| |
|
Виновный не назван.
За два года до смерти, в середине апреля 1977 г, Владимир Ивасюк попал на лечение во Львовскую областную психиатрическую больницу (ЛОПБ). История его пребывания там не может быть обойдена вниманием или проигнорирована ввиду того, что события той весны в последующие годы пересказывалась разными «свидетелями» и «очевидцами» очень по-разному. И неудивительно, что эти россказни породили весьма несхожие, порой прямо противоречащие друг другу объяснения произошедшего. Дабы не быть превратно понятым, объяснюсь. Кто-то склонен объяснять лечение Ивасюка его намерением добиться восстановления в консерватории. По этой версии композитор был совершенно здоров, лечение было фиктивным и преследовало цель обеспечить его необходимой справкой, располагая которой он мог бы убедительно объяснить провалы в учёбе, послужившие причиной его отчисления из консерватории весной 1976 г. Версия, кстати, учитывая реалии той поры, должна быть признана весьма дельной; «заехать в дурку полечиться» — это отличная возможность избавиться от назойливого внимания социалистического государства к собственной персоне. Мало кто знает, что практически все «воры в законе» времён «развитОго социализма» официально числились шизофрениками — это давало им массу весьма любопытных юридических преференций. Лично знаю человека, с которым вместе учился в ленинградском Военмехе, избавившегося от угрозы отчисления из института удачной имитацией самоубийства и последующим лечением в психбольнице. Он по пьяному делу искромсал предплечье куском оконного стекла, нанеся около 30 порезов, отправился на лечение в «юдоль скорби» и обзавёлся там замечательной справкой, позволившей получить «белый» «военный билет» (негоден к строевой воинской службе). После чего счастливо закончил институт, поныне жив и здоров, владеет собственным бизнесом и очень успешен в материальном отношении. Некоторые склонны объяснять пребывание Владимира Ивасюка в ЛОПБ прямо противоположно, дескать, он был очень серьёзно болен, но диагноз «шизофрения» ему поставлен не был, поскольку врачи пожалели всенародного любимца и не захотели ломать ему жизнь. Версия эта тоже по-своему логична, поскольку диагностирование серьёзного психиатрического заболевания закрывало в то время перед человеком все дороги, о телевидении, международных конкурсах и поездках за границу с диагнозом «шизофрения» можно было забыть сразу и навсегда. Помимо этих основных гипотез, или точнее говоря, догадок, существуют и разного рода их промежуточные вариации, не станем сейчас на них останавливаться, ибо нам в рамках предпринятого повествования достаточно обозначить крайние точки зрения. Поэтому, несмотря на всю деликатность затронутой темы, нам невозможно будет обойти молчанием обстоятельства пребывания Владимира Ивасюка в Львовской ОЛБ. Итак, из приобщенной к следственным материалам истории болезни Владимира Ивасюка, мы знаем, что всё началось с его госпитализации 18 апреля 1977 г по вызову «скорой помощи». Что именно послужило причиной обращения родных Владимира в «скорую помощь», понять из медицинских документов нельзя. Сейчас известны воспоминания медицинских работников, которые в тот день якобы принимали Владимира в больнице, но честно говоря, во все эти «откровения задним числом» углубляться не хочется ввиду их коньюктурности и малой достоверности. Здесь можно провести очевидную аналогию с историй группы Дятлова — чем больше проходит времени, тем больше свидетели тех событий вспоминают бредовых деталей и откровенной чепухи. Эти люди смотрят глупости по ТВ, проникаются увиденным и услышанным, а потом, творчески переработав старческим умом журналистские бредни, выдают их за собственные воспоминания и умозаключения. Поэтому будем держаться документов, хотя автору, ещё раз повторю, известны рассказы как о том, что «скорую» для Ивасюка вызывала мать, так и о том, что именно послужило причиной для вызова. Но — это без комментариев. 18 апреля 1972 г бригада №4 (старший — врач Кручек Евгений Михайлович) прибыла по вызову по адресу ул. Маяковского, д. 106, кв. 13 для оказания помощи Ивасюку Владимиру Михайловичу, 28-ми лет. Анамнез был описан в следующих выражениях: «Более двух лет тому назад появилась бессонница, упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен, лечился у неврологов — безрезультатно. Последнее время всё чаще думает о самоубийстве. Обследовано: в глазах глубокая тоска, на вопросы отвечает замедленно, неохотно. Жалуется, что не может ничего делать, нет ясности в работе, пропал интерес к жизни. Сейчас думает о том, что вероятно, нужно уйти из жизни. Отмечает некоторое изменение отношения окружающих к нему в худшую сторону.» Дабы исключить какие-либо облыжные обвинения в том, что автор выпячивает одни детали и игнорирует другие, имеет смысл привести запись врача Кручека полностью (см. фотокопию талона вызова бригады «скорой помощи»). Копия талона вызова и госпитализации Владимира Ивасюка, приобщенная к материалам уголовного дела. Итак, врачу «скорой помощи» сам Ивасюк ясно и недвусмысленно сказал о собственных размышлениях на тему добровольного ухода из жизни. Кручек дважды (sic!) упомянул о суицидальных размышлениях Ивасюка, причём, сделал это явно с подачи последнего. Запись Кручека сделана очень близко к тому, что говорил сам Ивасюк; согласитесь, что фразу»(…) упала работоспособность, ранее мог что-то делать в послеобеденное время, сейчас полностью нетрудоспособен (…)» мог произнести только сам Ивасюк, сложно представить, чтобы нечто подобное произнесли мать или сестра. В ходе следствия врач Кручек было допрошен. Об апрельском 1977 г вызове к Ивасюку он рассказал в таких выражениях: «Вызов я получил на выезд к больному через центральную диспетчерскую. Кто именно звонил (…) я в настоящее время не помню. Когда я приехал по указанному адресу, то больным оказался Ивасюк Владимир Михайлович. Кроме больного Ивасюка в квартире находился мужчина около 50 лет и женщина примерно 30 лет. Когда я вступил в беседу с Ивасюком, то на вопросы он отвечал замедленно, неохотно. У Ивасюка было подавленное состояние, в глазах тоска. В беседе со мной Ивасюк намекнул, что жить стало ему неинтересно и он даже мог бы покончить с собою. Когда я спросил Ивасюка, не пытался ли он что-то сделать с собою, то Ивасюк мне ответил, что такие мысли у него всё время возникают и уже пора кончать с собою. Всю беседу я отразил в карточке вызова.» Т.о. по прошествии двух с лишком лет Кручек Евгений Михайлович полностью подтвердил точность записи в талоне вызова, сделанной 18 апреля 1977 г. Подпись доктора Кручека Е. М. под протоколом допроса. Что происходит далее? Выслушав Владимира, врач «скорой помощи» ставит ему диагноз «астено-депрессивный синдром» (написан на лицевой стороне талона вызова) и в графе «повод к вызову» пишет: «психбольной». Всё логично, комар носа не подточит! Если пациент жалуется вызванному врачу «скорой помощи» на суицидальные настроения, то это серьёзно, отмахнуться от таких слов нельзя, такого пациента надо отвозить в психиатрическую больницу и оказывать профильную помощь. Что Кручек и сделал. Сопровождала Владимира в этой поездке старшая из сестёр, о чём имеется соответствующая запись в медицинских документах. Врач в приёмном покое при первой беседе с Ивасюком записал следующее: «3 недели назад без видимой причины появилась упорная бессонница, в дальнейшем стал подавленным, мрачным, высказывал мысли о бесцельности жизни. (...) Жалобы на упорную бессонницу, слабость, утомляемость, потому отмечается общая медлительность. Говорит тихим голосом, темп мышления замедлен. Бреда, галлюцинаций нет. Фон настроения снижен. Диагноз: астено-депрессивный синдром.» В сделанной врачом записи особого внимания заслуживает следующая фраза: «По рекомендации доц. Слободяника поступает на лечение в больницу». Т.о. заявление Ивасюка врачу «скорой помощи» о попытке амбулаторного лечения получает убедительное подтверждение, он обращался к некоему доценту Слободянику и тот, видимо, убедившись в бесполезности таблеток, рекомендовал композитору отправиться в стационар.
  Почему эта деталь важна? Ранее подчеркивалось, что лечение Владимира Ивасюка окружено рядом мифов, один из которых, в частности, гласит, будто «скорую помощь» вызывала мать композитора, а тот её намерению противился. Как видим, всё обстояло совсем иначе: Владимир отдавал полный отчёт в тяжести своего состояния, пытался лечиться, консультировался, назвал при поступлении в больницу фамилию специалиста, который с ним работал (скорее всего, доцента Слободяника хорошо знали в Львовской ОПБ), т.е. действовал разумно и добровольно. Т.о. миф о принудительной госпитализации оказывается всего лишь мифом, городской легендой. Именно по этой причине чтение документов гораздо важнее обсуждения воспоминаний всевозможных «друзей», «подруг» и «очевидцев». Не зря же родилась пословица: врёт, как очевидец!
 Первичный осмотр, проведенный специалистами по месту госпитализации на следующий день, т.е. 19 апреля 1977 г, зафиксировал состояние композитора в следующих выражениях (особенно важные по мнению автора места выделены жирным шрифтом): «Предъявляет постоянные жалобы на упорную бессонницу, сниженное настроение, лёгкую утомляемость, слабость, раздражительность, суицидальные мысли, головные боли, снижение работоспособности. (...) В течение последних двух лет отмечает творческий спад, появилась упорная бессонница, имел ряд неудач во время работы над новыми произведениями. Стал больше работать, однако продуктивность от этого не повысилась (...). Тяжело переживал свои неудачи, постепенно стал очень легко утомляться, появилась раздражительность и вспыльчивость. (...) Стал несостоятелен, провалил несколько репетиций на радио. За месяц до настоящего поступления (т.е. в марте 1977 г. — прим. А.Р.) заявил сестре, что „исписался и лучше покончить с собой, чем так жить“. Позже эти мысли приходили в голову всё чаще. (...) Совершенно перестал спать, настроение резко упало. В таком состоянии был госпитализирован во Львовскую психиатрическую больницу.»
 В этом документе нашло объективное отражение то чудовищное состояние, в котором находился Владимир Ивасюк на момент госпитализации. Любой психиатр знает, что сон имеет огромное значение для психической устойчивости человека. Если на протяжении многих недель или даже месяца, как в случае Ивасюка, человек не может нормально спать, то рано или поздно он предпримет попытку покончить с собою. И с большой долей вероятности попытка эта окажется успешной. Слова Владимира Ивасюка о полном расстройстве сна и суицидальных мыслях являлись индикатором серьёзного неблагополучия, требовавшего самого пристрастного внимания и специального лечения. Первые дни композитор находился на обследовании в карантине (его проверяли на наличие сифилиса, тифа, сделали общий анализ крови и пр.). С 21 апреля 1977 г Владимир Ивасюк стал получать полноценное лечение, что хорошо видно из «листа врачебных назначений». В ход пошла классическая «тяжёлая артиллерия» советской психиатрии. Имеет смысл подробнее присмотреться к тому, какими лекарствами лечили Владимира.
 Итак: — Галоперидол — этот препарат назначается для поддерживающей терапии при хроническом и затяжном течении психозов с галлюцинаторно-бредовой симптоматикой, сочетающейся с аффектами тревоги и страха. Имеет выраженный седативный эффект. Кстати, термин «седативный» обычно используется в качестве синонима «успокаивающий», но к галоперидолу, как кажется, намного лучше подойдёт другой эпитет — «оглушающий». Это тяжёлый препарат, который даже в минимальных дозах оказывает сильное действие на людей, принимающих его впервые: человек проводит многие часы в состоянии полнейшей апатии, то засыпая, то просыпаясь, но оставаясь в прострации и абсолютном безразличии к окружающему. Особенностью галоперидола является выработка высокой толерантности (переносимости) у лиц, регулярно его получающих. Суточная доза «больных со стажем» может достигать 60 мг. Ивасюку была назначена начальная дозировка 0,5 мг с ростом до 15 мг в сутки, т.е. дозировку повышали аккуратно, наблюдая за состоянием пациента. Начиная с 14 мая галоперидол принимался Владимиром Ивасюком 3 раза в сутки — в 10, 14 и 19 часов — при этом даже на максимуме суточная доза оставалась в 4 раза ниже максимально допустимой. — Тизерцин — данное лекарство назначается при депрессивно-параноидных и тревожных состояниях помрачения сознания с возбуждением, страхом. Вызывает сонливость, мышечную релаксацию, как следствие — нежелательные побочные явления вроде тахикардии (учащенного сердцебиения), паркинсонизма (мерцательной дрожи конечностей или головы), гипотонии (пониженного давления крови). Дозировки могу достигать 600 мг в сутки. Владимир Ивасюк получал 50 мг тизерцина на ночь.
  В последующие дни перелома в течение болезни также не произошло. 28 апреля в истории болезни отмечено: «За истёкшее время перемен в психическом и соматоневрологическом состоянии больного не произошло. Лечение принимает охотно и очень аккуратно.»
 Ввиду малой результативности лечения Ивасюку с 28 апреля были сделаны дополнительные назначения: трифтазин и циклодол. Показанием для назначения трифтазина является бредовая и галлюцинаторная симптоматика (т.е. самые «оклики», которые пугали Владимира по вечерам), психомоторное возбуждение, отвлеченные навязчивости, тревожные состояния психотического и невротического уровня. Дозировка может достигать 60 мг в сутки, но в случае Владимира Ивасюка она оказалась много меньше: первоначально 2,5 мг с последующим повышением до 10 мг. Циклодол назначается при наличии у пациента выраженной паркинсонической симптоматики — ригидности мышц, треморе, снижении общей двигательной активности (т.н. гипокинезии), неконтролируемого слюнотечения и пр. Видимо, подобные симптомы проявились у Ивасюка к концу первой недели лечения, потому и было сделано такое назначение. Это отнюдь не означает, что у Владимира развилась болезнь Паркинсона — нет, этой болезнью он никогда не страдал! — но «паркинсоническое состояние» часто становится следствием интенсивного лечения психотропными препаратами. При этом после назначения трифтазина и циклодола никаких отмен назначенных ранее лекарств не последовало. Очевидно, врачи считали, что все назначения сделаны правильно и ничего в лечении менять не нужно.
 Прошло ещё несколько дней и, наконец, 3 мая история болезни зафиксировала первые обнадёживающие результаты лечения: «Состояние больного улучшается: постепенно нормализуется настроение, улучшается сон, стал физически крепче, начал работать в клубе больницы. Продуктивной психопатологической симптоматики не выявлено. Рассказывает, что в прошлом очень тяжело переносил периоды ночной бессонницы, резко падало настроение, не хотелось жить.» Последнее предложение выделено не случайно, поскольку представляется очень важным. В нём мы видим, что в который уже раз — спустя 2 недели с момента поступления в больницу — Владимир Ивасюк признаётся в существовании у него суицидальных мыслей и их связи с бессонницей. Для психиатров в этом нет тайны, скорее, напротив, связь между длительной бессонницей и суицидальными настроениями известна им хорошо, но в рамках нашего повествования важно отметить, что клиническая картина заболевания Владимира Ивасюка довольно тривиальна. Особых загадок в пережитых композитором страданиях нет, они обыденны и знакомы не понаслышке многим творческим людям. Как, впрочем, и врачам, их лечащим… Подводя промежуточный итог, можно сказать, что лишь 3 мая, т.е. на 12 день активного лечения психотропными препаратами, в состоянии Владимира Михайловича Ивасюка был зафиксирован позитивный сдвиг. Всё это время его пичкали серьёзными лекарствами, причём с нарастающей дозировкой, и это не давало никакого результата. Ни на первый день… ни на второй… ни на пятый… Лишь на 11—12 день лечения обозначились перемены к лучшему.
 Это означает, что в середине апреля 1977 г, т.е. на момент госпитализации, состояние Владимира Ивасюка объективно было очень и очень серьёзно. Если бы не экстренная госпитализация в ЛОПБ, скорее всего, самоубийство композитора произошло бы уже тогда, за 2 года до фактической смерти. Своевременно оказанная специализированная помощь продлила жизнь Владимира на этот срок. Что последовало далее? Позитивные тенденции постепенно нарастали, врачам удалось вырвать композитора из лап мучившего его стресса, восстановился сон, вернулись силы, воля к жизни. Владимир опять стал демонстрировать интерес к музыке, принялся играть на фортепиано в больничном клубе — благо, это поощрялось! — сочинил 2 песни. Дело пошло явно на поправку. 2 июня 1977 г в истории болезни появляется запись: «Состояние больного удовлетворительное. Жалоб не предъявляет. Настроение ровное, активен, жизнерадостен. Физически окреп, поправился. Много работает, однако „не испытывает усталости, а только удовольствие“. Отмечает улучшение процессов припоминания. (…) Полностью критичен к своему состоянию. Тяготится больничной обстановкой. (...) Спит достаточно, сон освежающий.»
 Владимир Ивасюк был выписан из больницы 6 июня 1977 г, т.е. его пребывание в стенах специализированного учреждения растянулось на 49 суток! Изрядный срок, насыщенный как физическими страданиями, так и тяжёлыми эмоциональными переживаниями. Можно не сомневаться, что после выписки Владимир постоянно возвращался в мыслях к опыту своего пребывания в ЛОПБ.
Он получил очень редкий жизненный опыт: будучи дипломированным врачом, Владимир имел возможность профессионально изучать нервные и психические заболевания, а став пациентом психбольницы, смог посмотреть на мир глазами обитателя «психушки». Не зря же говорится, есть правда начальника, а есть правда подчиненного… Есть правда доктора, а есть — больного. По мнению автора, этот необычный опыт очень обогатил Владимира Ивасюка и подспудно влиял на логику его поведения в последние 2 года жизни. Совершенно неважно, знали об этом его близкие и друзья или не нет, вполне возможно, что сам Владимир никогда никому не признавался в том, насколько же пребывание в больнице его изменило. Но изменения его личности, безусловно, произошли. Автор нисколько не сомневается в том, что Владимир Ивасюк, будучи человеком талантливым, богато одарённым Природой, чувствовал и понимал происходившее с ним и вокруг него гораздо острее абсолютного большинства людей. И анализируя события 1979 г, нельзя забывать, что опыт специализированного лечения Владимир к тому времени уже получил...
 Подводя итог истории пребывания Владимира Ивасюка в Львовской психиатрической больнице, имеет смысл высказать несколько соображений с ней связанных. Прежде всего, хочется обратить внимание на длительность госпитализации — более 1,5 месяцев. Одна только эта деталь убедительно ставит крест на домыслах о «покупке медсправки» для восстановления в консерватории. Так справки в Советском Союзе никто не покупал — это делалось намного проще. Советский Союз был весь пронизан коррупционными связями, рука мыла руку, блат решал всё, везде и всегда. Нынешние малолетние обличители «коррупции» даже близко не представляют, что значило жить в обществе всеобщего дефицита, в котором для приобретения благ и услуг непременно требовался «свой» человек — «свой» стоматолог, чтобы лечить зубы, «свой» гинеколог, чтобы сделать аборт, «свой» кассир в кассе «Аэрофлота», чтобы купить билет на самолёт в летний сезон, «свой» продавец в мебельном магазине, а также в «мясном», в «радиотоварах», в «галантерее»... В те времена почти обо всём можно было «договориться» в обход существующих правил и законов. Во всяком случае, о медицинских справках договориться можно было точно! Для человека, известного на всю страну, обласканного властью и не имеющего никаких материальных проблем, незачем было «заезжать в дурку» на 49 дней, чтобы получить заветный «больничный лист»!
| |
