| |
|
Виновный не назван.
Экспертизу провело Львовское отделение Киевского НИИ судебных экспертиз (старший эксперт Бойчун М. А.), результат датирован 8 июня 1979 г. Вывод эксперта гласил: «На представленных предметах одежды (плаще, пиджаке, брюках, трикотажной сорочке) и обуви (туфлях) Ивасюка В. М. частиц коры, древесины, а также пятен зелёного цвета, которые могли бы происходить от поверхности ствола дерева с места происшествия, не имеется». Казалось бы, такой вывод эксперта ничего не добавляет к картине случившегося в Брюховичском лесу. Однако, это не совсем так, по мнению автора, на основании заключения Бойчун можно сделать немаловажное умозаключение.
   Тот, кто ходил по лесу в тёмное время суток, знает, что занятие это довольно неудобное — ни зги не видно, то спотыкаешься о кочку, то проваливаешься в ямку, да и про лицо не следует забывать, его нужно прикрывать, а то, неровен час, без глаз останешься. От крупных деревьев ещё можно уклоняться, но вот подлесок — деревца и кустарник — обойти не получится. Приходится идти напрямик танком, с риском разбить голову. Вы поняли, что хочет сказать автор? Расстояние от дороги до места обнаружения тела Владимира примерно 80 м по неровной местности — сначала вверх по склону, потом — вниз. Если бы Ивасюк шёл к месту своей смерти в темноте, то на его одежде непременно остались бы кусочки обломанных веточек, кора, зелень молодой листвы (которая хорошо пачкает одежду!) — а главное! — на брюках обязательно бы осталась прошлогодняя трава! Однако из заключения Марты Бойчун мы знаем, что ничего этого на одежде не оказалось. Это означает, что Владимир видел дорогу, которой идёт, и мог выбирать маршрут. Другими словами, к тому месту, где был найден труп Ивасюка, композитор пришёл засветло. Это вывод не очевидный, но важный. При проведении трасологической экспертизы было сделано неожиданное и довольно интригующее открытие. На одном из кусков дерева при его рассмотрении под микроскопом, было найдено наслоение некоего белого вещества, имевшего мелкодисперсное строение. Следователь Гнатив, узнав об этом, предположил, что это могли быть остаточные следы некоего лекарства, которое покойный принимал при жизни (седуксен, тазипам и пр.). Не совсем понятно, какой вывод должен был последовать в том случае, если бы предположение это подтвердилось. Ну были у Ивасюка таблетки, перед смертью он их выбросил, возможно раздавил каблуком — и что? Тем не менее Гнатив посчитал необходимым выяснить, что же за белый мелкодисперсный порошок был найден на коре дерева и для этого 21 июня 1979 г назначил химическую экспертизу. На её разрешение был поставлен единственный вопрос: «Не является ли обнаруженное на коре дерева вещество белого цвета лекарством, каким именно? Если нет, то что это за веществ?» Никакой сенсации эта экспертиза не принесла. В заключении экспертизы, датированном 8 июля 1979 г, проводивший её профессор Крамаренко констатировал, что обнаруженное на коре вещество не растворяется кислотами и щелочами, а значит не может быть лекарством или ядом. О том, чем именно может быть странный мелкодисперсный порошок, эксперт выразился лаконично и неопределенно: «Ввиду ограниченного количества вещества в налёте полное судебно-химическое исследование его невозможно». Полный текст заключения судебно-химической экспертизы представлен на фотокопии, размещенной на этой странице. Идём далее. Внимательный читатель наверняка помнит. что один из самых интригующих моментов расследования связан с показаниями часов, находившихся на руке мёртвого композитора. Часы были дорогие, качественные, заводились при резком движении руки (т.н. автозавод). Часы показывали 12:50, на календарике стоял флажок «Fri» (т.е. «friday» — пятница) и число «27». Как отмечалось ранее, в апреле 1979 г 27 число приходилось на пятницу. Время 12:50 может соответствовать как 50 минутам после полудня, так и 50 минутам после полуночи. Но в ночное самоубийство не очень-то верится ввиду описанного выше соображения (невозможности пройти по лесу в тёмное время, не запачкав одежду прошлогодней травой, частицами древесины и молодой зеленью). Да и дерево удалено от дороги довольно далеко — около 80 м — в тёмном ночном лесу можно было уединиться намного ближе. Так что, скорее всего поиск места смерти и привязывание к ветке пояса плаща имели место в дневное время. Если ход этих рассуждений верен — а так оно, скорее всего, и есть — то нам следует признать, что часы остановились 27 апреля спустя 50 минут именно после полудня. Если считать, что штатный автозавод действовал в течение суток, стало быть, часовой механизм в последний раз заводился в районе полудня 26 апреля, в четверг. Уже во время написания заметок, связанных с расследованием смерти Владимира Ивасюка, с автором связался житель Украины, имевший по его словам некоторое касательство к описываемым событиям. Я очень аккуратно отношусь к разного рода инсайдерской информации и даже если знаю о неких событиях нечто малоизвестное, стараюсь обосновать свою осведомленность либо ссылкой на документ, либо оговоркой, будто это моё собственное мнение или предположение (пусть даже это и не предположение вовсе, а твёрдая уверенность). У людей, занимающихся оперативной работой, существует замечательное правило, которому можно следовать всегда и везде и оно никогда вас не подведёт. Смысл его можно выразить такой фразой: «даже если ты что-то знаешь, скажи, что не заешь и попроси рассказать!» Я стараюсь следовать этому практичному совету, но в данном случае изменю ему и вы сейчас поймёте почему. Итак, со мной связался человек, который по его словам находился возле трупа Ивасюка на месте его обнаружения в Брюховичском лесу на протяжении всего того времени, пока с ним работали следователь и криминалисты. Солдат возле тела не было - на эту деталь я особо обратил внимание в той части, где касался обстоятельств обнаружения тела Жамшидбеком Чаробаевым. Это же, кстати, подтвердил и связавшийся со мной свидетель.
  По его словам, ещё до приезда оперативно-следственной бригады, один из милицейских чинов, организовавший охрану места обнаружения тела, заинтересовался часами на руке повешенного. Часы были хорошие — японские, дорогие, такие стоили при продаже «с рук» 100—120 руб, большие деньги по тем временам! Зарплата медсестры тогда равнялась 70 руб, а стипендия в ВУЗе — 40 руб, так что судить можете сами. Милицейский товарищ снял часы с руки покойного, покрутил их, рассматривая, и… опустил в карман своего кителя. Никто ничего товарищу в погонах не сказал, все отвели глаза в сторону и сделали вид, будто ничего не заметили. Прошло некоторое время, довольно продолжительное, приехала следственная бригада, фотограф отщёлкал фотографии… Свидетель подчеркнул, что на фотографиях, сделанных на месте обнаружения тела, труп без часов. В распоряжении автора имеются отсканированные фотоснимки в высоком разрешении и я попробовал удостовериться в сказанном, но сразу внесу ясность в этот вопрос: оба рукава пиджака слишком длинны и полностью закрывают запястья рук, так что проверить данную деталь не представляется возможным. Следователь неторопливо просматривал вещи, извлеченные из карманов одежды, задумчиво открыл портфель, лежавший позади трупа, а потом словно бы спохватился и спросил: «А где часы? Верните!» Он не спросил «были ли часы?», он задал вопрос так, словно твёрдо знал, что часы были и куда-то пропали. Эта прямолинейность, видимо, смутила милицейских и забравший часы немедленно вытащил их из кармана и передал следователю. В своё оправдание он пробубнил что-то вроде: «У меня не пропадёт, я для большей сохранности их забрал!» Автор не считает возможным называть фамилии действующих лиц, хотя они ему и известны. В любом случае, данный рассказ — это заявление с чужих слов, которое ничего не доказывает. На него нельзя ссылаться в суде и ценность этого сообщения преувеличивать не следует. Но ещё до того, как мною было получено письмо с этим рассказом, я подозревал, что Ивасюк был посмертно обворован и планировал об этом написать. Независимо от данного письма у автора имелись два соображения в пользу того, что часы с руки Владимира снимались кем-то из числа обнаруживших труп. Первое заключается в незначительности денежной суммы, найденной в карманах композитора (4 рубля). Учитывая, что Ивасюк перемещался на такси и не отказывал себе в посещениях кафе и ресторанов, найденная денежная сумма представляется весьма малой. София Ивановна, мама композитора, считала, что он ушёл из дома, имея не более 10 руб наличными, но сие звучит не очень достоверно. В части очерка, посвященной поездке Ивасюка в Харьков, мы увидели, что тот пользовался аккредитивами. Мнение автора таково, что Ивасюк прибегал к этой опции не только для того, чтобы уменьшить потери в случае хищения кошелька, но и для того, чтобы минимизировать контроль со стороны матери. Не считаю нужным много рассуждать на эту тему, аккуратно выскажусь в предположительной форме — Владимир тяготился мелочным контролем со стороны матери и скрывал свои истинные расходы. Мама могла думать, что у него при себе сумма всего-то 10 рублей, но на самом деле у Ивасюка могла быть любая сумма. И 50 руб, и 200… Второе соображение связано с тем, что мелочное воровство было в традициях советской милиции той поры. Это было время могущества Щёлокова, свойственника Брежнева. Николай Анисимович Щёлоков сумел возвратить подчиненному ему Министерству внутренних дел многие полномочия бериевского НКВД. Милицейские чины чувствовали свою полную безнаказанность. Автор хорошо помнит «золотые годы застоя», мне довелось учиться и закончить ленинградский «Военмех» в самую смачную эпоху Советской власти. Будучи членом институтского оперативного отряда — да-да, было в те годы такое вот комсомольское движение, которое не следует путать с ДНД! — автор походил в то замечательное времечко в дежурства в составе институтской опербригады. О тогдашней работе милиции сужу не по книгам и фильмам той поры, а по тому, что видел и слышал лично. МВД в эпоху «развитОго социализма» превратился в эдакого «всесоюзного коллектора», вышибалы долгов за вымышленные и действительные правонарушения со всех и каждого, способного платить. Чтобы читатель лучше прочувствовал обстановку тотального мздоимства тех лет, разлагавшую нравы щёлоковского МВД, скажу, что ГАИ-шники отказывались идти на повышение, потому что работа в кабинете лишала возможности собирать деньги «на трассе». Поборы сотрудников ГАИ на дорогах Советского Союза носили тогда системный характер — это было просто золотое дно, истинное Эльдорадо! Причём, доблестные милиционеры действовали как настоящие рекэтиры, они не только сшибали деньги на угрозах штрафов и лишения прав «частников», но и забирали товар у «дальнобойщиков», которые — минуточку! — работали на Советское государство. Любой «дальнобой», отправляясь в дорогу, брал с собой часть груза на «откуп» стражам порядка. Вернее, он не сам брал — ему давало руководство, которое прекрасно знало, что водителя будут «трясти» на трассе доблестные рыцари полосатой палки. Совершенно открытым было воровство в вытрезвителях — оттуда вообще не выпускали людей с деньгами. Это был такой принцип работы: от нас с деньгами не уходят! В лучшем случае сердобольный милиционер мог дать 10 копеек на метро и автобус — это всё! В вытрезвителях вообще могли обобрать до нитки — и шапку хорошую забрать, и ботинки импортные… а на выходе бросить рванину вместо одежды и сказать «мы тебя в этом забрали!» Совершенно особая статья — это хищения из квартир, если скажем, вызвали участкового к трупу. Заглянуть в холодильник, забрать бутылку водки и кусок варёной колбасы — это даже и не хищение, это просто норма жизни такая.
 А то, что творилось в системе ОБХСС — это вообще особая песня. Это уже даже и не коррупция была — там сформировалась особая система финансово-хозяйственных отношений, альтернативная официальной государственной. Щёлоковское МВД напрямую конкурировало с КГБ — это, например, ярко проявлялось в гостиницах «Интурист», где явно пересекались интересы ОБХСС и контрразведки. Каждая из служб имела в гостиницах свои конспиративные помещения, свой негласный штат, опиралась на свой агентурный аппарат и при случае гадила коллегам. Те, кто думает, будто Комитет всех подмял — глубоко заблуждаются, при Щёлокове Комитет не мог подмять МВД в принципе. Все разговоры на эту тему господина Колпакиди — не более чем аберрация, обусловленная тем, что он знает, как МВД было разгромлено после смерти Брежнева. Господин Колпакиди очень симпатичный и обаятельный человек, но он историк и интеллигент с плохой памятью, реалии 1970-х гг либо не никогда знал, либо накрепко забыл, в любом случае, в данном вопросе он глубоко заблуждается. Министерство Щёлокова после смерти Брежнева было разгромлено товарищами из «Конторы» как раз потому, что при жизни Леонида Ильича КГБ ничего не мог поделать с этим государством в государстве.
  Теперь о технической экспертизе. В постановлении о её назначении от 1 июня 1979 г следователь Гнатив Я. И. сформулировал следующие вопросы, на которые экспертиза была призвана ответить: «1) исправен ли механизм хода часов (…)? 2) является ли механизм часов самозаводным (…)? 3) исправен ли механизм календаря часов и действует ли он автоматически или же необходимо переводить показатели календаря ключом? 4) каков запас хода пружины часов (…) при условии полной неподвижности часов? 5) может ли механизм часов заводиться от лёгкого незначительного колебания руки? 6) имеются ли какие-либо технические данные о том, что часы вскрывались, стрелки часов или календарь переводились в обратную сторону?» Вопросы толковые, грамотные, очень важные для следствия, особенно вопросы 4) и 6). Эксперт Дзядык В. Н. в своём заключении от 18 июня 1979 г на поставленные вопросы дал следующие ответы (орфография оригинала сохранена): «1) Механизмы хода часов исправны. 2) Часовой механизм заводится только автоматически. 3) Механизм календаря исправен, действует автоматически и можно переводить показатели календаря с помощью кнопки и заводной головки. 4) Запас хода пружины часов, при условии полного завода и с момента неподвижности, составляет по времени работы от 16 до 24 часов, в зависимости от интенсивности движения руки. 5) От лёгкого колебания руки механизм часов не заводится. 6) Каких-либо технических данных, что часы вскрывались, стрелки часов переводились в обратную сторону, не имеется. Поломка механизма часов при медленном переводе стрелок в обратную сторону не наступает. Исключается перевод календаря в обратную сторону с помощью ключа для перевода стрелок часов.» Текст заключения приведён ниже, каждый может прочесть документ лично, не полагаясь на точность цитирования автором.
  Итак, что мы имеем в отношении часов что называется «в сухом остатке»? Часы были исправны в момент смерти композитора и таковым оставались вплоть до обнаружения тела. Часы являлись автозаводными, но простого потряхивания руки для взведения пружины было недостаточно — рукой требовалось взмахнуть с большой амплитудой, так сказать, целенаправленно. Эта деталь, кстати, отлично соответствует тому, что сообщала следствию одна из свидетельниц, говорившая, что Ивасюк имел привычку взмахивать рукой, заводя часы. Самая большая неопределенность, связанная с часами, заключается в следующей дилемме: явились ли показания календаря — «27», «fri» — результатом работы механизма, или же они появились в результате произвольного перевода стрелок милиционером, снимавшим часы? Ведь он мог не просто снять часы с руки, но и покрутить заводную головку на корпусе, проверяя исправность механизма и возможность перевода стрелок… Очень бы хотелось знать правильный ответ — это знание позволило бы наложить чёткие рамки на возможный интервал смерти. Но это невозможно, нам придётся априори признать размытость интересующих нас границ. Рассмотрим 3 основных варианта: 1) часовая стрелка была значительно откручена назад, скажем, в пределах одного полного оборота по диску; 2) часовая стрелка вообще не крутилась и её показания соответствуют естественному ходу механизма; 3) часовая стрелка была значительно откручена вперёд, скажем, в пределах одного полного оборота по диску. В случае 1) истинное время остановки — ночь на 28 апреля, в случае 2) — то, какое мы имеем на часах (т.е. примерно полдень 27 апреля), а в случае 3) — ночь на 27 апреля. Далее. Время работы хронометра при полном взведении пружины — от 16 до 24 часов. Если часы остановились около полуночи, значит последний их завод посредством энергичного взмаха руки последовал утром или ночью того же дня. Если часы остановились около полудня, стало быть они были заведены днём или вечером накануне.
Что получается в «сухом остатке»? Самое раннее время, когда Владимир Ивасюк мог появиться в Брюховичском лесу, следует отнести к вечеру 25 апреля — это в том случае, если милиционер прокрутил стрелку вперёд на 12 часов. Все остальные варианты (если он не крутил, либо прокрутил назад) дают более позднее время — день, либо вечер 26 апреля. Мы считаем, что Владимир не ходил по ночному лесу и появился на месте смерти в светлое время суток. Добавим к этому известную информацию, согласно которой композитор ушёл из дома в обеденное время 24 апреля, чуть позже 13 часов. А в Брюховичском лесу появился не ранее вечера следующего дня, во всяком случае до заката. 25 апреля 1979 г заход Солнца за горизонт на широте Львова произошёл в 20:29. Где-то около этого времени — не сильно ранее! — Владимир мог появиться возле дерева. Почему это важно? Мы знаем, что Мирон Петрович Фуртак и его жена утверждали, будто видели Владимира Ивасюка днём 25 апреля в середине дня (до 16 часов). Исходя из времени на часах композитора, даже если согласиться с тем, что их показания искажены в результате манипуляций одного из милиционеров, мы видим полное подтверждение показаний свидетеля и его супруги. Фуртак не ошибался — он видел Ивасюка именно в тот день, а не неделей ранее! Но показания часов означают и кое-что ещё, а именно — Ивасюк оставался жив ещё примерно 30 часов со времени ухода из квартиры. Владимир явно провёл одну ночь вне дома, причём речь идёт о минимальной оценке! Если в показания часов искажений не вносилось, то время жизни композитора автоматически увеличивается ещё примерно на 12 — 16 часов или чуть более и тогда следует признать, что Владимир вне дома ночевал дважды. По мнению автора, это очень важный вывод, который следователь Гнатив был просто обязан сделать. Но не сделал. Наверное всем хорошо знакома русская пословица, гласящая, что в доме повешенного не говорят о верёвке. К следствию по факту повешения это правило не относится — о верёвке оно говорить не только может, но и обязано. Следователь должен выяснить происхождение предмета, использованного для завязывания петли, установить связан ли этот предмет с повешенным или с местом обнаружения трупа, а также узнать степень специфичности узла и другие вопросы, представляющие интерес с точки зрения прояснения обстановки на месте происшествия и практической реализации замысла (например, волочение или подтягивание трупа в петле и т.п.). Следствие не может считаться полным, если вопросы, связанные с петлёй и предметом, на котором она была завязана, не были надлежащим образом исследованы. Следователь Гнатив назначил 2 криминалистические экспертизы, связанные с исследованием пояса с петлёй, в которой был найден композитор Ивасюк. Одна из них, трасологическая, касалась особенностей петли и повешения, другая (криминалистическая экспертиза материала) — общности ткани плаща и пояса. Перед первой из экспертизы, назначенной 29 мая 1979 г, были поставлены вопросы: «1. Имеются ли на петле какие-либо признаки, свидетельствующие о том, что тяжесть подтягивалась через ветвь дерева [т.е. не душили ли Ивасюка, подтягивая конец пояса, переброшенный через ветку — прим. А.Р.]? 2. К какому виду относятся узлы, образующие петлю и узлы в месте привязки к ветке дерева? 3. Характерна ли завязка этих узлов для какой-либо профессии?» Формулировки немного косноязычны, но ход мысли Гнатива вполне прозрачен. Если на поясе в средней его части окажутся микроследы коры и потёртости, то можно будет считать, что пояс скользил по ветке, а значит, его кто-то тянул за другой конец. Это заставляет предположить присутствие на месте повешения как минимум ещё одного человека. Аналогичное предположение возникало бы и в том случае, если бы выяснилось, что узлы на поясе в месте его крепления к ветке и в месте завязывания петли чем-то необычны, экзотичны, редки. Такие, какие вряд ли мог бы знать студент консерватории, зато мог бы знать десантник, моряк или, скажем, выпускник циркового училища, практиковавшийся в исполнении фокусов с верёвкой.
   Никаких неожиданных результатов трасологическая экспертиза не принесла. Её полный текст каждый может прочесть на фотографиях, представленных в «Приложении 6» к этой книге, а мы же приведём здесь резолютивную часть: «1. На представленном на исследовании поясе каких-либо признаков, свидетельствующих о подтягивании тяжести, в частности, тела человека через ветвь дерева, не имеется. 2. Имеющиеся на представленном поясе узлы относятся к простым двойным узлам (по типу их завязки). 3. Простые двойные узлы могут быть завязаны любым лицом и определенный род занятий (профессию) не характеризуют.» Вторая экспертиза касалась определения состава плаща и пояса. На первый взгляд может показаться, будто данная проверка избыточна и лишена всякого смысла, но это только на первый взгляд. Следователь посчитал необходимым удостовериться в том, что пояс, на котором висело тело Ивасюка, был комплектен плащу. Другими словами, для повешения или самоповешения, использовался пояс именно того плаща, который принадлежал Ивасюку, а не какого-то другого. В том случае, если пояс происходил от одежды, отсутствовавшей на месте обнаружения тела, эту одежду следовало найти или, по крайней мере, выяснить, каким образом пояс от неё оказался в Брюховичском лесу. Строго говоря, сама по себе комплектность плаща и пояса, как и некомплектность, никак не влияли на возможность убийства Ивасюка. Ведь злоумышленники могли воспользоваться как посторонним поясом, так и поясом самого Владимира, но… Если пояс происходил от посторонней одежды (плаща, пальто, куртки), то это выглядело более подозрительно. Назначение этой экспертизы является во многом симптоматичным. Из него следует, что следователь вовсе не был предвзят и отнюдь не отметал версию убийства. Если бы Гнатив уклонялся от рассмотрения таковой, то подобной экспертизы ни за что бы не назначил, поскольку её неожиданный результат послужил бы для него источником серьёзной головной боли. Гнативу пришлось бы искать ту одежду, от которой взят пояс и без объяснения его происхождения он бы, скорее всего, вообще не смог бы закрыть дело. То есть следователь, назначая эту экспертизу, потенциально создавал себе весьма серьёзную проблему, но он пошёл на это именно потому, что хотел разобраться в расследуемом деле по существу. Перед экспертом Гнатив поставил следующий вопрос: «Имеют ли признак общей родовой (групповой) принадлежности ткань плаща Ивасюка В. М. и ткань пояса, из которого была изготовлена петля, в которой висел труп Ивасюка В. М.?»
  В ходе экспертизы исследовались типы плетения нитей как в тканях плаща и пояса, так и ткани, использованной для подбортовки, исследовались присущие этим нитям химические свойства (растворимость в различных реагентах), а также был проведен хроматографический анализ (как основной ткани, так и подбортовки пояса и плаща). В результате была доказана идентичность материала, пошедшего на пошив исследуемых изделий. Из чего можно было сделать обоснованный вывод, что плащ и пояс являются единым комплектом одежды: трикотаж был изготовлен из полиэфира, а подбортовка — из смесовой ткани (вискоза и полиэфир). О чём эксперт и сообщил: «Трикотаж, из которого изготовлен плащ Ивасюка В. М., и трикотаж, из которого изготовлен пояс, использованный в качестве петли, имеют общую групповую принадлежность. Общая групповая принадлежность указанных объектов исследования обусловлена совпадением их по признакам, изложенным в синтезирующей части заключения.»
  В общем, достаточно ожидаемый результат. Если бы он оказался другим, то имело бы смысл задуматься, но в данном случае экспертиза лишь подтвердила то, что казалось очевидным. Теперь, когда мы закончили рассмотрение экспертиз, назначенных в ходе расследования, имеет смысл остановиться на показаниях некоторых свидетелей, не упомянутых ранее. Не потому, что они очень важны — на самом деле, не очень! — но потому, что если автор не упомянет о наличии таковых показаний, то наверняка заслужит упрёк в «сокрытии материалов», «манипулировании фактами» и т. п. Конечно, цитирование этих показаний удлинит и без того длинное повествование, но на это имеет смысл потратить некоторое время ещё и потому, что данные материалы дают определенное представление о личности Ивасюка. Думаю, что все, кому Владимир интересен как композитор и человек, будут благодарны за такое цитирование. Итак, о чём идёт речь? В следственных материалах есть показания Мазепы, консерваторского преподавателя Владимира Ивасюка. Мазепа с самого начала контактировал со следствием, напомним, что именно он первым опознавал труп композитора ещё до того, как это сделала мать Владимира. То есть, понятно, что уже с первых часов расследования Мазепа общался с Гнативом и сообщал тому какую-то информацию без протокола, скажем так. Что логично… И уже по этому предварительному общению Гнатив понял, что Мазепа ничего особенно ценного с точки зрения расследования сообщить не может. Думается, что именно поэтому Гнатив не спешил с формальным допросом свидетеля, хотя понятно было, что таковой должен быть проведён. Лешек Зигмундович Мазепа, заведующий кафедрой композиции Львовской консерватории, был допрошен следователем Гнативом только 12 июня 1979 г, т.е. на 4-й неделе расследования. Из протокола допроса мы узнаём, что родился Лешек Зигмундович в 1931 г, возглавил кафедру в 1975 г, т.е. за 4 года до описываемых событий. На кафедре обучалось более 20 студентов, из них 4 являлись студентами 3-го курса. Уже с первых фраз допроса ясно, что Лешек Зигмундович был полностью в курсе специфики обучения Владимира Ивасюка, его отчисления и последующего восстановления в консерватории, а также лечения в психиатрической больнице.
| |
