УБИЙСТВА. Виновный не назван.
Дело Сэма Шэппарда.
©А.И.Ракитин, 2007 год
©"Загадочные преступления прошлого", 2007 год
©"Загадочные преступления прошлого", дополнено и исправлено в 2023 году
Страницы:
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
(7)
(8)
(9)
(10)
стр. 2
По просьбе Стива Шэппарда, брата пострадавшего, в тот же день Сэма обследовал и невропатолог Хекстер, который дополнил список Элкинса указанием на исчезновение рефлексов в бёдрах и брюшной области Сэма. Данный симптом, не поддающийся симуляции, указывал на серьёзность полученной травмы позвоночника.
Зверское убийство в доме Шэппардов потрясло Бэй-виллидж и весь Кливленд. Уже 4 и 5 июля практически все газеты штата Огайо сообщили о кровавой драме. В дальнейшем интерес к произошедшему только нарастал.
Уже в первые дни после убийства Мэрилин Шэппард детективам удалось отыскать важных свидетелей. Некая Дорис Бендер, жившая через дорогу от дома Шэппардов, на протяжении долгого времени видела свет в доме, явившемся местом преступления. Между тем, согласно рассказу Сэма Шэппарда, свет в доме не зажигался.
Буквально в ста метрах от лестницы, по которой якобы сбегали к озеру преступник и Сэм Шэппард, находился лодочный пирс. Там в ночь с 3 на 4 июля распивали пиво трое мужчин. Они разошлись только под утро, но за те несколько часов, что провели на пирсе, никто из них не заметил и не услышал ничего подозрительного.
Эта информация только усиливала недоверие полицейских рассказу Сэма Шэппарда, но до тех пор, пока он не дал официальных показаний, детективам приходилось держать свои подозрения при себе.
Между тем, 6 июля 1954 г. Сэм Шэппард-старший по настоятельной просьбе родственников пригласил к себе в больницу опытного адвоката Уильяма Корригана и предложил тому представлять его интересы на время полицейского расследования.
Судебно-медицинское исследование трупа Мэрилин Шэппард осуществил доктор Лестер Аделсон, ассистировал ему Томас Дозьер. Надо сказать, что представленный следствию (и впоследствии суду) документ оказался довольно странен. В дальнейшем мы увидим, что некомпетентность работы судебного медика весьма и весьма способствовала запутыванию дела. Невольно приходят на ум слова известного французского судебного врача Лакассаня, любившего повторять, что "огрехи некомпетентного анатомирования не поддаются исправлению". Аделсон не сделал многого из того, что должен был сделать, и самое главное - не исследовал должным образом вопрос о возможном изнасиловании жертвы и не описал состояние плода.
Судебный врач констатировал смерть, последовавшую в результате неоднократного травмирования лобных и височных костей черепа с их раздроблением на мелкие фрагменты и разделением лобного шва. Смерть наступила от двустороннего субдурального кровоизлияния и очаговых субарахноидальных кровоизлияний в обоих полушариях мозга. По мнению анатома, орудием убийства явился тупой предмет. Время наступления смерти определялось интервалом от 3 до 4 часов ночи 4 июля 1954 г. Следов вагинального или анального изнасилования обнаружено не было. В заключении отмечалось, что убийца нанёс жертве не менее 35 ран, то есть подсчёт врача удивительным образом совпал с оценкой коронера Гербера, осматривавшего труп всего-то пару минут! (Здесь необходимо отметить, что точное количество ударов, нанесённых жертве, точно установить не удалось. Отставной "профилёр" ФБР Грег МакКрэри, ознакомившийся в 1999 г. с подлинными материалами расследования "дела Шэппарда", со ссылкой на заключение судебного медика написал о 35 ударах по голове. Между тем, на судебном процессе 1954 г. обвинитель со ссылкой на тот же самый документ говорил о 27 ударах. Автору настоящего очерка не удалось отыскать текст протокола судебно-медицинского исследования трупа, поэтому полной ясности в этом вопросе нет. Для нас важно то, что количество полученных Мэрилин Шэппард ударов действительно было велико.) Практически все причинённые жертве ранения признавались безусловно смертельными, способными повлечь гибель в интервале от нескольких минут до получаса с момента нанесения.
7 июля 1954 г. состоялись похороны Мэрилин Шэппард, на которых присутствовал Сэм, отпущенный из больницы. Он передвигался в инвалидной коляске, его постоянно сопровождал медбрат из больницы. Сэм-младший на похоронах матери не присутствовал.
Только ленивый журналист не сфотографировал Сэма Шэппарда-старшего, плакавшего на кладбище Knollwood в пригороде Кливленда. Пресса готовилась пожать плоды неизбежного скандала, поскольку из источников, близких к коронеру и полиции, уже было известно о возникших в адрес потерпевшего подозрениях. Пищи для сплетен в тот же день подбросил помощник прокурора округа Кайохога Джон Михан, назвавший поведение Сэма Шэппарда "скандальным". Его негодование вызвал тот факт, что человек, которого полиции не разрешают допрашивать, свободно покидает больницу и перемещается по городу (под "свободным перемещением по городу" помощник шерифа подразумевал посещение церкви и кладбища).
На следующий день - 8 июля 1954 г. - Сэм Шэппард-старший попросил полицию допустить его в дом для того, чтобы забрать некоторые личные вещи, необходимые в обиходе: обувь, одежду и тому подобное. В сопровождении наряда полиции он посетил собственный дом, бывший ещё несколько дней тому назад родным и уютным; теперь же Сэмюэль оказался вынужден перемещаться в здании под контролем полицейских и выбирать вещи под запись в протоколе.
На лужайке перед домом Шэппарда и его эскорт встретила толпа журналистов, зевак и моментально сбежавшихся соседей. Сэмюэль был поражён видом десятков людей, беззастенчиво фотографировавших и глазевших на него. Он потребовал от полиции убрать всех этих людей с принадлежащего ему участка земли; как нетрудно догадаться, полиция этого делать не стала.
Сэм Шэппард разумно решил не обострять конфликт с журналистами и пригласил в дом корреспондента кливлендской газеты "News", которому дал первое с момента убийства жены интервью. Во время беседы с репортёром, не сдержав эмоций, Сэмюэль расплакался. Он пообещал заплатить 10 тыс.$ за информацию, способную изобличить убийцу жены. Сэмюэль особо подчеркнул, что не уклоняется от разговора с полицией и если этот разговор до сих пор не состоялся, то лишь потому, что он не был готов к нему физически.
Понятно было, что после разговора с репортёром отказываться от полицейского допроса уже не следовало. В тот же день — 8 июля — Шэппард впервые был допрошен официально, что называется, «под протокол». Допрос имел место в больнице, куда он вернулся после посещения дома, и продлился три часа.
Допрос касался только событий ночи с 3 на 4 июля. Шэппард повторил свой рассказ о том, как уснул на кушетке в гостиной и был разбужен вскриком жены. Поднявшись наверх, он увидел человека в белой рубашке, находившегося в ногах кровати; Мэрилин была ещё жива и издавала «булькающие звуки». Шэппард не помнил удара, оглушившего его; он пришёл в себя в положении сидя на полу у кровати жены (в спальне находились две кровати, разделённые тумбочкой). Ему в глаза попадал лунный свет, отражавшийся в металлическом значке, укреплённом на портмоне; до этого портмоне находилось в кармане его брюк, теперь же — лежало на кровати. Он проверил пульс жены, понял, что она мертва, и отправился в спальню сына. Убедившись, что с ним всё в порядке, он отправился вниз, поскольку услышал шум, доносившийся с первого этажа. На фоне двери чёрного хода он увидел тёмную фигуру, бросившуюся наутёк по лестнице, спускавшейся к озеру. Шэппард последовал за неизвестным; тот остановился возле воды, дожидаясь, пока преследователь спустится. Едва Шэппард сошёл с лестницы на песок, неизвестный напал, и он — Шэппард — снова потерял сознание. Придя в себя в воде, он поднялся в дом и накрыл тело жены одеялом — его смущал тот факт, что её нагое тело увидят посторонние. Шэппард позвонил мэру Хоуку потому, что не мог вспомнить никакого другого телефона — все номера просто выскочили из головы. Вообще все — отца, братьев, соседей...
Шэппарду официально сообщили, что он рассматривается в качестве главного подозреваемого в убийстве собственной жены. Он не смог ответить, почему его золотые часы оказались найдены за домом, и куда и как исчезла его футболка. По описанию Сэма Шэппарда художником был нарисован портрет мужчины якобы убившего его жену и напавшего на него самого.
Согласно сообщённым Шэппардом приметам, это был белый широкоплечий мужчина ростом 185-187 см в возрасте около 25 лет, имевший чёрные, торчавшие "ёжиком" волосы. Незнакомец был одет в белую рубашку и чёрные брюки.
Рисунок неизвестного мужчины, напавшего на Мэрилин и Сэма Шэппарда, подготовленный полицейским художником по описанию потерпевшего.
В ходе допроса 8 июля Сэму Шэппарду было сделано предложение пройти проверку на "детекторе лжи". Он от такой проверки отказался, заявив, что "знает, как это работает, и знает, что окажется виновен из-за своей сопричастности трагедии". (Перевод умышленно сделан немного некорректным, дабы фраза выглядела более литературно; дословно в протоколе записано: "because of his knowledge of it, and how it operated, that he would have a reaction because of his nearness to the tragedy").
Несомненно, отказ от проверки на полиграфе согласовывался Шэппардом с адвокатом; к оценке обоснованности некоторых советов Уильяма Корригана в дальнейшем нам ещё придётся вернуться.
До 10 июля 1954 г. Сэм Шэппард-старший оставался в больнице, но в этот день он был отпущен для продолжения лечения дома. Сэм направился в дом отца, где его уже поджидала толпа репортёров, как газетных, так и телевизионных. В те годы ещё не существовало записи телесигнала на магнитную ленту, поэтому телевизионные трансляции осуществлялись в прямом эфире. При появлении Сэма Шэппарда телепрограммы были прерваны для прямого включения камер, установленных перед домом его отца. Они-то и показали миллионам телезрителей некрасивую сцену, во время которой Ричард Шэппард, вышедший навстречу сыну, закричал на журналистов, чтобы те убирались. Делать этого, разумеется, не следовало ни в коем случае — в той обстановке Шэппардам следовало бороться за симпатию общественности, а таковая напрямую была связана с тем, как журналисты станут подавать информацию! Представители телевидения и прессы, разумеется, никуда от дома не ушли, и Ричард потребовал от присутствовавших полицейских удалить их. Толпа немного потеснилась с газона, но этим дело и ограничилось. Публика, жаждавшая скандала, получила его: семья Шэппардов предстала в роли эдаких агрессивных, неадекватных самодуров, бросающихся безо всякого повода на нормальных людей.
В тот же день Сэмюэль Шэппард-старший был вторично официально допрошен кливлендскими детективами в присутствии начальника полиции Бэй-виллидж и коронера Гербера. На этот раз допрос оказался куда продолжительнее, чем двумя днями ранее, и намного более обстоятельным. Журналисты утверждали, что Шэппарда допрашивали без перерыва 9 часов, но на самом деле это не так: допрос начался в 11:40 и закончился в 16:15.
Содержание этого допроса в контексте последующих событий очень интересно, поэтому имеет смысл остановиться на нём подробнее.
Сэм Шэппард во время дачи показаний после выписки из больницы: шея в корсете (бандаже), тёмные очки скрывают синяки на лице и кровоизлияния в склеры глаз.
Во время допроса Сэмюэль признал, что примерно до 1949 г. Мэрилин очень ревновала его к другим женщинам (они бракосочетались в феврале 1945 г.), но в последующем их отношения полностью выправились и стали совершенно гармоничными. Согласно его утверждению, оснований для ревности Мэрилин не имела, поскольку он не искал интимных связей на стороне. Шэппард отверг предположение, будто при выяснении отношений с женою впадал в гнев. Он утверждал, что не имел интимных отношений со Сьюзен Хейс, лаборанткой из больницы «Бэйвью» («Bayview»), и более того, заявил, что Мэрилин была полностью в курсе всех его рабочих дел.
Вместе с тем Сэмюэль признал, что в марте 1954 г. во время симпозиума остеопатов в Калифорнии он купил Сьюзен Хейс золотые часы. Из его объяснения следовало, что это был не подарок, а лишь компенсация за потерянные ею во время официального обеда часики. По словам допрашиваемого, его жена ничего об этих часах не знала. Во время допроса Шэппарду были заданы вопросы, связанные с его отношениями с другой женщиной — с женою хозяина автосалона, в котором Сэмюэль приобрёл свой спортивный «ягуар» — некоей Джулией Лоссман. Сэмуэль признал товарищеские отношения с семьёй Лоссманов, рассказал о том, что лечил Джулию полтора года назад, но категорически отверг все подозрения на интимную связь с нею. Однако Сэму Шэппарду пришлось признать, что между их семьями (то есть Лоссманов и Шэппардов) летом 1953 г. произошло выяснение отношений, после чего дружба оказалась разрушена и товарищеских встреч они более не устраивали. Детективов интересовало, пытался ли Сэмюэль восстановить отношения с миссис Лоссман после этого разговора: Сэм заявил, что не делал этого, напротив, женщина сама разыскала его и привела к нему на лечение дочь.
Полиция, допросившая к тому моменту уже почти 200 жителей Бэй-виллидж, знала достаточно много местных сплетен, поэтому Шэппарду был прямо задан вопрос: правда ли, что он несколько раз совокуплялся с миссис Лоссман (допрашивавший детектив выразился вульгарнее, употребив разговорное словцо «dating», соответствовавшее нашему «трахаться»)? Допрашиваемый категорически отверг подобные подозрения и добавил, что жена знала об этом слухе. Сэм Шэппард отказался признать свою причастность к гибели жены — непосредственную или косвенную — высказав предположение, что расправа над Мэрилин могла быть местью отвергнутого ею любовника. Он утверждал, что ему известны по меньшей мере 3 таких человека; их имена и фамилии он сообщил ещё до этого допроса, поэтому в протоколе они не фигурировали.
Между тем, полиция уже располагала сведениями, позволявшими довольно скептически отнестись к некоторым деталям, сообщённым Шэппардом во время допроса. Нэнси Ахерн, подруга убитой Мэрилин, сообщила, что та вечером 3 июля 1954 (то есть за несколько часов до смерти) рассказала ей, будто подумывает о разводе с Сэмом. Мэрилин, согласно утверждению Нэнси, прекрасно знала о связи мужа со Сьюзи Хейс и о золотых часиках, подаренных мужем последней.
Одного этого сообщения оказалось достаточно, чтобы детективы кливлендского "убойного отдела" поставили перед начальником полиции Бэй-виллидж вопрос о взятии Сэмюэля Шэппарда под стражу. Но Итон отказался это делать, рассчитывая потратить ещё некоторое время на розыск описанного Шэппардом-старшим убийцы. В течение последующей недели полиция безуспешно пыталась отыскать брюнета с короткими торчащими волосами, отвечающего приметам, сообщённым Сэмом Шэппардом, но успеха в этом деле не достигла. Удалось лишь найти двух свидетелей, которые утверждали, что после 22:00 3 июля видели высокого черноволосого мужчину в белой рубашке, наблюдавшего за домом Шэппардов.
Через две недели с момента гибели Мэрилин Шэппард кливлендские детективы сделали ещё одно удивительное открытие. Они выяснили, что дом, явившийся местом преступления, имел не два входа, а три! Помимо парадного входа со стороны Лэйк-роад и чёрного со стороны озера Эри, имелся ещё и люк, который вёл в подвал под домом. Может показаться невероятным, но никто из полицейских и сам коронер Гербер, осматривавшие здание 4 июля, его не увидели! Нет этого входа и на схеме здания, составленной полицией и приобщённой к следственным материалам! Что и говорить - этот ляп замечательно характеризует уровень профессионализма детективов, взявшихся за распутывание этого весьма неординарного дела.
Подвал под домом имел один выход на улицу, в сторону озера, а другой - внутрь дома, в большую гостевую комнату, отделённую коридором от гостиной первого этажа, в которой уснул Сэм Шэппард. Сделанный в полу люк был закрыт ковром, который полицейские при осмотре дома не догадались поднять. В подвал спуститься никто из них тоже не догадался, потому о существовании прохода через него они не знали до тех самых пор, пока об этом им не рассказал Стив Шэппард. 18 июля 1954 г. детективы "убойного отдела" прибыли для осмотра дверей подвала. Их ждало неприятное открытие - на деревянной коробке и самом люке были хорошо видны свежие следы, могущие принадлежать инструменту вроде долота или широкого ножа. Конструкция двери из подвала в комнату допускала её открытие снизу. Полицейские запротоколировали увиденное, но фотографии обнаруженных царапин делать не стали и о составленном документе благополучно позабыли на многие годы.
План дома Шэппардов, подготовленный полицией и фигурировавший на суде 1954 г. План составлен с учётом ориентации постройки относительно сторон света. Южнее дома, в самом низу — Лэйк-роад, наверху — озеро Эри, до него примерно 20 метров. Большая L-образная постройка в левой части рисунка — 2-этажный жилой дом, прямоугольная постройка справа — 2-этажный гараж. Знак «*» и цифры «1», «2», «3» нанесены автором очерка. Цифра «1» показывает вход в подвал с улицы; «2» — люк из подвала в полу гостевой комнаты; «3» — тахту, на которой уснул Сэм Шэппард. Окна спален на втором этаже, в которых находились Мэрилин Шэппард и Сэм-младший, выходили в сторону озера, то есть на север. Из этой схемы можно видеть, что человек, открывающий дверь в подвал, не мог быть замечен из окон дома, а также со стороны Лэйк-роад. Злоумышленник мог подняться на второй этаж, пройдя через кухню; в этом случае он вполне мог не заметить спавшего на тахте в гостиной Сэма. Такой маршрут хорошо объясняет то обстоятельство, почему убийца не напал сначала на мужа: он его просто не увидел в тёмном доме. Появление в «деле Шэппарда» прохода через подвал до такой степени не понравилось следователям, что они сделали всё возможное, чтобы скрыть это открытие. Поэтому даже спустя три месяца с момента осмотра подвала во время подготовки обвинительного заключения работники прокуратуры не стали уточнять план дома, представив суду фактически фальсифицированный документ.
Между тем, время поджимало и результаты предварительного расследования требовалось как можно скорее рассмотреть коронерскому жюри. По американской практике такие заседания, призванные зафиксировать объективность совершения преступления, его состав, подсудность и порядок ведения дальнейшего расследования, обычно проводятся в течение первых 24 часов с момента открытия факта правонарушения или преступления; иногда, в особо запутанных случаях, допускается задержка, но она обычно не превышает одного-двух дней. В данном же случае минули уже две недели, а глава полиции Бэй-виллидж всё ещё не желал представлять коронеру результаты дознания.
Чтобы подстегнуть Итона, коронер Гербер заявил, что если к концу третьей недели с момента гибели Мэрилин Шэппард (то есть к 24 июля 1954 г.) полиция Бэй-виллидж не отчитается о проделанной работе, то он откажет в возбуждении уголовного дела. Ситуация, конечно же, складывалась скандальной: налицо было зверское убийство молодой женщины, а коронер грозил отказать в возбуждении дела! Пресса и телевидение штата Огайо с большим вниманием следили за происходившим в Кливленде, и правоохранительные органы своими действиями давали им массу информации для комментариев. Практически в каждом июльском и августовском номере местных газет можно было видеть большие статьи, посвящённые «делу Шэппарда». Тон комментариев в отношении Сэма Шэппарда всё время оставался сдержанно-недружественным: репортёры склонялись к мнению, что влиятельная семья Шэппардов парализовала деятельность местной полиции.
Следствие у коронера началось 22 июля 1954 г. Материалы дознания представляли прокурор округа Кайохога Каллиган и его помощник Мэхон; Сэм Шэппард присутствовал на заседаниях коронерского жюри в сопровождении адвоката Корригана (напомним, что Шэппард формально не являлся обвиняемым, а выступал одновременно и свидетелем, и потерпевшим). В отношении Сэмюэля-старшего следствие коронерского жюри с самого своего стало приобретать резко обвинительный уклон.
В этом отношении сам по себе показателен порядок заслушивания свидетелей. Надо сказать, что обычно коронер начинает с заслушивания полицейских, прибывших по вызову, а затем знакомится с протоколом осмотра места преступления, после чего переходит к допросу свидетеля, первым обнаружившим факт преступления. Только после этого судья приглашает для дачи показаний тех свидетелей, кто способен прояснить существенные для понимания дела аспекты произошедшего. Другими словами, судья идёт по следующей логической цепочке: что именно произошло? когда и где? имеются ли непосредственные свидетели случившегося?
То есть Гербер должен был начать с заслушивания полицейского Дренкхана и после этого пригласить для допроса Сэмюэля Шэппарда.
На деле всё вышло совсем не так. Следствие почему-то началось с допросов супругов Ахерн и Хоук. Нэнси Ахерн, разумеется, сразу рассказала о том, что погибшая Мэрилин Шэппард была в курсе того, что муж ей изменяет и даже купил золотые часики любовнице. Это, конечно, был прямо-таки кафкианский нонсенс, ведь, формально рассуждая, ещё никто не рассказал коронеру о том, кто именно является жертвой и каковы обстоятельства её — жертвы — смерти! Супруги Хоук в один голос заявили, что были крайне удивлены телефонным звонком Сэма Шэппарда, сообщившего об убийстве: мол-де, они никогда не были особенно дружны, и непонятно, для чего Сэмюэль им позвонил. Примечательно, что помощник прокурора Мэхон с упоением зацепился за эту мысль и несколько раз возвращался к ней, дескать, для чего же понадобился этот странный звонок на восходе солнца?
Все эти рассуждения свидетелей, занявшие более часа, имели место ещё до того, как члены жюри формально были поставлены в известность о сути произошедшего в доме Шэппардов… Это было, конечно же, грубейшим нарушением принятых традиций и правил проведения подобных заседаний.
Гербер, впрочем, этих и им подобных ляпов не заметил, потому, думается, что имел в голове определённую схему действий и неуклонно ей следовал. Пятым свидетелем оказался полицейский Дренкхан, который по смыслу коронерского следствия должен был быть как раз таки первым. Именно Фред Дренкхан и рассказал, наконец, об обстановке в спальне Мэрилин Шэппард. Гербер разделался с полицейским очень быстро, допросив его в высшей степени формально. Оно и понятно: коронер сам побывал в доме Шэппардов и обо всём имел собственные суждения; между тем педантичный и внимательный допрос полицейского, подготовившего протокол осмотра места преступления и сделавшего фотоснимки спальни Шэппардов, оказался бы способен вскрыть массу любопытнейших деталей, выставляющих работу полиции в весьма неприглядном свете. Об этом у нас ещё будет обстоятельный разговор впереди; сейчас же важно отметить, что уже во время следствия у коронера можно было зафиксировать полицейские недочёты и избежать в будущем больших ошибок. Этого, однако, не случилось.
Наконец, после Фреда Дренкхана свидетельское место занял Сэм Шэппард-старший. Он заявил, что любил свою жену и никогда вопрос о разводе между ними «всерьёз не обсуждался». Сэмюэль категорически отверг все подозрения на возможную интимную связь со Сьюзен Хейс, хотя и признал, что встречался с нею во время симпозиума остеопатов в Лос-Анджелесе в марте 1954 г. Коронер осведомился у свидетеля, не спал ли он тогда в одной кровати со Сьюзен Хейс на протяжении четырёх ночей (у полиции имелись сведения, что именно так оно и было), на что Сэм Шэппард твёрдо ответил: «Нет!»
Этим допросом закончился первый день следствия у коронера. Произошедшее в дальнейшем в точности неизвестно, но с уверенностью можно предположить, что Шэппард и его адвокат Корриган узнали о том, какими будут показания Сьюзен Хейс на следующий день - разоблачительными! Сьюзен имела намерение полностью раскрыть в суде историю своих интимных отношений с Сэмом, которую тот наивно и неуклюже попытался скрыть. И поэтому, стремясь упредить крайне негативное для своего подзащитного развитие событий, Уильям Корриган на утреннем заседании 23 июля 1954 г. попытался внести в стенограмму вчерашнего заседания изменения. Формально они касались объяснений Сэма Шэппарда, связанных с его поездкой в Лос-Анджелес; адвокат попытался доказать, будто свидетель не понял двусмысленность задаваемых вопросов и ответил в "узком их понимании".
Разъярённый коронер запретил править стенограмму и выгнал Уильяма Корригана из зала заседаний. Допущенные на заседание жюри свистели и аплодировали этому решению, кто-то кричал в спину адвокату: «Преступник!» Что и говорить, зрелище, конечно, получилось необычным!
Так Сэм Шэппард остался без адвоката.
Весь день 23 июля 1954 г. коронер Гербер посвятил допросам судебного медика и детективов, проводивших осмотр места преступления и территории вокруг дома. Думается, он специально тянул время, издеваясь над Шэппардом.
Сьюзен Хейс заняла свидетельское место лишь на следующий день - 24 июля.
Сьюзен Хейс. Стремясь скрыть интимные отношения с этой женщиной, Сэм Шэппард решился на ложь под присягой. Последствия этого шага оказались для него самыми что ни на есть печальными.
Она легко признала наличие сексуальных отношений с Сэмом Шэппардом, которые, согласно её уверению, тянулись с декабря 1952 г. (то есть более полутора лет). По словам Сьюзен, Сэм твердил, что намерен жениться на ней и для этого обязательно разведётся с женою. В марте 1954 г. в компании с Сэмюэлем она побывала на симпозиуме остеопатов в Лос-Анджелесе; они жили в доме доктора Миллера, друга Сэма, в Голливуде. Обстановка вокруг была в высшей степени романтичной, четыре дня они провели как муж и жена, вместе разъезжая по магазинам, посещая рестораны и отправляясь спать в общую спальню...
Сэм Шэппард был раздавлен.
Утром 25 июля 1954 г. коронер Сэм Гербер вынес вердикт о признании факта умышленного убийства Мэрилин Шэппард. Следствие по этому делу поручалось прокуратуре округа Кайохога.
Шэппард уехал в дом родителей, где находился безвылазно все последующие дни. Сьюзен Хейс в это время пожинала плоды свалившейся на неё национальной известности. Репортёры, дабы взять у неё интервью, стояли в очередь; 15-минутная беседа со вчерашней лаборанткой стоила "от 500 $" - её полугодовое жалование.
Несмотря на кажущийся провал Сэма Шэппарда, реалистично мыслящие юристы и журналисты понимали, что всё произошедшее на следствии у коронера есть вовсе не признак виновности мужа в убийстве жены, а лишь следствие в высшей степени неудачной защиты. В газетных публикациях, пытавшихся объективно анализировать ход расследования, отмечалась опрометчивость выбранной Корриганом линии поведения его подзащитного. Сэм Шэппард отказался от проверки на полиграфе; между тем эта проверка ему решительно ничем не грозила. По законам штата Огайо результаты допроса с использованием "детектора лжи" не могут служить доказательством в суде, на них нельзя официально ссылаться и, вообще, упоминать о самом факте применения подобной процедуры. Даже если бы полиграф "полностью разоблачил" Сэмюэля, на следствии у коронера прокуратура не смогла бы обмолвиться об этом ни единым словом.
Далее: Шэппард мог воспользоваться своим конституционным правом отказа от дачи показаний; в этом случае его не смогла бы разоблачить Сьюзен Хейс. Расчёт на то, что она будет молчать под присягой, был, конечно же, крайне наивен. Видимо, Сьюзен когда-то клялась любовнику в том, что всегда покроет тайну женатого мужчины; Сэмюэль показал себя слишком простодушным человеком, если всерьёз отнёсся к такого рода обещанию. Адвокат должен был запретить давать ему показания, между тем Корриган поступил прямо наоборот: он посоветовал отказаться от проверки на "полиграфе", но при этом разрешил давать показания под присягой.
|