| |
|
УБИЙСТВА ДЕТЕЙ.
Линдберг договаривался с Кондоном с тем условием, что тот пойдет на передачу денег лишь услышав четкое описание маршрута движения, не допускающее двоякого толкования. Теперь же вместо четкого описания маршрута кладбищенский "Джон" предлагал взять у него запечатанный конверт и отдать взамен 50 тыс. $. Самое примечательное в этой ситуации заключается в том, что Кондон согласился на это так спокойно, будто в этом не было противоречия с прежними договоренностям как с Линдбергом, так и с самим "Джоном". Кондон фактически вторично нарушил предпологаемый сценарий переговоров, причем пошел на это ни единым словом не предупредив Линдберга. Анализируя эту странную ситуацию нельзя отделаться от очень неприятного ощущения, что развитием событий управлял отнюдь не Чарльз Линдберг, и даже не похититель, а именно "Джафси"-Кондон. Но странности этой встречи отнюдь не были исчерпаны упомянутыми нюансами. Договорившись об обмене денег на конверт, Кондон вернулся к автомобилю, где его в нетерпении дожидался Линдберг, и заверил последнего, что все идет по плану. На самом-то деле все шло совсем не по плану, но посредник почему-то этого не сказал. Кондон забрал пакет с деньгами большего размера, сказав, что этого будет достаточно, и отправился обратно в кладбищенскую темноту. Там он быстро обменял 50 тыс. $ на конверт, протянутый ему "Джоном", и сразу же вернулся к автомашине. Кондон сел в машину и... не открыл конверта. Согласитесь, было бы логично вскрыть конверт немедля и посмотреть за что же именно уплачены 50 тыс. $. Но нет, вместо этого Кондон скомандовал Линдбергу: "Поехали" (ну, прямо по-гагарински!). И они отъехали почти на милю от кладбища, прежде чем Кондон по настоянию Линдберга все же вскрыл конверт. Впоследствии "Джафси"-Кондон заявлял, что необходимость уехать с кладбища была будто бы обусловлена тем, что письмо невозможно было прочесть на месте из-за темноты. Поэтому, мол, пришлось искать фонарный столб и вскрывать конверт в его свете. Такого рода утверждение нельзя не признать довольно натянутым: приборная панель автомашины имела световую подсветку и помимо этого, куривший сигары Кондон всегда имел при себе толстые сигарные спички. Кроме того, не следует забывать, что машина была оснащена фарами, а в ее багажнике лежал красный фонарь для подачи сигнала аварийной остановки. Трудно понять, почему нельзя было воспользоваться для прочтения письма этими подручными средствами. Как бы там ни было, Линдберг и Кондон покинули кладбище Св. Раймонда, отдав 50 тыс. $ и получив взамен запечатанный конверт. Записка, которую принес с собою с кладбища Кондон, гласила: "Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшое суденышко длиной 28 футов. На лодке находятся два человека - обойдемся без имен. Корабль Вы найдете между пляжем Хорснек и мысом Хед, рядом с островом Элизабеты." Интересно, как считал сам Чарльз Линдберг, подобное описание стоило 50 тыс. $? Согласился бы он отдать такие деньги за эти несколько строчек, если бы имел возможность прочесть их прямо в момент получения? Весь день, вечер и ночь на 4 апреля Чарльз Линдберг посвятил розыскам. К полудню 4 апреля он окончательно убедился в том, что был обманут. Заплатив огромный выкуп, он не получил взамен ни лодки "Нелли", ни сына. Нам еще придется вернуться к анализу событий 2 апреля 1932 г. Они настолько неоднозначны, что историки до сих пор дают им диаметрально противоположные трактовки. Но сейчас следует отметить, что Чарльз Линдберг воспринял провал с необыкновенным мужеством. Он сделал официальное заявление о случившемся в полицию, но при этом заявил, что не отказывается от "тактики частных переговоров". В начале апреля Линдберг узнал, что известный всем Штатам мафиози Аль-Капоне будто бы заявил, что сможет отыскать киднэпперов за две недели, если только его выпустят на свободу. Мысль эта до такой степени засела в голове Чарльза Линдберга, что он решился на поступок в высшей степени неожиданный. Поскольку Аль-Капоне был осужден за уклонение от уплаты налогов, Линдберг направился к руководителю юридического отдела налоговой службы Элмеру Ирею и попросил последнего... достигнуть с Аль-Капоне соглашения о помощи в розыске ребенка. Линдберг настаивал на необходимости пойти на уступки мафиози и призывал уменьшить срок его пребывания в тюрьме. Элмер Иерей оказался в непростой ситуации. Со всем возможным тактом он постарался убедить своего посетителя, что законодательство хотя и предусматривает возможность достижения соглашения о сотрудничестве с заключенным, либо подозреваемым, но четко оговаривает рамки такого сотрудничества. С Аль-Капоне не удастся достичь такого соглашения по целому ряду обстоятельств, вызванных особенностью предъявленных ему обвинений и личностью самого преступника. Линдберг заявил, что имея в ряду личных друзей влиятельных сенаторов и членов Правительства, он мог бы способствовать принятию необходимых поправок к законодательству, расширяющих рамки правовых норм. Тогда начальник отдела, отбросив лицемерную двусмысленность, прямо сказал Линдбергу, что ему ни в коем случае не стоит верить обещаниям преступников, тем более таких, как Аль-Капоне. "Они вам не помогут",- сказал Иерей,-"Вам может помочь только полиция и ФБР". Ему удалось убедить полковника не настаивать на освобождении Аль-Капоне и не питать иллюзий насчет возможностей преступного мира в раскрытии таких сложных преступлений, как похищения детей. Линдберг уже имел неудачную попытку сотрудничества с бутлегером Микки Роснаром и потому слова опытного сыщика возымели действие. Между тем, в начале апреля 1932 г. Чарльзу Линдбергу стало известно о еще одном случае мошенничества, прямо связанном с похищением его ребенка. Еще 4 марта некий Гастон Баллок Минс (в прошлом полицейский и даже нкоторое время сотрудник ФБР) вошел в контакт с некоторыми детективами из нью-йоркского управления полиции и заявил им, что не так давно получал приглашение участвовать в киднэппинге. Минс намекал, что группа, в состав которой его приглашали, готовила похищение Чарльза-Линдберга-младшего. Тогда он отказался от незаконной операции, но теперь готов оказать посильную помощь в организации переговоров о выкупе. Полицейские собрали информацию о Гастоне Минсе, оперативно проверили его сообщение и пришли к выводу, что Минс пытается морочить им голову. Полиция Нью-Йорка отказалась иметь с ним дело, но это не охладило рвения Минса. Через какое-то время он вступил в контакт с обладательницей миллионного состояния Эвелин Уолш Маклин, которая хорошо знала Чарльза Линдберга и горела желанием помочь ему. Минс намекнул госпоже Маклин, что может разыскать преступников и поговорить с ними "по-хорошему"; если дать киднэпперам денег и гарантировать безопасность, то ребенок будет возвращен целым и невредимым. Мысль сделаться спасительницей ребенка чрезвычайно увлекла Эвелин Маклин: будучи совладельцем газеты "Вашингтон пост" она, видимо, просчитала и немалый коммерческий результат последующей популярности. В общем, в то самое время, когда Линдберг был поглощен переговорами с кладбищенским "Джоном" его знакомая Маклин занималась примерно тем же самым, только совсем с другими людьми. Минс заявил, что ему необходимы 100 тыс. $, которые он предложит главе банды похитителей по кличке "Лисица"; кроме того, на собственные разъезды посредник затребовал еще 3,5 тыс. $. Эвелин Маклин предоставила ему необходимые суммы денег. Тогда Гастон Минс заявил, что "Лиса" желает отдать ребенка только в руки католического священника. Такого священника Эвелин Маклин смогла разыскать: преподобный Фрэнсис Харли согласился выехать на встречу с "Лисицей" в любое время и в любое место страны по первому требованию. После этого Минс сообщил, что выдача ребенка состоится в Техасе. Эвелин Маклин в сопровождении адвоката и священника выехала в Даллас. Там выяснилось, что за ребенком следует поехать в Северную Каролину. Из Северной Каролины, в конце-концов, пришлось возвратиться в Нью-Йорк. И тут выяснилось, что 2 апреля Чарльз Линдберг уже выплатил деньги похитителям, но ребенка так и не получил. В начале апреля об этом сообщили практически все американские газеты. Эвелин Маклин, без сомнения, заподозрила, что с ней сыграли точно такую же шутку. Она обратилась к Чарльзу Линдбергу за советом: стоит ли ей продолжать свои попытки выкупа ребенка или следует потребовать деньги назад? Женщина боялась своим отказом от сделки повредить похищенному малышу. Линдберг ответил, что уже не верит ни в какиме переговоры. После такого ответа Маклин заявила Минсу, что желает получить обратно 100 тыс. $. Как нетрудно догадаться, Гастон Баллок Минс рассмеялся в лицо женщине, заявив, что денег этих у него нет, поскольку они давно отданы "Лисице". Это веселье вышло боком бывшему полицейскому. Эвелин Маклин заявила в полицию о мошенничестве и жизнерадостный посредник загремел за решетку. Американский суд был скор, суров и справедлив: 13 июня 1932 г. Гастон Минс был приговорен к 15-летнему тюремному заключению. Чтобы завершить рассказ о предприимчивом посрединке, следует упомянуть о том, что даже за решеткой Минс не потерял присущую ему инициативность. Через год - в 1933 г. - он при помощи своего товарища, бывшего адвоката, задумал новую аферу в отношении Эвелин Маклин. Грозя ей разного рода разоблачениями (по большей частью придуманными), друзья-товарищи потребовали от нее выплаты 35 тыс. $. В противном случае шантажисты грозили Маклин уничтожить ее деловую репутацию. С репутацией госпожи Маклин они ничего поделать не успели, поскольку оперативное вмешательство полиции положило конец новой афере. Подельники были осуждены, причем Минс схлопотал 2 года прибавки к своему сроку. Разбудил, так сказать, лихо... Информация о том, что у Чарльза Линдберга под видом выкупа выманили деньги, вызвала живейшее обсуждение в прессе. Дело о похищении ребенка вновь сделалось национальной сенсацией. Тон публикаций становился все более критичным в отношении работы полиции. Для поддержания собственной репутации полицейским было просто необходимо продемонстрировать некий зримый результат своей работы. Со всей возможной активностью полиция Нью-Йорка приступила к проверке заявления Чарльза Линдберга. Очень скоро детективам удалось обнаружить весьма ценного свидетеля, показания которого заметно меняли оценку событий, связанных с передачей денег на кладбище Св. Раймонда. Кладбищенский сторож Бернард Юбель на допросе 14 апреля 1932 г. сообщил, что странные события начались накануне передачи денег - т. е. 1 апреля. В этот день к кладбищу подъехал коричневый "форд" из которого никто не вышел. В салоне находились 3 или 4 человека, которые осматривали окрестности и что-то живо обсуждали. Своим внешним видом эти люди напоминали итальянцев. Автомобиль простоял перед входом на кладбище около четверти часа, после чего уехал. На следующий день этот же автомобиль - на этот раз с опущенными шторками на окнах - появился перед кладбищем снова. Произошло это немногим после 14.00. Около 14.30 возле кладбища Юбель увидел Кондона-"Джафси", которого хорошо знал по опубликованным в газетах фотографиям. Кондон прошел вдоль ограды кладбища и... сел в коричневый "форд". Юбель наблюдал происходящее с расстояния около 250-270 м., однако, ручался за точность рассказа. После того, как Кондон вышел из автомашины, он двинулся на территорию кладбища, откуда в это время выходил Юбель. Они сошлись, как говорится, лоб в лоб и Юбель поздоровался с Кондоном, который на приветствие ничего не ответил. И наконец, тот же самый "форд" Бернард Юбель увидел в третий раз. Произошло это утром 11 апреля, около 7.45, когда машина остановилась неподалеку от домика, в котором проживал свидетель (т. е. Юбель). Рассматривая автомобиль из окна, сторож обратил внимание на то, что его номера были словно умышленно замазаны грязью и прочесть их не представлялось возможным. Из машины вышел солидно одетый мужчина, похожий на итальянца, который зашел в кусты возле скамейки и принялся там что-то искать. Юбель видел, как этот человек поднял с земли нечто, похожее на камень или сверток, спрятал находку под пальто и быстро вернулся к автомобилю. Машина все это время стояла с включеным двигателем и ее шофер не снимал рук с руля. Информация, полученная на допросе Юбеля, вызвала интерес полиции к персоне Кондона. К чему это привело станет ясно чуть позже, пока же следует заметить, что помимо городской полиции Нью-Йорка к расследованию похищения ребенка Линдберга подключилось и Федеральное Бюро Расследований США. Полковник Шварцкопф, истово противившийся этому еще совсем недавно, приказал теперь своим подчиненным во всем сотрудничать с людьми Гувера. Оно и понятно - шеф полиции понял наконец, что с наскока раскрыть дело не получится, а значит, следует приветствовать любую помощь. Проверка следственных материалов, наработанных к тому времени, а также независимый сбор информации позволил детективам из ФБР сделать несколько любопытных открытий, которые не смогли сделать подчиненные Шварцкопфа. Прежде всего, было установлено, что лестница, по которой похититель проник в окно детской спальни, оказалась найдена отнюдь не приставленной к окну (как все полагали), а лежащей аж в 50 метрах от дома на газоне. Ее нашел Линдберг, который отвел к лестнице первый полицейский наряд, прибывший к его дому. Полицейские подняли лестницу и перетащили ее к дому, приставив к окну детской комнаты и убедившись тем самым, что по лестнице действительно можно забраться в окно. Следующее важное открытие криминалистов из ФБР касалось манипуляций похитителя с ребенком. Изготовив куклу, соответствовавшую росту и весу сына Линдберга, они экспериментальным путем выяснили, что из окна невозможно вылезти на приставленную лестницу с младенцем на руках. Окно было узким, а ребенок достаточно тяжел - более 12 кг. Похититель д. б. быть крупным мужчиной - на это указывало довольно большое расстояние между ступенями лестницы (если у обычных лестниц и трапов такое расстояние берется равным 30 см., то на лестнице, которой воспользовался преступник, это расстояние составляло 49-50 см.). Специалисты из ФБР доказали, что человек с ростом 1,75 м. и выше не смог бы вылезти из окна детской спальни с ребенком на руках. Окно детской комнаты было единственным в доме дефектным - его подвижная створка в поднятом состоянии не фиксировалась, соскальзывая вниз. Преступнику, чтобы пролезть в это окно, пришлось бы делать одновременно несколько дел: придерживать створку в поднятом положении, удерживать на руках мальчика и при этом фиксировать лестницу, стоявшую подле окна, дабы та не упала. Ввиду малого размера окна и небольшой высоты проёма, похититель должен был лезть либо спиной вперёд, либо лицом - протиснуться боком (когда одна нога на улице, а другая в комнате) он никак не мог. Между тем, падающая оконная створка делала движение спиною или лицом вперёд не только крайне неудобным, но и прямо опасным. Преступник не мог не разбудить мальчика во время своей возни с окном, что должно было только ещё сильнее осложнить стоявшую перед ним задачу, заставив испытать дополнительный стресс.  
 
рис. 23: В ходе следственного эксперимента, проведенного криминалистами из ФБР, было установлено, что мужчина ростом 1,75 м. и выше не мог вылезти из окна спальни и спуститься по приставленной лестнице с ребенком на руках. Этому препятствовали не только небольшие размеры окна, но и тот факт, что приставленная к окну лестница распологалась слишком круто к поверхности земли. Другими словами, чтобы спускающийся из окна человек не завалился вместе с лестницей, требовалось присутствие второго человека, который удерживал бы ее вертикально. Основываясь на этих соображениях, детективы из ФБР предположили, что похититель, проникший в окно спальни, передал ребенка своему напарнику и лишь после этого стал спускаться по лестнице. Т. о. преступление требовало участия не менее двух человек. Возможно, их было и больше, не следовало забывать о трех проломах в живой изгороди, которые могли остаться от трех бегущих человек. Ведомство Гувера, всегда активно боровшееся с организованной преступностью и бутлегерством, активно развивало версию о причастности к похищению ребенка Линдберга итальянской мафии. Показания Бернарда Юбеля, казалось, подкрепляли эту гипотезу. Изучая поведение Джона Кондона, детективы из ФБР обратили внимание на весьма любопытную деталь, не получившую в свое время должного объяснения. Рассказывая о событиях вечера 2 апреля 1932 г., Чарльз Линдберг упомянул о том, что он вместе с адвокатом Брикенбриджем находился в доме Кондона, когда тому доставили письмо похитителей. Произошло это около 20.00; в это время почтальоны по домам уже не ходят. Линдберг поинтересовался у Кондона, кто же привез конверт, не курьер ли часом? (курьерскую доставку м. б. проследить - именно этим и объяснялся вопрос). Кондон ответил, что письмо привез какой-то таксист, который сразу же уехал. В ту минуту Линдберг не придал услышанному особого занчения, но впоследствии, вспоминая с Брикенбриджем события того вечера, он неожиданно поймал себя на мысли, что около 20.00 такси к дому Кондона не подъезжало и никто в дверь не звонил. Адвокат полностью подтвердил показания Чарльза Линдберга. Сказанное ими, при условии правдивости и точности, могло означать одно: Кондон не получал в 20.00 письменных инструкций от преступников, он их имел на руках загодя. Это соображение, вкупе с нелогичными действиями Кондона во время передачи выкупа и странными обстоятельствами его первоначального появления в этом деле, совершенно неожиданно превратило добровольного посредника в одного из наиболее перспективных подозреваемых. Со второй половины апреля домашний телефон Кондона был поставлен на прослушивание, а вся корреспонденция "мистера Джафси" стала подвергаться перлюстрированию. Все люди, с которыми он контактировал немедленно попадали под полицейскую проверку. В мае полиция Нью-Йорка получила ордер на обыск квартиры Кондона. Детективы надеялись найти деньги, выплаченные похитителю, те самые "золотые" сертификаты, к передаче которых Кондон имел прямое отношение. Обыск был столь дотошен, что в квартире Кондона были сорваны со стен обои и вскрыты потолочные перекрытия. Обыск, однако, ничего не дал. Между тем, когда стало ясно, что попытка выкупа, предпринятая 2 апреля, потерпела полное фиаско, до Линдберга дошли слухи о появлении нового посредника - на этот раз, якобы, "настоящего". К Чарльзу Линдбергу обратился известный на Восточном побережьи США католический епископ Х. Добсон-Пикок, сообщивший о том, что один из его прихожан имеет контакт с похитителями. По версии епископа дело выглядело следующим образом: в похищении Линдберга-младшего участвовали две банды киднэпперов, действовавшие автономно. Одна из них осуществляла похищение непосредственно, другая - обеспечивала размещение и питание похищенного младенца. По словам епископа честный прихожанин поддерживал контакт именно со второй бандой. Самих преступников упомянутый прихожанин никогда не видел, поскольку имел выход на них через некую женщину по имени Хильда. Епископ Добсон-Пикок был хорошим знакомым семьи Морроу и потому заслуживал особого к себе отношения. Достоверность сообщенных им сведений покрепил адмирал Гай Хэмилтон Баррадж, личный друг Чарльза Линдберга. Адмирал и летчик познакомились еще в 1927 г., когда Баррадж на флагманском корабле Атлантической эскадры перевозил Линдберга из Франции в США после триумфального перелета последнего в Европу. Минувшие с той поры пять лет только сблизили этих людей. Линдберг знал Барраджа как честного и бескорыстного человека и не имел ни малейших оснований не доверять ему. Взвесив все эти соображения и проконсультировавшись со своим адвокатом, Чарльз Линдберг заявил, что готов встретиться с посредником, о котором рассказывали епископ и адмирал. Оказалось, что речь идет о судостроителе Джоне Хугесе Куртисе, владельце судоверфи из г. Норфолк. Линдберг впервые увиделся с ним 18 апреля 1932 г. и заявил, что согласится на передачу денег лишь при условии немедленного возращения ребенка. Куртис обещал довести эту информацию до сведения киднэпперов, с которыми он, якобы, в течение апреля несколько раз встречался в разных городах на Атлантическом побережии США. Так закончился апрель и миновала первая декада мая 1932 г. | |
