупов являются вовсе не хищники, а насекомые, грызуны и мелкие млеокпитающие (лисы, еноты и пр.). Таким образом, информация лесника о возможном наличии в Брюховичском лесу лис ничем следователя не обогащала и ничего не объясняла. Ну, можно на них наткнуться, а можно не наткнуться, но труп в любом случае не был поврежден животными и насекомыми... И думайте, что хотите!
Далее последовали более осмысленные действия. Шимчук оформил поручения другим территориальным органам прокуратуры, в которых поставил следующие задачи: Днепропетровской горпрокуратуре - провести допрос Людмилы Шкуркиной, горпрокуратуре г.Киева - допросить Светлану Приймачок, проходившую практику в аптечном управлении столицы Украины, прокуратуре города Ровно - допросить руководителя камерного оркестра Владимира Депо, а также кассиров автобусной станции, работавших 3 мая 1979 г. Понятно, что последние 2 поручения, связанные с Приймачок и Депо, обуславливались сообщением о возмодном появлении Ивасюка в Ровно 3 мая.
Другим безусловно важным для следствия явилось поручение начальнику Шевченковского РОВД установить оперативным путём местонахождение Ивасюка в период с 24 по 26 апреля, т.е. с момента ухода последнего из дома и до предполагаемого времени самоубийства. Вообще-то, выяснением этого должен был озаботиться ещё Гнатив, причём, сразу по обнаружении 18 мая тела композитора, точнее, часов на его руке, но как говорится, лучше поздно, чем никогда. Хотя, конечно, 6 месяцев, улетевших коту под хвост - это серьёзная задержка.
Ничего дельного эта попытка следствию не принесла. Милиция отделалась формальным ответом, из которого следовало, что местонахождение Ивасюка после его ухода из дома установить не представляется возможным и розыскное дело по факту его исчезновения целиком передано в прокуратуру. Дескать, чего же вам более?
 
Слева: поручение территориальному органу МВД выяснить где находился Ивасюк с момента своего уходи из дома 24 апреля и до предполагаемого времени самоубийства, последовавшего по мнению следствия 26 апреля. Справа: ответ за подписью начальника Шевченковского РОВД. Изображения кликабельны.
19 ноября следователь Шимчук допросил Евгения Михайловича Кручека, врача "скорой помощи", в апреле 1979 г забиравшей Ивасюка в Львовскую областную психиатрическую больницу.
Кручек, в частности, заявил: "В беседе со мною Ивасюк намекнул, что жить стало ему неинтересно и он даже мог бы покончить с собою. Когда я спросил Ивасюка, не пытался ли он что-то сделать с собою, то Ивасюк мне ответил, что такие мысли у него всё время возникали и уже пора кончать с собою. Всю беседу я отразил в карточке вызова [неотложной помощи - прим.А.Р.]. Таким образом карточка была составлена со слов Ивасюка. Я во время вызова убедился, что Ивасюк болен и предложил ему [неразборчиво, по-видимому, "явку"] в психиатрическую больницу, но что Ивасюк дал согласие и я отвёз его в психиатрическую больницу на ул.Кульпарковскую."
Фрагмент допроса доктора Кручека, посвященный выяснению вопроса о налии у Ивасюка суицидальных мыслей при госпитализации в апрле 1977 г. Изображение кликабельно.
В общем-то, всё понятно и прозрачно, в полном соответствии с данными, собранными следователем Гнативом летом 1979 г.
20 ноября Львовская гидрометеорологическая обсерватория представила прокуратуре сводку о состоянии погоды в г.Львове и пригородах с 26 апреля по 18 мая 1979 г, из которой можно узнать, что в те недели было довольно прохладно. Дневная температура достигла 20°С лишь 15 мая, ночная же всё время колебалась в диапазоне 2°С - 7°С, при этом отмечались дожди в ночное время (26 - 28 апреля, 2 мая, 5 мая) и туманы. Сводка приведена ниже без купюр, любой заинтересовавшийся может посмотреть её самостоятельно.
Сводка Львовской гидрометеорологической обсерватории о состоянии погоды в г.Львове и пригорода в период с 26 апреля по 18 мая 1979 г. Изображение кликабельно.
Понятно, что подобные климатические условия прекрасно объясняют как наличие мацерации стоп, пребывавших долгое время в мокрых носках и обуви, так и неплохую в целом сохранность тела, которое охлаждалось не только прохладным воздухом, но и сырой от дождей и тумана одеждой. То есть сводка погоды не дала никакой информации, побуждающей переосмыслить картину смерти, последовавшей в последней декаде апреля в Брюховичском лесу.
20 ноября 1979 г младший советник юстиции допросил судмедэксперта, проводившего вскрытие трупа Ивасюка. Речь идёт о Клавдии Ивановне Тищенко.
Некоторые её ответы просто эпичны, их можно использовать как своего рода шаблоны речевой стратегии при разговре с болванами. Клавдия Ивановна явно руководствовалась замечательным правилом, согласно которому идиотский вопрос обязательно должен рождать идиотский же ответ. Некоторые её ответы прямо-таки просятся в хрестоматию по юридическому красноречию. Не могу не процитировать пару ярких фрагментов. Вот, например, ответ на вопрос почему голова трупа повешенного не отделилась от тела: "В данном случае не было каких-либо условий для того, чтобы голова отделилась от туловища". А вот её ответ на вопрос про источник трупного запаха - от мышц или внутренних органов? Цитата: "При вскрытии трупа Ивасюка исходил трупный запах, как вообще от трупа. Исходил ли запах от внутренних органов или мышц тела установить не представляется возможным."
Объективности ради следует отметить то, что следователь не удовлетворился скупым лаконизмом Клавдии Тищенко и 28 ноября вызвал на допрос другого судмедэксперта - Владимира Михайловича Зеленгурова, завкафедрой судебной медицины Львовского медицинского института, кандидата медицинских наук. Зеленгурский также как и Тищенко присутствовал при вскрытии трупа Ивасюка и перед ним были поставлены те же вопросы. Допрос этот интересен исчерпывающей полнотой и обстоятельностью. Если в скупом лаконизме ответов Тищенко можно заподозрить иронию и раздражение бессмысленностью задаваемых вопросов, то в ответах Зеленгурова мы видим безукоризненный стиль хорошего педагога, разъясняющего тёмные материи ленивому умом дитяте.
Протокол приведён ниже без купюр, дабы каждый желающий мог составить представление о том, какие ответы были даны по существу интересовавших следствие вопросов. Для тех же, кого интересует сугубо содержательная часть, приведёмм "выжимку". На вопрос о том "в связи с какими условиями (...) труп не разложился?" эксперт ответил так: "Для развития гниения трупа вообще имеет большое значение среда, в которой оно происходит. Из внешних условий наибольшее значение имеет температура, доступ кислорода и влажность. (...) В данном случае температура была весьма низкой - она не превышала +15°С - +16°С и лишь в самом конце периода - 16-18.05.79 г достигла 23°С - 27°С. При этом нужно иметь в виду, что ночью температура была очень низкой и лишь непродолжительное время днём достигала максимума. Кроме того, были ветры, которые остужали труп. В тот же период шли дожди и были туманы, одежда на трупе была постоянно влажной и из-за низкой температуры не просыхала, создавая влажность, которая замедляла процесс гниения. Всё это и обусловило то обстоятельство, что труп на момент его вскрытия был в состоянии частичного /не резко выраженного/ гниения." По поводу странных фантазий про отделение головы после 3-недельного пребывания трупа в петле, судмедэксперт высказался так: "Как многолетняя практика, так и данные литературы показывают, что при длительном даже свободном висении тела при повешении отделение головы от туловища происходит только при полном скелетировании с разделением связок /размягчением/. Если скелетирование не наступило, то есть мышцы и связки сохранены, то отделение головы от тулоивща не произойдёт, независимо от срока нахождения в петле. В данном случае, гниени трупа было частичным, мышцы хорошо сохранились и условий для отделения головы не было. Кроме того, нужно иметь в виду, что труп Ивасюка не находился в свободном висении, а упирался ногами в землю и вес тела распределялся между петлёй и опорой ног. Поэтому ничего из ряда вон выходящего в том, что труп висел в петле, а голова не отделилась от туловища, нет, всё это соответствует судебно-медицинским данным".
Даже удивительно, что такие очевидные, в общем-то, детали надо было разжёвывать людям с высшим юридическим образованием и опытом следственной работы по серьёзным уголовным делам!
   
Протокол допроса Зеленгурова. Изображение кликабельно.
Заслуживает упоминания история с надругательством, или, говоря точнее, осквернением места захоронения композитора. Она ничего не прибавляет к прояснению обстоятельств смерти Ивасюка, но весьма ярко характеризует обстановку того времени, а потому имеет смысл уделить ей немного времени.
Сначала прокурору Шевченковского района было направлено письмо за подписью зам.начальника следственного управления облпрокуратуры с просьбой сообщить о наличии материалов проверки или уголовного дела по факту надругательства над могилой Ивасюка В.М. На это был дан ответ, из которого следовало, что Лычаковское кладбище, на котором был похоронен композитор, находится на территории другого района - Червоноармейского - а посему в прокуратуре Шевченковского района никаких материалов, связанных с осквернением могилы, нет. Забавно, конечно, то, что зам.начальника следственного управления областной прокуратуры перед тем как посылать не по адресу свою бессмысленную цидулку не удосужился посмотреть на карту Львова (или не сделал телефонного звонка в райпрокуратуру, чтобы получить необходимую справку). Ещё раз подчеркнём: Львов - город маленький, масштабом подмосковной Коломны или Тулы, это не Москва, не Ленинград и даже не Киев с многочисленными городскими районами, не знать его административного деления для работника правоохранительных органов - это какой-то совсем уж эпичный непроффесионализм.
Ладно, Бог с нею, с доблестной советской прокуратурой, опустим последующую переписку с прокуратурой Червоноармейского района и РОВД и перейдём сразу к сути. 27 ноября 1979 г в кабинете Шимчука оказался некий Яйко Евгений Емельянович, заведующий Лычаковскимк ладбищем. Обладатель говорящей фамилии был молод - всего 37 лет! - но занимал должность очень хлебную, очень доходную, кладбищенская мафия в советское время имела не только тотальное распространение, но и тотальную наглость. Изощрённой и многоступенчатой системой уловок человека принуждали платить значительные суммы денег за организацию и проведение похорон помимо тех платежей, какие предусматривались законом. Поборами обкладывали всех, помимо очень узкого круга чиновников, вся эта система курировалась БХСС и была совершенно неуязвима для закона. Про это сейчас мало говорится, точнее, вообще не говорится, но советская сфера ритуальных услуг неизменно производила самое омерзительное впечатление на всех, кто с нею сталкивался. Если человек принципиально отказывался давать взятку за более или менее пристойную организацию похорон, то кладбищенские негодяи устраивали свой фирменный фокус, рассказы о котором автор слышал от людей из самых разных регионов Советского Союза. На кладбище процессию подводили к выделенной могиле... которая была заполнена водой: "вот, пожалуйста, можете опускать в воду! других могил для вас нет!".
Итак, молодой директор Лычаковского кладбища оказался на стуле напротив Шимчука и рассказал об осквернении могилы Ивасюка следующее: "(...) 5 июня 1979 г, когда я вышел на работу, то сторож кладбища Цижман Иван Иосифович мне сообщил, что вечером 4 июня 1979 г на могиле Ивасюка от горящих свечей загорелись венки, в результате чего была повреждена фотография Ивасюка, которая находилась на надгробной тумбочке. Со слов сторожа, огонь на могиле Ивасюка тушили работники милиции, они же отнесли надгробную тумбочку от могилы Ивасюка, чтобы её не повредил огонь. (...) Больше случаев пожара на могиле Ивасюка не было. также не было случаев надругательства над могилой Ивасюка".
В общем, клабдищенский начальник ото всего отперся и попытался уверить прокурора, что в его департаменте всё в порядке. Однако прокурор что-то знал и дал понять энергичному организатору рабочего процесса на ниве ритуальных услуг, что Яйко недооценил его осведомленность. Шимчук задал такой вопрос: "Имели ли место случаи, когда выкручивалась звёздочка с надгробия тумбочки на могиле Ивасюка?"
Гражданин кладбищенский начальник моментально сориентировался в обстановке и поспешил разъяснить: "После похорон Ивасюка было два случая, когда неизвестными лицами выкручивалась звёздочка на надгробной тумбочке Ивасюка. В обоих случаях я ставил в известность директора производственно-реставрационного комбината похоронного обслуживания Сявулу, в милицию об этом мы не сообщали. Как в первом, так и во втором случае на надгробную тумбочку могилы Ивасюка мы закручивали звёздочки сразу же как их снимали неизвестные лица. (...) Первый случай выкручивания имел место в июне 1979 г, а второй - примерно две недели назад."
История трагикомическая, что и говорить! Непримиримая, но вороватая борьба западенских националистов со звёздочкой на могиле советского композитора выглядит особенно примечательной в контексте того, как сам Ивасюк за неделю до смерти переживал из-за того, что ему не достался комсомольский значок, прилагавшийся к Почётной грамоте ЦК ВЛКСМ. Об этой истории было рассказано в предыдущем фрагменте очерка, кто забыл - перечитайте! То есть, для самого Ивасюка принадлежность к комсомольскому движению и демонстрация символа такой принадлежности имели важное значение, но отцы и матери тех бандерлогов, что уже в XXI-ом столетии принялись скакать с воплями "москаляку на гиляку!", посчитали, что талантливый композитор ошибался. Бог им судья, коли они успели умереть, а если нет, то, глядишь, отцы и дети допрыгаются и до суда земного.
 
Слева: Ивасюк (крайний справа) в кругу друзей и родных. Слева: карточка разыскиваемого Ивасюка Владимира. Такие в апреле-мае 1979 г раздавались сотрудникам милиции, заступавшим на дежурства в общественных местах.
28 ноября фельдъегерской почтой был получен ответ Днепропетровской прокуратуры с протоколом допроса Людмилы Шкуркиной. Этот документ приведён ниже целиком, но не в силу своей важности, а по причине прямо обратной - ничего значимого для понимания случившегося с Ивасюком в этом протоколе нет. Людмила ничего толком про жизнь Владимира не знала и именно эта неосведомленность является самой интересной для нас деталью. Процитируем самые информативные фрагменты этого документа:
"Родилась я в г.Кицмане (...). В КИцмане я окончила среднюю школу, т.е. 10 классов, в 1967 г и сразу же поступила в Киевский театральный институт, который окончила в 1971 г и была направлена для работы в Днепропетровский театр им.Горького актрисой. С 5-летнего возраста я знаю Ивасюка Володю, который учился со мной в одной школе и в одной музыкальной школе. Когда училась в школе, то Володю я знала хорошо, т.к. мы вместе занимались художественной самодеятельностью, часто выступали на олимпиадах. Мы с Володей дружили. По натуре он был очень добрый, чуткий, интеллигентный, любил своих родителей, сестёр, весёлый. Когда он учился в Черновицком мед.институте, а я в Киевском театральном институте, то [мы] встречались на каникулах, а также были факты, когда он приезжал ко мне в Киев. После окончания института я работала в Днепропетровске и всё равно поддерживала связь, бывал и Володя в Днепропетровске, проведывал меня. (...) Во время отпусков я с ним и встречалась."
Насколько можно понять из текста, отношения Людмилы и Владимира имели характер совершенно платонический. Это немного странно, ведь из показаний родителей мы знаем, что Людмила Шкуркина в их глазах была кем-то вроде невесты сына. Характеризуя планы такого рода Людмила ответила следующим образом: "Наши встречи были регулярными и я считала, что придёт время и мы поженимся, т.к. он ещё учился, а я уже была (неразборчиво) с работой, однако, чёткого дня, даты, времени о женитьбе [так в оригинале - А.Р.] мы не намечали." Как видим, все домыслы такого рода упираются в то, что Людмила "считала, что придёт время и мы поженимся", а вот Владимир ничего такого конкретного не намечал. Это удивительное противоречие самооценок хорошо изветсно социологам - при всех массовых опросах населения доля замужних женщин больше числа женатых мужчин на 3-4%, чего объективно быть не может, поскольку процент лиц, состоящих в браке должен быть быть одинаковым для обоих полов. Перед нами классическая "девичья фантазия" - интимных отношений с мужчиной не поддерживаю, вопрос о вступлении в брак не обсуждаю, вижусь с ним раз-два в год и даже почтовой переписки с ним не имею, но при этом "я - невеста"! Бывает, конечно, хотя к 29 годам - а Людмиле на момент снятия показаний уже шёл 30-й год - такого рода иллюзии женщины обычно изживают.
    
Протокол допроса Людмилы Шкуркиной. Изображение кликабельно.
Когда же свидетельница в последний раз встречалась с Ивасюком? Цитата: "Последний раз я виделась с Володей в августе 1978 г, когда я была в отпуске в Черновцах." На этом месте допрос можно было смело заканчивать, поскольку свидетель, видевшийся с умершим за 8 месяцев до смерти и не поддерживавший с ним контактов по телефону или почте, ничего дельного показать не мог. Если что-то Шкуркина и знала, то только с чужих слов.
Впрочем, дослушаем Людмилу до конца: "В Черновцах я с ним была в послдених числах августа, а расстались [мы] в первых числах сентября 1978 г. Когда встречались, то он вёл себя скромно, особо разговора у нас о женитьбе не было, говорил, что собирался поступать в Союз композиторов, жизнь себе представлял оптимистически. Неудач в жизни у него не было, он мечтал о многом. Мысли о самоубийстве у Ивасюка не было, он [подобных намерений] не высказывал, о каких-либо заболеваниях он мне не высказывал, но после его смерти кто-то говорил, что он якобы наблюдался психоневрологом."
В общем, видно, что Людмила многого о "женихе" не знала, да и тот не особо стремился к доверительным отношениям. Ивасюк был индиффрентен к Шкуркиной - после прочтения этих показаний подобное предположение можно считать уже доказанным. Вспомните, с какой энергией он предлагал встречу своей харьковской знакомой Корниенко: в Киев приезжай в любое время, увидимся в Киеве!.. во Львов приезжай в любое время у меня квартира 2-комнатная!.. давай в Крыму повидаемся, я там отдыхаю, могу тебя разыскать! Вот там мы видим порыв, там было желание! А здесь - совершеннейшая чепуха, вежливость в пределах рамок этикета, не более того! Мужчина, имеющий влечение к женщине так себя вести не станет.
На этом все рассуждения на тему "Людмила Шкуркина - избранница Владимира Ивасюка" можно считать закрытыми. Никогда она его избранницей не была!
Некоторый интерес представляет допрос Мирослава Скорика, композитора, состоявшего с Ивасюком в дружеских отношениях. Его показания проливают свет на детали музыкального конкурса в г.Хмельницке, председателем жюри которого Скорик являлся. Итак, слово свидетелю: "Ивасюка Владимира я знаю примрено с 1974 г, познакомились мы при случайных обстоятельствах в Союзе композиторов Украины, куда он приехал по своим делам. В личных дружеских отношениях мы никогда не находились. Эпизодически встречались на различных мероприятиях, связанных с музыкой. В последний раз мы встретились в гор.Хмельницком, где проходил Республиканский фестиваль-конкурс "Комсомольской песни". Я был председателем жюри, Ивасюк - членом жюри. В состав жюри конкурса кроме нас входили Чернец Василий Гнатович, работник ЦК комсомола УССР, Бабич Ростислав, дирижёр эстрадно-симфонического оркестра Укррадио, Стельмах Лада, работник Укрсовпрофа и другие фамилии, которых я не запомнил [так в оригинале - прим.А.Р.]. (...) Во время пребывания в Хмельницком Ивасюк был несколько угрюм, молчалив. Общался Ивасюк с музыкантами ансамбля "Арника" из г.Львова. Краем уха я слышал разговор о том, что Ивасюка в этом году не выдвинули на соискание премии им.Островского, но тем не менее, тот, кто это говорил, его же и успокоил, сказав, что волноваться не следует, что он по всей вероятности будет выдвинут в следующем году. Были ли Ивасюк по этому поводу расстроен или нет, я не обратил внимания.[Данный фрагмент выделен в протоколе - прим.А.Р.] Из Хмельницкого мы разъехались 23 апреля 1979 г. Ивасюк уехал на несколько часов раньше меня и на банкете по случаю окончания конкурса-фестивался не присутствовал.
Интересно окончание протокола: "Спустя 3-4 дня ко мне на квартиру позвонила сестра Ивасюка и, рассказав, что Володя несколько дней отсутствует дома, спросила, не было ли поведение брата в Хмельницком странным. [выделено мною - прим.А.Р.] Я ей ответил, что в [его] поведении никаких странностей не замечал. После этого я с сетрой Ивасюка не встречался и ни о чём не разговаривал. Какова причина смерти Владимира Ивасюка мне неведомо."
То, что Ивасюк, находясь в Хмельницком, узнал о своём невыдвижении на республиканский конкурс им.Островского, новостью не является. Это стало ясно ещё по результатам расследования, проведенного летом 1979 г Гнативом, о чём в своём месте было написано. Скорик фактически подтвердил известное ранее, так что не эта деталь представляется в его показаниях действительно важной.
Обращает на себя внимание звонок сестры Ивасюка по домашнему телефону Скорика. Дело, разумеется, не в том, что он опровергает слова Мирослава Михайловича будто тот "в личных дружеских отношениях" с Ивасюком никогда не находился. По-видимому, находился, хотя и пожелал сие во время допроса не признать. И не в том, что Галина Ивасюк решила позвонить Скорику - это-то как раз выглядит оправданным и логичным во всех отношениях. Интересно то, что сестра спросила именно о странностях поведения брата.
Согласитесь, это не самый очевидный вопрос в той ситуации. Логичнее было бы спросить о возможных конфликтах Владимира во время пребывания в Хмельницком... о неприятных или досадных происшествиях... о подозрительных знакомствах, наконец! Когда у человека стабильное и адекватное поведение спрашивать о возможных странностях никому в голову не придёт - такой вопрос бессодержателен и просто неуместен. Но если родная сестра напрямую задала подобный вопрос совершенно постороннему человеку, стало быть, у неё имелись основания ожидать, что некие странности могут возникнуть.
Что это за основания, мы не знаем. Родители композитора не пожелали высказаться на сей счёт во время допросов. Но их нежелание быть искренними никого обмануть не могло - ни следствие в 1979 г, ни тех, кто читает эти строки спустя десятилетия.
ОКОНЧАНИЕ В ПРОЦЕССЕ ПОДГОТОВКИ
|
