©А.И.Ракитин, 2019 г.
©"Загадочные преступления прошлого", 2019 г.

Книги Алексея Ракитина в электронном и бумажном виде.


Cмерть композитора (фрагмент VII).

Начало: (фрагмент I)    (фрагмент II)    (фрагмент III)    (фрагмент IV)    (фрагмент V)    (фрагмент VI)


     До некоторой степени странным может кому-то показаться то обстоятельство, что следователь долгое время не проводил допрос Татьяны Жуковой, одной из важнейших свидетельниц по делу.


     Ну, в самом деле, как же так, допрошены уже лучшая подруга Татьяны и женщина, сдававшая ей для проживания жильё, а сама возлюбленная Владимира Ивасюка в кабинет следователя не приглашалась! Однако, ничего конспирологического в подобной отсрочке нет и объяснение ей донельзя тривиально - Татьяна вместе с театром находилась на гастролях в Ворошиловграде (ныне - Луганск).
     По этой причине 1 июня 1979 г на имя директора Львовского оперного театра за подписью районного прокурора Шевченковского района Крикливца С.Д. была направлена телеграмма с требованием срочного откомандирования Татьяны Жуковой во Львов сроком на 2 дня. Директору театра пришлось исполнить требование и 6 июня в 10:30 Татьяна Васильевна Жукова оказалась в кабинете следователя Гнатива.

Телеграмма райпрокурора Крикливца директору Львовского оперного театра, труппа которого находилась в Ворошиловграде на гастролях, с требованием отправить Жукову во Львов на двое суток. Изображение кликабельно.


     Допрос Жуковой является одним из самых объёмных (почти 20 страниц!) и информативных документов, поэтому его разбору надо уделить особое внимание. Тем более, что в нём содержится много таких деталей, осведомленность о которых позволит по-иному взглянуть на предысторию трагедии. Сначала небольшая автобиографическая справка, характеризующая свидетельницу: Татьяна родилась 9 мая 1950 г, т.е. на момент описываемых событий ей исполнилось полных 29 лет. После окончания 8-летней школы в Лысогорке, в Ставропольском крае (это по соседству с тем самым Лермонтовым, где тихо и незаметно до весны 1959 г проживал Семён Золотарёв, да-да, тот самый!), Татьяна отправилась во Львов, где закончила с отличием Львовский техникум автоматики и телемеханики. С 1967 г по 1970 г работала оператором-технологом на заводе, потом поступила на подготовительные курсы вокального факультета Львовской консерватории. Отучившись 2 года и успешно их закончив, Татьяна была принята на основной курс вечернего отделения упомянутой консерватории. С того же 1972 г она стала работать "демонстратором одежды" в Львовском доме моделей.
     Через 4 года, в 1976 г, Татьяна была принята на работу солисткой оперного театра. В 1977 г она закончила консерваторию с отличием и после этого была включена в основную группу солистов театра. В апреле 1978 г Жукова в качестве делегата участвовала в работе XVIII съезда ВЛКСМ, а в июле-августе того же года стала членом делегации СССР на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Гаване. Мероприятие это было ярким, красочным и интересным, советская делегация отправилась на Кубу на борту теплохода "Шота Руставели". То, что Татьяна попала на такое мероприятие в Гавану, свидетельствует о многом - она ведь не тур купила в турагентстве (тогда таковых попросту не существовало!), а отправилась за границу представлять советскую молодёжь. Все кандидаты в поездки такого рода проверялись госбезопасностью самым тщательным образом. То, что Татьяну выпустили зарубеж означает, что её биография была идеально чиста, причём не только по формальным признакам. Таких людей серьёзно проверяли, задействуя оперативные возможности КГБ, т.е. и телефонные разговоры слушали, и почту читали, и агентуру ориентировали на сбор данных... Если бы Татьяна Жукова имела какие-то подозрительные контакты, занималась бы, скажем, "фарцовской" или проституцией, или просто шутила бы про "брови Брежнева", то в Гавану она бы не попала однозначно. И не надо думать, будто от Комитета формации 1978 г такого рода поведение можно было скрыть - нет! люди были как на ладони, а уж тем более люди из творческой богемы, не имеющие в своей массе понятия, как работала советская госбезопасность.

Международный фестиваль молодёжи и студентов в Гаване был крупным политическим мероприятием, участие в котором являлось большой честью для каждого члена делегации Советского Союза.


     То, что Татьяна Жукова поехала в Гавану в составе делегации Советского Союза означает с одной стороны, её полную лояльность Системе, а с другой - полное отсутствие компрометирующих связей.
     Итак, слово Татьяне Жуковой. Вот как она рассказала на допросе о своём знкомстве с Владимиром Ивасюком: "Он искал певицу, чтобы имела голос, как София Ротару. Ему посоветвоали в консерватории меня. мы встретились с ним 24 октября 1973 на его квартире по ул.Маяковского, 106/13. тогда он жил с сестрой своей Галей. (...) С этого времени мы стали знакомыми. Официально мы стали друзьями 7 ноября 1973 г."

"Официально мы стали друзьями 7 ноября 1973 г." Изображение кликабельно.


     Далее несколько слов, характеризующих Владимира: "Володя был человек хороший, однако был замкнутый. Круг знакомств у него был большой, однако он был скрытный, наверное всё это исходило из воспитания. Он был умным, грамотным, воспитанным, прекрасно разбирался в музыке."
     Это так сказать, портрет жирными мазками, без деталей. После такого вступления Татьяна переходит к обстоятельному рассказу: "Примерно в 1976 г мы решили с Володей пожениться, однако в дальнейшем он стал уходить от этих вопросов. В феврале 1977 г мы с ним поссорились из-за этого и до апреля месяца не встречались. Затем мне позвонил из психиатрической больницы Володя и [по]просил, чтобы я приехала к нему. (...) В приёмном покое мы сидели в комнате, разговаривали и одновременно плакали. Он мне продолжал объясняться в любви и говорил, что мы должны пожениться. Я была согласна выйти за него замуж."
     Как видим, Ивасюк за два месяца до попадания в психлечебницу расстался с Татьяной Жуковой. Это любопытное дополнение к известной уже информации. Возможно, именно этот травмирующий фактор сказался на разбалансировке его психики больше, чем напряженная работа. Сложно сказать, так ли это на самом деле - нет у нас весов для подобного рода взвешивания - но совпадение представляется весьма многозначительным.
     А что известно Жуковой о болезни Ивасюка? Цитируем: "Володя мне рассказывал, что у него от работы возникла сильная нервная депрессия. И я сама знала, что [он] мог работать ночами, сутками и ничего не кушал. У него возникло нервное истощение. Володя даже ещё в школе перерезал руку, у него было нервное истощение и родители вынуждены были забрать его с этой школы".
     Стоп! Вот это по-настоящему важно.
     Следователь уже допрашивал отца и мать композитора и они должны были сообщить ему об имевшей место в юности попытке самоубийства. Однако, почему-то ни Михаил Григорьевич, ни София Ивановна, нужных слов не нашли. Забыли? А разве такой эпизод можно забыть? Откройте любой научный труд по суицидологии и в нём непременно найдётся упоминание двух важнейших индикаторов предрасположенности к самоубийству: а) наличие родственников, покончивших с собою, и б) ранее имевшая место суицидальнаая попытка, либо даже не одна. В подавляющем большинстве случаев опытка самоубийства - это рецидивный акт, т.е. совершаемый не в первый раз.
     То, что Владимир Ивасюк пытался покончить с собою в школьные годы, рождало обоснованные подозрения, что в апреле 1979 г он вспомнил о полученном тогда опыте. Родители, будучи неглупыми людьми, это понимали... Но вместо того, чтобы сообщить следствию важную ориентирующую информацию, они предпочли обойти школьный эпизод полным молчанием. Что это, как не попытка манипулирования следствием?

Михаил Григорьевич Ивасюк, отец композитора.


     Перед нами очень тревожный сигнал, заставляющий по-новому оценить поведение родителей Владимира Ивасюка после его смерти. Вместо того, чтобы чистосердечно и откровенно - как того требует Закон - сообщить следствию всю информацию, имеющую или возможно имеющую отношение к произошедшей трагедии, родители принялись играть некую "свою игру" и самостоятельно решать, что для следствия важно, а что - нет. Почему они себя так повели? Да потому, что не хотели, чтобы версия самоубийства выглядела достоверной!
     Надо ли удивляться тому, что пошли разговоры об убийстве Владимира? Нет, конечно, теперь-то мы понимаем, что сами же родители эти сплетни и распускали. Или, как минимум, не препятствовали их распространению.
     Не зря говорится: маленькая ложь рождает большое недоверие. Если родители скрыли факт суицидальной попытки Владимира в школьные годы, то может быть, они скрыли и что-то ещё?


     Впрочем, читаем показания Жуковой далее, там ещё интереснее (стиль оригинала сохранён): "Отец и мать Володи не хотели, чтобы я ходила к нему [в больницу]. Его родители стали меня обвинять, что, мол, по моей вине Володя попал в больницу. По желанию матери врачи не стали меня пускать к Володе и меня не пускали. Однако Володя хотел нашей встречи и нам разрешили видеться. Мать Володи мне объясняла, что у меня своя работа, что я актриса, что я не смогу быть ему женой. Она объясняла, что Володя как взрослый ребёнок, что за ним нужно всё время смотреть. Родители видели во мне ка бы девушку лёгкого поведения".
     Внимательный читатель наверняка помнит эпический рассказ отца композитора о том, как пьяная Татьяна Жукова кричала и свистела под окнами квартиры Владимира. Рассказ звучал солидно, обоснованно, со ссылкой на соседей. Следователь, разумеется, поинтересовался у самой Татьяны, откуда же в этой истории "растут ноги"? Ответ оказался весьма любопытен: "Однажды был случай, когда я зашла к Володе, мы поели, я пошла на первое своё выступление в тетаре и договорились встретиться. Сестра Володи в это время лежала в больнице. После спектакля, примерно в 1 час ночи, я пошла к Володе, так мы договорились. Он был на спектакле, но ушёл раньше. У него я оставила ноты. Когда я подошла, то увидела, что свет горел. Я стала звонить, но никто не открывал, тогда я подошла к балкону и стала тихонько звать. В это время вышла соседка Стева и стала кричать на меня, стала говорить, что вызовет милицию. Я ей объяснила, что должна забрать ноты. Соседка Стева очень опекала его, хотя он её не любил. Она вмешивалась в его дела, интересовалась всем и поэтому Володя её не любил, хотя открыто этого не высказывал ей. Позже, вернее, на другой день, я узнала от Володи, что его в тот вечер не было дома и пришёл он позже, т.к. был в больнице у сестры. Это был единственный случай, когда я пришла, а Володи не было."
     В общем, как видим, многозначительные рассказы Михаила Григорьевича Ивасюка о вульгарном поведении Жуковой при ближайшем рассмотрении сократились до одного-единственного эпизода совершенно невинного содержания. Причём, в этой части Жукова заслуживает большего доверия, нежели отец композитора, хотя бы потому, что отца за лжесвидетельство вряд ли стали бы мурыжить всерьёз, а вот если бы Татьяну поймали на лжи, то кровь попортили бы изрядно. Почему это так, надо объяснять, или понятно без лишних слов?
     Разумеется, следователь задал вопросы о половой сфере - эту тему никак нельзя было обойти молчанием. Татьяна ответила следующим образом: "В половом отношении Володя был нормально развит, никаких недостатков в этом отношении у него не было. В интимном отношении мы были с ним тактичны и открыты. Я сделала три аборта от жизни с Володей. Когда я первый раз забеременела, то объяснила Володе, что нужно как-то решить наши отношения. Володя всё говорил, что ещё нужно подождать и предложил аборт сделать. Я не могла заставлять его жениться, а воспитывать ребёнка [в одиночку - прим.А.Р.] я была не в силах. Последний аборт я делала от него примерно три года тому. Я его очень любила, поэтому не остерегалась от того, чтобы не беременеть."
     Очень интересный пассаж и притом откровенный. Не каждая женщина признается следователю в совершении трёх абортов.
     Причём, прочитавший этот отрывок может истолковать его совсем не в том ключе, нежели то задумывалось Татьяной. По её мнению, упоминание о сделанных абортах доказывало её глубокую привязанность и доверие своему мужчине. А другой человек увидел бы в этой детали нечто иное - невнимание Ивасюка к своей возлюбленной и его безразличие к её здоровью. Надо понимать, что аборт в эпоху "развитОго социализма" отнюдь не идентичен нынешней операции такого рода. В Советском Союзе это была очень травматичная и опасная медицинская продедура, которая мало того, что была болезненной, ибо проводилась без анестезии, так могла к тому же повлечь и самые серьёзные последствия - от бесплодия до смерти. Аборты вообще не рекомендовались нерожавшим женщинам, поскольку после такого рода манипуляций риск стать бесплодной был очень велик. И Ивасюк, будучи врачом по образованию, понимал эти нюансы лучше большинства мужчин. Тем не менее, он не останавливал Татьяну. То, что Владимир Ивасюк трижды разрешил своей возлюбленной прерывать беременность, с большой долей вероятности свидетельствует о его нежелании связывать с нею свою жизнь.

Светлана Федорченко (слева) и Татьяна Жукова (справа).


     Поэтому признание Татьяны Жуковой в каком-то смысле дезавуирует неоднократно повторенный ею на разные лады тезис о взаимной любви. Причём, сложно сказать, что было первичным - нежелание самого Ивасюка связывать свою жизнь с Жуковой или же давление родителей Владимира. Вполне возможно, что последние создавали очень удобный для него эмоциоанльный фон, ссылаясь на который он мог объяснять нежелание вступать в брак, дескать, сам-то он не против, но вот мама... ты же сама видишь! а папа... ты же сама понимаешь!
     В общем, история о трёх абортах работает против той версии отношений, на которых настаивала Татьяна Жукова. Хотя и неясно, понимала ли это она сама?
     Вернёмся, впрочем, к протоколу допроса. Следователь задал вполне логичные вопросы о возможных связязях Владимира Ивасюка с другими женщинами. Татьяна ответила следующее: "Я не допускала того, чтобы Володя встречался и был в близких отношениях с другими девушками. У Володи была любимая девушка по имени Люда, его землячка. Они хотели пожениться, но родители были против, а какова причина мне неизвестно. Федорченко Светлана - это моя лучшая подруга, как сестра. Познакомились мы с ней ещё когда жили вместе в общежитии. С Володей у неё были чисто дружеские отношения. (...) Познакомились они [Ивасюк и Федорченко - прим.А.Р.] когда вместе поступали в консерваторию. Он не заходил в квартиру когда меня не было. (...) С моей сестрой Людмилой Володя был знаком через меня. Она приезжала трижды в г. Львов, т.к. проходила лечение в неврологическом диспансере. Володя знал лечащего врача Веселовского (...) и он помог утроить мою сестру."
     Людмила, сестра Татьяны Жуковой, была упомянута во время допроса совсем неслучайно. Дело в том, что в последней декаде марта 1979 г., ровно за месяц до своей трагической гибели, композитор ездил в Харьков, где выступал на республиканской конференции по научному коммунизму. Там, в Харькове, он встречался с Людмилой, а потому неудивительно, что следователь принялся задавать вопросы о возможных отношениях между ними. Татьяна ответила без колебаний: "Володя у Людмилы в Харькове не ночевал. В марте 1979 г Володя был в г.Харькове на каком-то семинаре. Он встречался с ней, [они] ходили по городу, ходили в кафе. У неё он много спрашивал обо мне, моём детстве. Мне кажется, что кроме моей сестры Володя никого не знал в г.Харькове".
     В этом месте внимательный читатель наверняка вспомнит записку с двумя женскими фамилиями и харьковскими адресами, найденную в кармане плаща Владимира Ивасюка. И озадачится, ведь что же это получается: записка с "координатами" двух женщин из Харькова у Ивасюка имелась, а Татьяна Жукова ничего об этих контактах не знала! Интересно, правда? Чуть ниже мы вернёмся ещё к этой записке, нас ждут очередные неожиданные открытия.

Записка с адресами проживания в Харькове двух девушек - Корниенко Виктории Витальевны и Корниенко Елены Васильевны - найденная в кармане плаща Ивасюка.


     Озадаченный следователь, услыхав про отсутствие у Владимира Ивасюка знакомых в Харькове, осторожно поинтересовался, известны ли Татьяне девушки из этого города по фамилии Корниенко? Татьяна ответила: "Я не знаю никаких девушек или женщин под фамилией Корниенко, которые бы проживали в Харькове."
     Закончив с обсуждением отношений Ивасюка с женским полом, следователь перешёл к выяснению вопроса о склонности композитора к прогулкам в лесной зоне. Подтекст подобного интереса понятен. Татьяна ответила развёрнуто, даже в кратком протокольном изложении получилось длинно: "Володя очень любил природу, мы часто с ним выезжали в лес. Он иногда звонил мне и предлагал ехать в лес, очень любил воду. Мы останавливали машину, такси или же частный автомобиль и выезжали в лес." Далее следует рассказ про поездки в различные лесные районы и к озёрам. Касаясь поездок в Брюховичский лес, Татьяна сообщила следователю, что "в Брюховичи со мной ездили очень редко" (так в оригинале). Хотя такие вылазки всё же случались (стилистика оригинала сохранена): "Однажды в 1975 году мы вмесет с ним ездили в Брюховичах. Отмечали мы мой день рождения".
     Далее следователь решил уточнить наличие у Ивасюка связи с объектами в районе Брюховичского леса и задал в связи с этим соответствующие вопросы. Получил исчерпывающий ответ: "Мне неизвестно, чтобы у Светы были знакомые, которые в Брюховичах имеют дачу в районе туберкулёзной больницы. К пансионатам "Электрон" или "Юность" Володя не имел никакого отношения и мы туда никогда не заходили."
     После разговора о лесах и озёрах, видимо, довольно продолжительного, следователь Гнатив вновь вернулся к вопросу об отношении Владимира Ивасюка с женским полом, а конкретно, с Софией Ротару. То ли понял, что забыл поинтересоватья конкретно этим, то ли решил проверить, не сообщит ли свидетельница н сей нечто малоизвестное. Татьяна Жукова ничего неожиданного не ответила: "С Ротару у Володи были чисто творческие отношения."
     Разумеется, следователю надлежало поговорить со свидетельницей и о финансовом положении её близкого друга. Всё-таки, сбережения Владимира Ивасюка по тем временам были не просто очень большими, а исключительными. Напомним, у него на сберкнижках хранилось порядка 44 тыс.рублей - для того времени это была колоссальная сумма. К вопросу о деньгах Владимира следователь возвращался дважды с некоторым интервалом. Если суммировать сказанное Татьяной, то ответы сводились к следующему: "О своих сбережениях Володя мне никогда не рассказывал и я у него не спрашивала. У меня свои деньги были. Я догадывалась, что у него есть сбережения. (...) Если мы с ним посещали кафе или ресторан, то рассчитывался Володя. (...) Володя к беньгам был очень бережливым. Занимал деньги он только близким людям. За последнее время родители выдавали деньги Володе, если так можно выразиться".

"За последнее время родители выдавали деньги Володе, если так можно выразиться".


     Признаюсь, последняя фраза аж резанула глаз. Ну в самом деле, мужчине уже 30 лет, он самостоятельно заработал своё богатство, причём богатство настоящее, без оговорок... что значит, "родители выдавали деньги"?! Получается, родители контролировали кошелёк сына? Это очень нехороший сигнал. Почему такое вообще стало возможным? Владимир Ивасюк - благоразумный, адекватный, полностью дееспособный мужчина, почему со стороны родителей имела место подобная опека, скажем прямо, недопустимая?
     Можно, конечно, заподозрить, что косноязычный Гнатив в очередной раз криво записал слова Жуковой... читатель сам может видеть, как тужится бедный следователь, пытаясь настрогать пару-тройку понятных фраз! Честное слово, ему бы в Сизифы пойти работать, камни в гору катать - это получилось бы лучше, чем протоколы строчить. Но думается, что мы имеем дело вовсе не с криворукостью гражданина Гнатива.
     Некоторые настораживающие в этом отношении моменты проскальзывали в материалах уголовного дела и ранее. Например, до некоторой степени удивительной показалась калькуляция последней поездки Владимира в Хмельницкий, которую выдала мать композитора во время допроса. В своём месте фрагмент этот цитировался. София Ивановна очень точно подсчитала денежные суммы, которыми располагал сын до поездки на конкурс, после возвращения и перед выходом из дома после обеда 24 апреля, когда мать его видела в последний раз. Такая осведомленность о ситуации в чужом кошельке не то, чтобы покоробила, но... обратила на себя внимание. Для сравнения, автор считает возможным сослаться на собственный жизненный опыт - в том же самом 1979 г родители не знали сколько денег в моём кошельке. Конечно, я был школьником и у меня не было 44 тыс.рублей на 4 сберкнижках, но родителей не интересовало сколько у меня денег - 2 рубля или 3, понимаете?
     Другой любопытный момент - это отдых Владимира Ивасюка с родителями на море. Понятно, что сын должен уделять время родителям, находить возможности для помощи им и всемерной поддержки, когда в этом возникает потребность, но и отдыхать самостоятельно он должен. Начиная с определенного возраста человеку необходима свобода и приватность и, говоря по совести, прочитав о ежегодном отдыхе с родителями на море, возникло ощущение, что со свободой и приватностью у Владимира Ивасюка дела обстояли не совсем так, как следовало.
     И вот теперь "родители выдавали деньги"...
     Ладно, вернёмся к протоколу, тем более, что дальше оказалась затронута тема в высшей степени важная для следствия. Речь зашла о склонности Владимира Ивасюка выпивать и сказанное Татьяной Жуковой прозвучало диссонансом по отношению к тому, что говорилось об этом ранее родителями композитора. Итак, цитата: "Ещё до болезни, то Володя любил выпивать (так в оригинале - прим.А.Р.). Он мог прилично выпить. Его окружали творческие работники, которые употребляли много спиртного и Володю в это втягивали. Чтобы себе "пробить" что-либо в творчестве, Володя должен был тоже угощать спиртным некоторых работников и сам втягивался в это".

"Ещё до болезни, то Володя любил выпивать."


     Что ж, теперь мы видим перед собой живого человека. В Советском Союзе важно было пить, многие дела действительно решались только через спиртное. Важно было не просто иметь знакомства - нужные связи тогда назывались подзабытым ныне словом "блат" - куда важнее было уметь их поддерживать. И совместная выпивка - это один из лучших способов поддержки полезных отношений, своеобразный индикатор взаимного расположения, уж коли с тобой пьют, значит, ты - свой, с тобой считаются и тебя уважают.
     Сложно было делать карьеру, не выпивая, и Ивасюку волей-неволей, а пить приходилось.
     Несколько ниже Татьяна заговорила о поведении Владимира в состоянии алкогольного опьянения. Процитируем её слова: "Раньше, когда он употреблял спиртное, то я замечала странности в его поведении. За последнее время Володя не употреблял спиртного. Иногда он употреблял в малых дозах "Шаманское" или пиво. Врачи говорили и сам Володя говорил, что ему нельзя пить." Вот так - пил спиртное и как-то чудил, только вот мама почему-то ничего не замечала! Или замечала, но не посчитала нужным сообщить на допросе?
     Вопрос, впрочем, риторический.
     Из показаний Светланы Федорченко мы знаем, что незадолго до трагической гибели Ивасюка имела место его стычка с уличными хулиганами. Участницей этого инцидента являлась и Татьяна Жукова, а потому безусловный интерес представляет её рассказ о происшествии. Свидетельнице был задан соответствующий вопрос и она показала следующее (стилистика оригинала сохранена): "Володя мне никогда не высказывал, что ему кто-либо угрожает. Был случай 15 апреля 1979 г когда мы шли по ул.Институтской и шли 2 грузина и один молодой парень. Один из них разбил бутылку "шампанского". Мы сделали им замечание, они стали говорить грязные слова. Когда мы находились в трамвае и один грузин стал оскорблять нас, Володя двинулся на него, этот парень схватил Володю за куртку и у него отлетели пуговицы. На второй остановке мы сошли, чтобы не связываться с ними. Этих ребят я не знаю."
     Как видно, про нож в кармане одного из скандалистов и угрозу "порезать" Татьяна ничего не сказала. Строго говоря, сие ничего не значит - она могла эти мелочи упустить в минуты конфликта в силу самых разных причин - невнимательности, гнева, адреналин, опять же-шь, в крови бурлил. Никаких особых выводов из её рассказа сделать нельзя, можно лишь отметить, что градус алармизма в её словах несколько ниже, чем в показаниях Светланы Федорченко.
     Выше упоминалось, что Людмила, родная сестра Татьяны Жуковой, страдал какой-то нервной болезнью и даже приезжала во Львов для лечения. Это обстоятельство послужило причиной довольно любопытного зигзага в ходе допроса. Слово Татьяне: "Однажды я стала советоваться с Володей по поводу болезни своей сестры и стала ему рассказывать, что она была в таком состоянии, что хотела покончить жизнь самоубийством, и может ли быть так, что она покончит с жизнью? Он мне стал объяснять, что действительно бывают такие симптомы, что человек собой не владеет и не может руководить собой и может в таком состоянии совершить самоубийство. Был случай, когда мы шли с Володей с кино и обсуждали картину, в которой показывали самоубийство, то Володя стал мне говорить, что если бы он захотел покончить жизнь самоубийством, то он бы так это сделал, что никто бы не узнал. Я придала этому значение, т.к. он лечился от нервной болезни."


     Другими словами, даже Татьяна Жукова, женщина очень далёкая от криминальной психологии, в ту минуту поняла, что слышит нечто очень важное. И это на самом деле так. В любой работе по суицидологии можно найти указание на то, что на этапе принятия мысли о самоубийстве и выбора способа лишения себя жизни человек пытается собрать информацию о задуманном деянии. Для этого он заводит с окружающими соответствующие разговоры, читает книги, в которых затрагивается тема ухода из жизни, смотрит и обсуждает подходящие фильмы. Подобный сбор информации может как сопровождаться разнообразными жалобами (на жизнь, здоровье, неразделенную любовь и пр.), так и обходиться без них. После того, как замысел окончательно оформится и алгоритм необходимых для самоубийства действий будет выработан, потребность в обсуждении каких-либо деталей самоубийства пропадёт.
     Можно сказать так: чем ближе самоубийца к лишению себя жизни, тем меньше он говорит о суициде, точнее, он вообще перестаёт эту тему затрагивать в какой-либо форме. Именно поэтому с т.з. профилактики суицида важно распознавать формирование соответствующей наклонности, индикатором чего могут служить попытки заводить разговоры на темы, связанные с уходом из жизни.
     Из слов Татьяны Жуковой можно понять, что Владимир Ивасюк не обсуждал с нею варианты лишения себя жизни, он сообщил ей о том, что некая суицидальная схема уже сложилась в его голове. Это означает, что он прошёл этап принятия мысли о лишении себя жизни и выработал некий алгоритм реализации задуманного, который считал оптимальным. И часть своего плана он посчитал возможным сообщить в ту минуту собеседнице.

Светлана Федорченко на отдыхе в Крыму.


     В этом отношении показания Жуковой очень важны. Они не являются доказательством самоубийства Владимира, но они резко повышают достоверность версии о его добровольном уходе из жизни.
     Этим, однако, важность сообщенных свидетельницей сведений не исчерпывается. После пересказа разговора о форме предпочтительной самоубийства, Татьяна поделилась со следователем другой любопытной и немаловажной историй. Ещё одна цитата: "за последнее время Володя принимал таблетки для восстановления нервной системы. Названия таблеток я не помню. Он мне объяснял, что эти таблетки восстанавливают память. В конце февраля 1979 года мы были с Володей в Москве, то он покупал в центральной аптеке лекарство, названия не помню. Он купил себе пачку и посоветовал купить мне пачку для своей сестры. Это лекарство было импортное. Я купила для своей сестры это лекарство и выслала ей. Покупали это лекарство без рецепта. Володя говорил, что посоветовал ему это лекарство врач Веселовский. Приходили ли к нему домой врачи, я не знаю. Он носил при себе лекарства."
     Как человек с высшим медицинским образованием, окончивший с отличием медицинский институт, Владимир понимал толк в современной ему фармакопее. Так что в покупке им дефицитного лекарства в Москве ничего удивительного нет. При коммунистах даже снег зимой был в дефиците, чего уж там говорить про импортные медпрепараты! В этом рассказе Жуковой нам интересно другое - упоминание о том, что Ивасюк носил при себе лекарства. Не условный "цитрамон" от головной боли, а "лекарства" во множественном числе. И описанный случай с покупкой импортного препарата в Москве свидетельствует о том, что Владимир был весьма внимателен к содержимому собственной домашней аптечки - увидел хорошие таблетки и тут же купил, да ещё и Татьяне посоветовал сделать то же самое!
     Деталь эта очень интересна потому, что никаких таблеток при осмотре вещей и одежды найденного в петле Владимира Ивасюка, найдено не было. Как и нот, которые покойный взял с собою, уходя из дома после обеда 24 апреля 1979 г - читатели наверняка помнят эту маленьку деталь.
     Это те странности, которые каким-то образом правоохранительным органам следовало оъяснить.
     Далее Татьяна рассказала, впрочем, мимоходом, о произведениях, над которыми Ивасюк работал в последние недели жизни, уомянула о нотах, которые были отданы переписчику, да так и не были возвращены композитору. Татьяна сообщила о какой-то "кантате", написанной по заказу Министерства (по-видимому, культуры, из протокола понять невозможно), которая не прошла утверждение худсоветом. То ли дата слушания была перенесена, то ли случилось ещё что-то, но "кантату" Владимир так и не сдал заказчику.
     А далее допрос коснулся истории, связанной с выдвижением Ивасюка на республиканский конкурс имени Николая Островского. И вот тут мы подходим к очень важному, как кажется, моменту в жизни композитора, возожно, важнейшему для него событию весны 1979 г. Чтобы лучше понять, о чём идёт речь, позволим ещё одну обширную цитату из показаний Татьяны Жуковой (орфография документа сохранена): "Мне известно, что Володю с отдела культуры обкома комсомола рекомендовали его кандидатуру на получение премии им.Остовского. Я об этом знала. Этот вопрос решался на совете клуба творческой молодёжи (...). Всё правление в количестве 12 человек проголосовало за кандидатуру Ивасюка. (...) Володя говорил, что он понимает, что может его кандидатура не пройти, однако возлагал надежды на получение этой премии. Я его поздравила с выдвижением его кандидатуры. Это было в начале марта илив конце февраля. В дальнейших разговорах Володя интересовался, пройдёт ли его кнадидатура, считал, что было бы неплохо получить эту премию. Я понимала, что очень хочет получить эту премию. Предполагаю, что Володя мог узнать, проходит ли его кандидатура на получение премии Островского когда он находилься в г.Хмельницке в составе жюри. Там проходил конкурс комсомольской песни и на этом конкурсе наверно были редставители ЦК ЛКСМУ, многие композиторы, которые могли ему сказать, что его кандидатура не проходит. Там был композитр Скорик, с которым он находился в хороших отношениях и, может, он ему сказал. Может, сам позвонил в ЦК ЛКСМУ Володя и узнал, т.к. у него [там] много знакомых."
     Как мы знаем, Владимир этот конкрс не выиграл. Победа на престижном республиканском комсомольском конкурсе имела большое значение для дальнейшего карьерного роста и Владимир, по-видимому, не без оснований рссчитывал на успех. Но сложилось так, как сложилось и эта неудача не могла не повлиять на состояние духа композитора.

Отец композитора Михаил Григорьевич Ивасюк.


     Когда Татьяна видела Владимира в последний раз? Впрямую вопрос в такой формулировке вряд ли задавался во время допроса, но Жукова на него фактически ответила, заявив: "Я его провожала на вокзале [на конкурс - прим.А.Р.], он был уставший и говорил, что скоро возвратится, т.к. много работы. У него была по учёбе академическая задолженность, однако он сдавал многие предметы за 2 курса" (т.е. Ивасюк фактически проходил четвёртый курс экстерном).
     Но уже после отъезда Владимира в Хмельницк, имели место телефонные разговоры между ним и Татьяной. Разговоры странные и о них следует сказать несколько слов. Свидетельница сообщила следующее: "Когда Володя находился в Хмельницке, то 21 апреля 1979 г он заказал со мной переговоры [по межгородской телефонной линии]. Он мне объяснил, что всё нормально, говорил, что виделись со Скориком. Я спросила, как он себя чувствует, то он ответил, что нормально. Говорил, что сидит и пишет. Далее он сказал, что возможно, он в понедельник приедет [т.е. 23 апреля] и, может, звонить не будет. Мы с ним попрощались".
     Итак, Ивасюк для чего-то упомянул о встрече с композитором Скориком. Не вызывает сомнений, что в Хмельницком он, будучи членом жюри музыкального конкурса, встречался со многими людьми, но в разговоре упомянут был один Скорик. Видимо, встреча с ним что-то для Владимира значила, но что именно он объяснить Татьяне не смог или не захотел. И ради чего он тогда звонил? Ладно, можно счесть, что хотел голос любимой женщины услышать...
     Однако через несколько часов Владимир позвонил снова. Жукова расказала об этом так: "В этот же день в 15 часов он позвонил мне [опять], сказал, что обнаружил телефон-автомат. Он попросил, дословно он сказал: "Ты можешь выполнить одну мою просьбу?" Я ответил, что могу. Тогда он продолжил, что он не может дозвониться до Гали (сестры) и что он хочет, чтобы я передала что-то Гале. Я сказала, что не знаю её телефона рабочего.Я даже удивилась, т.к. знала, что он мог позвонить матери. Затем он сказал, что хорошо, я тебе позвоню завтра и скажу что передать. 22 апреля я была дома целый день, но звонка не было".
     Очень интересно, не так ли? На первый взгляд действия Ивасюка совершенно бессмысленны. Во-первых, что за нужда срочно разыскивать сестру, при этом не говорить с нею лично, а передавать нечто через Татьяну Жукову? Во-вторых, почему из поиска сестры исключена мать? Какую информацию Владимир хотел сообщить сестре, причём так, чтобы об этом не узнала София Ивановна? В-третьих - и это главное! - почему в конце разговора Владимир резко отказался от первоначального намерения передать некое сообщение сестре, ведь именно для этого он, вообще-то, и позвонил?! И наконец, в-четвёртых, почему не последовало обещанного телефонного звонка на следующий день, 22 апреля?
     Всем этим деталям можно было бы не придавать значения, если не знать, что всего через 3 суток Владимир Ивасюк исчезнет без вести, а потом будет найден мёртвым. Но близость во времени этих странных звонков и последовавших трагических событий заставляет предполагать наличие между ними внутренней связи. Автор позволит себе сделать предположение, разумеется, не настаивая на его безусловной истинности, которое хорошо объяснит события 21 апреля (и последующих дней).
     Именно в тот день Владимир Ивасюк принял решение покончить жизнь самоубийством. Причём, он был готов это сделать прямо в Хмельницком, не откладывая дела в долгий ящик. "Триггером" для подобного выбора, или, если угодно, спусковым крючком, послужил разговор со Скориком, под впечатлением которого Владимир позвонил Татьяне сначала один раз, а потом и второй. Он никому ничего не хотел объяснять, во всяком случае, уж точно не матери, но, по-видимому, имелось нечто, что следовало знать сестре... может быть, некие слова, которые Галина должна была передать матери после того, станет известно о смерти брата. В общем, нечто очень личное, внутрисемейное, такое, что не следовало доверять Татьяне Жуковой. Однако в процессе разговора намерение Владимира свести счёты с жизнью прямо в Хмельницке изменилось и он решил, что сделать это надлежит по возвращении во Львов.
     Это решение сразу снизило внутреннее напряжение, Владимир до некоторой степени успокоился, намеченный на 22 апреля телефонный звонок потерял в его глазах смысл. Ну, в самом деле, зачем звонить, если он вернётся во Львов и поговорит с сестрой по возвращении! Приняв это решение, он, внешне спокойный, вернулся из командировки в Хмельницкий, повидался с матерью, побывал в консерватории... но с Жуковой не виделся и не звонил ей. Почему? Уж не потому ли, что общение с ней могло отвратить его от принятого решения?

Татьяна Жукова на отдыхе в Крыму.


     Итак, что последовало после того, как в воскресенье 22 апреля Владимир так и не позвонил Татьяне? Слово Жуковой (орфография подлинника сохранена): "24 апреля я попросила Светлану, чтобы она позвонила матери и узнала за Володю. Мать ответила, что он приехал и пошёл в консерваторию. 25 апреля позвонила его сестра Галя и спросила, нет ли у меня Володи? Я ответила, что нет и тогда она объяснила, что его со вчерашнего числа нет дома. Вечером позвонила мне мать и дословно сказала: "Где Володя?" Я ответила, что не знаю. Далее она сказала: "Ты уничтожила моего сына, мы - тебя уничтожим! Мы к тебе приедем с милицией, если к вечеру Володи не будет". 26 апреля позвонила соседка Стева, которая просила извинения у меня, что мать мне угрожала. Поясняла, что мать наговорила, будучи в таком состоянии. Затем мать Володи снова звонила мне и стала говорить, что они не против нашего брака, что они говорили Володе, пусть закончит консерваторию, а потом женится. Светлане по телефону она говорила, чтобы нажать на все кнопочки и чтобы нашёлся Володя. Мы со Светланой поняли, что бесполезно говорить с ними."
     Это просто сюрреализм какой-то! Но поражает больше всего категоричность матери, заявившей уже вечером 25 апреля "ты уничтожила моего сына". Дело даже не в неуместных и недопустимых угрозах, а в уверенности матери, что сын "уничтожен".
     Объяснение, что "вещее сердце матери" что-то там почувствовало выглядит совсем неубедительным. Глагол "уничтожен" в контексте сказанного матерью звучит как набат, применительно к живым людям так не говорят! Дело тут вовсе не в предчувствиях, а в твёрдой уверенности Софии Ивановны, что дело дрянь. А уверенность эта могла возникнуть у неё только после последнего разговора с Володей. Что-то было в этом разговоре произнесено такое, что заставило мать думать, будто сын ушёл от неё... или уходит... или уйдёт. Может быть, был высказан некий упрёк, неудовольство, раздражение... но когда Владимир не появился дома утром 25 апреля, София Ивановна поняла, что это конец всему. Прежней жизни уже не будет. И эта мысль вызвала столь неадекватную реакцию.
     Судя по протоколу допроса Софии Ивановны, она с Владимиром в середине дня 24 апреля поговорила совершенно спокойно. И ничто в поведении сына её якобы не насторажило. Но мы уже убедились в том, что родители композитора были с следователем честны, мягко говоря, весьма избирательно. И говорили только то, что считали нужным сказать, пытаясь влиять тем самым на выводы Гнатива. Обратите внимание, родители сделали явный донос на Жукову, не представив следствию никаких доказательств высказанным подозрениям. По-русски такого рода доносы называются облыжной клеветой. При этом София Ивановна странным образом забыла рассказать о собственных угрозах в адрес Татьяны Жуковой и запрете ей появляться на похоронах сына. Запрете, кстати, также сопряженном с угрозами. То есть со стороны родителей сначала имели место звонки Татьяне Жуковой с угрозами, а потом последовали заявления следователю, что она, дескать, не интересовалась ходом розысков пропавшего сына!
     Поэтому на вопрос, можно ли верить воспоминаниям Софии Ивановны Ивасюк о её последнем разговоре с сыном, ответить однозначно положительно нельзя. Поведение самой же Софии Ивановны на следующий день опровергает ту благостную картинку, которую она постаралась нарисовать при её допросе следователем Гнативом.
     Впрочем, вернёмся к допросу Жуковой. Вот как она описала события второй половины мая: "12 мая я уехала в г.Минск на фестиваль молодых певцов оперы. Я сказала Светлане, если обнаружится [Владимир Ивасюк], чтобы мне позвонили. Я часто сама звонила. Когда Володю нашли, то ветлана дала мне телеграмму. 21 мая я уже была в г.Львове. Мы пошли в милицию узнать. Затем позвонила Галя на работу начальнице Светланы, чтобы мы не приходили на похороны, а то нам будет хуже. Мне стало очень плохо, я почти неделю болела."
     Здесь мы видим полное совпадение с показаниями Светланы Федорченко (что удивительным не кажется).
     Вполне определенно и недвусмысленно Татьяна высказалась о возможности самоубийства Владимира Ивасюка: "Я думаю, что Влодя мог покончить жизнь самоубийством в совокупности со многими факторами, которые повлияли на его психику. В частности, что это была весна, а творческие люди весной страдают. Кроме этого, он устал, не выспался и если узнал, что его кандидатура не проходит на получение премии, то всё это в совокупности могло привести Володю к такому состоянию, что [он] мог покончить [с] жизнью".

"Я думаю, что Влодя мог покончить жизнь самоубийством..." (фрагмент протокола допроса Татьяны Жуковой).


     Это, пожалуй, последний отрывок протокола, который имело бы смысл процитировать дословно. Далее Татьяна ответила на вопросы следователя, связанные с работой наручных часов Ивасюка, сообщив, что тот на них не жаловался и иногда энергично встряхивал рукой, из чего она заключила, что его часы были с автозаводом. Также высказалась о физической силе Владимира, сообщив, что тот прекрасно плавал, легко залезал на деревья и дважды в её присутствии влезал на балкон своей квартиры с земли.
     Как видим, допрос Татьяны Жуковой был чрезвычайно информационно насыщен, свидетельница сообщила очень много исключительно важных для следствия сведений. Однако, следует помнить, что любые свидетельские показания ценны не только тем, что в них содержится, но и тем, чего в них нет.
     Татьяна безусловно являлась одной из самых информированных о жизни Ивасюка женщин. Но в жизни композитора было нечто такое, о чём он не пожелал рассказать даже ей. Татьяна очень бы удивилась, если бы узнала, что в кармане плаща Владимира Ивасюка, найденного рядом с его телом, лежала записка с именами и адресами двух девушек хотя и имевших одинаковые фамилии, но не являвшихся родственницами. Обе они учились в Харьковском институте искусств на 4 курсе, обе были привлекательны и заметно младше Жуковой - Виктория Корниенко родилась в июне 1956 г, а Елена - в мае 1957 г.
     Их адреса и фамилии были записаны рукой Ивасюка. Записку эту он бережно хранил целый месяц и не забыл переложить из зимней куртки в демисезонный плащ. И никому об этом клочке бумаги он никогда не говорил. Возможно, связывал с ним некие надежды или ожидания, о которых до поры до времени никто не должен был знать.
     Не являлась тайна, связанная с этой запиской, истинным объяснением загадочной смерти композитора?

Продолжение: фрагмент VIII

Оглавление "Ленты"

На первую страницу сайта

eXTReMe Tracker