Murders

Книги Алексея Ракитина в электронном и бумажном виде.

©А.И.Ракитин, 2011 г. ©"Загадочные преступления прошлого", 2011 г.

Феномен массовых убийств в Советской Армии в послевоенное время

Страницы: (1) (2) (3) (4) (5) (6)

Стр. 2

История эта не получила в Ленинграде никакой огласки и когда обо всём случившемся в училище рассказывал мне однокласник, сын одного из офицеров училища, я ему откровенно не поверил. Да и никто вообще не верил. Рассказ воспринимался как юношеская фантазия человека, наслушавшегося "Голос Америки". Чтобы у нас, в Советском Союзе (!) курсант политического училища (!) устроил бойню... да ну, не не может быть такого. Лишь по прошествии многих лет мне довелось встретиться с людьми, отчасти прояснившими эту истории и дополнившими её деталями.

     В связи с расстрелом в Высшем политическом училище МВД заслуживает упоминания следующая интересная деталь. В том же самом году этому учебному заведению присвоили почётное звание - имени 60-летия ВЛКСМ. Подобное решение трудно назвать случайным - этим жестом высшее руководство МВД посылало обществу неявный сигнал, дававший понять, что училище в порядке, никаких эксцессов там не было и нет, все разговоры о расстреле курсантов - это не более чем провокации "вражеских радиоголосов". Но по злой иронии судьбы менее чем через два года кровавая история повторилась - во время полевых сборов весной 1980 г. курсант-третьекурсник расстрелял своего обидчика и убежал с двумя автоматами прочь из лагеря. И ловили его без остановки десять часов более двух тысяч солдат Ленинградского военного округа...
     Вернёмся, впрочем, к сокрытию данных о воинской преступности. Надо понимать, что процесс обмана носил абсолютный харакетр, т.е. объектами воздействия лжи оказывалось не только общество, но и сама властная вертикаль. Советская власть словно бы находилась под воздействием анестезии, которую сама же и генерировала.
     В 1970 г. органами военной прокуратуры было возбуждено 588 уголовных дел по фактам глумления старослужащих над новобранцами (тогда такие издевательства скромно квалифицировались как "казарменное хулиганство"). Прокуратура выдвинула обвинения в отношении 1120 солдат и сержантов. Надо понимать, что уголовные дела возбуждались не из-за того, что кто-то отнял у новобранца пачку папирос, а по причинам гораздо более серьёзным: доведение до самоубийства, попытка самоубийства, оставление воинской части с оружием, самосуд, убийство и т.п. В общем, состав преступлений был таков, что на тормозах спустить дознание никак не получалось. Негативные процессы в армейской среде нарастали и к середине 1980-х гг. высшее политическое и военное руководство страны пришло к пониманию того, что проблему надо как-то решать. Её и решили, разумеется, в меру ума, адекватности и понимания ситуации руководящими кадрами. 11 января 1984 г. Президиум Верховного Совета СССР принял указ переводивший "дедовщину" из разряда "общеуголовных преступлений" в категорию "воинских". И - о чудо!- преступность в рядах Вооружённых Сил моментально упала. "Дедовщина" - то бишь "казарменное хулиганство"- сократилась аж на 79%! Ну, не иначе, как гопники в солдатских шинелях устыдились почтенных "отцов Отечества" из Верховного Совета и решили не унижать новобранцев "танковыми атаками под кроватями", "похоронами окурков" и "велосипедами". Но нет! всё гораздо проще и печальнее.
     Значительная часть преступлений, проходивших до января 1984 г. по категории "казарменное хулиганство" было переквалифицировано в различные воинские преступления, но для того, чтобы в общегодовой отчётности не произошло резкого всплеска, органы военной юстиции фактически перестали учитывать в качестве правонарушений "самоволки". Т.е. какое-то их число, конечно, фиксировалось, поскольку рапортовать об исчезновении этого явления было черезчур завирально даже по советским меркам, но число таковых случаев странным образом резко уменьшилось. Да, по каждому из таких случаев всё ещё возбуждались уголовные дела, но с каждым годом их общее число неуклонно падало. Для того, чтобы читатель понял, насколько откровенно советская военная прокуратура стала игнорировать это явление, приведём только две цифры: в 1958 г. по обвинению в "самовольном оставлении воинской части" было возбуждено чуть менее 5 тыс. уголовных дел, а в 1991 г. - всего 100! Кто-то может поверить в то, будто в 1991 г. - последнем, кстати, году существования Советского Союза - число "самоволок" уменьшилось по сравнению с концом 1950-х гг. в 50 раз? Причём, тут надо помнить, что в 1958 г. "самволкой" считалось самовольное оставление расположения воинской части всего на 2 ч., а в 1991 г. - на сутки и более. Так что почувствуйте разницу...
     Таким образом, нежелательную статистику о насилии в воинских коллективах органы военной юстиции и политконтроля просто-напросто спрятали в категории "воинских преступлений", которые с 1984 г. стали считать немного иначе, чем прежде. Насилия меньше не стало, зато отчётность на бумаге не пострадала - кто-то продолжать привинчивать новые звёзды на погоны, кто-то - читал с высоких трибун вдохновляющие доклады про успехи "политико-воспитательной работы". А страна и её армия медленно и неуклонно съезжали в ад...
     Вопрос о том, "почему высшее политическое руководство Советского Союза, получая объективную информацию о неблагополучии в самых разных сферах общественной жизни, в т.ч. и воинской среде, не предпринимало мер по преодолению возникающих проблем?" слишком всеобъемлющ и явно лежит вне формата данного исследования. Автор может лишь высказать свою субъективную точку зрения, которая сводится к тому, что М.С.Горбачёв не являлся "агентом Запада" и не думал разрушать Советский Союз. Автор вообще считает, что явления и события, управляющие бытием стран и народов, много сложнее, чем кажутся на первый взгляд. Простых ответов История не имеет в принципе. В любом случае, причина бесславного и прямо позорного крушения СССР лежит вовсе не в конкретных действиях США или Рональда Рейгана, политического лидера, кстати, довольно брутального, неумного и неудачливого. Причина краха Советского Союза - в самом Советском Союзе, в пренебрежении интересами простого человека, в насаждении совершенно средневековой по своей сути иерархии административных органов, в дебильном по форме и содержанию социальном строительстве и совершенно бессмысленной политике в области межнациональных отношений.
     Необходимо сказать несколько слов об основных личностных чертах, присущих преступникам-военнослужащим, в т.ч. и тем, кто решался на совершение массовых убйиств:
        - все они - лица мужского пола, что представляется логичным в реалиях того времени;
        - молодой возраст военнослужащих срочной службы. Даже солдаты-"срочники", окончившие ВУЗы и пользовавшиеся правом отсрочки от призыва на время обучения, имели возраст 22-23 года. Молодость влияла на несформированность личности, инфантильность поведения, ценностных представлений, отсутствие чёткого понимания границ допустимого;
        - среди военнослужащих, совершавших насильственные преступления, отмечался большой процент выходцев из неполных семей или семей, которые могут быть отнесены к категории неблагополучных (пьянствующие родители, родители-уголовники, родственники с суицидальными наклонностями или психическими отклонениями и т.п.);
        - подавляющая часть военнослужащих срочной службы, совершавшая насильственные преступления, имела низкий культурный и образовательный уровень. Большинство из них являлись выпускниками ПТУ или СГПТУ (а до 1959 г. - их аналога школ ФЗО), причём, зачастую даже в этих училищах, не предъявлявших высоких требований к уровню знаний, будущие преступники находились в ряду отстающих.;
        - в силу того, что призыву на действительную военную службу подлежали лица, достигшие 18-летнего возраста, подавляющая часть солдат не успевала обзавестись собственной семьёй и это определенным образом снижало самоконтроль и сознание ответственности за свои поступки;
        - также важным моментом, влиявшим на общую инфантильность и безответственность поведения будущих преступников в погонах, можно считать то, что их абсолютное большинство не имело никаких жизненных планов, не задумывалось о будущем и не имело намерения заниматься после возвращения из армии каким-либо любимым делом или ремеслом. Другими словами, в жизни этих людей не было ничего, чем бы они по-настоящему дорожили. Не видя ничего ценного в своей жизни, они тем более не находили ценностей в жизни других людей.

     М а с с о в ы й    р а с с т р е л    в    К у р с к е    в    1 9 6 8 г. ("Бойня на Привокзальной площади 27 сентября 1968 г.").
     Воинская часть 7527, расквартированная на окраине города Курска, входила в состав Внутренних войск МВД СССР и в конце 1960-х гг. привлекалась для охраны особо важных промышленных объектов, складов и грузоперевозок на железнодорожном транспорте. В конце сентября 1968 г. эта часть стала объектом не только сплетен и пересудов местного населения, но и иностранных журналистов. Причиной тому послужили события драматичные и не до конца понятные обывателю, напуганному и запутанному потоком рассказами очевидцев, домыслами и предположениями. Речь идёт о расстреле мирных граждан, который устроили военнослужащие упомянутой воинской части Суровцев и Коршунов ранним утром 27 сентября.
     Трудно сказать, с чего именно эта кровавая драма началась. Советское правосудие по результатам официального расследования пришло к заключению, из которого следовало, что весь сыр-бор оказался спровоцирован письмом от любимой девушки, полученным рядовым Виктором Коршуновым 20 сентября. В нём сообщалось, что девушка выходит замуж и больше писем солдату писать не будет. Нельзя сразу же не заметить, что отсыл к "письмам любимых девушек" - это любимая байка советских демагогов в тех случаях, когда требуется объяснить противоправные действия военнослужащих. Почему солдат покончил жизнь самоубйиством? - да потому, что ему девушка письмо плохое написала! Почему солдат напилсся и подрался? - да потому, что девушка ему напсила, будто хочет расстаться! Почему солдат угнал автомашину и поехал на ней в магазин за водкой? - да потому, что расстроенный был письмом девушки...! Такого рода объяснения были чрезвычайно популярны и у командиров, и у военных юристов, и у самих солдат, хотя, говоря по совести, эти объяснения из разряда тех, что ничего не объясняют.
     Дело, разумеется, не в девушках, которые зачастую даже не были близко знакомы с правонарушителями. Причина почти всегда кроется в более глубокой и неявной мотивации. И в данном случае, тоже.
     Поэтому начать надо, видимо, с того, что оба военнослужащих - рядовой Виктор Коршунов и ефрейтор Юрий Суровцев - относились к категории тех, кого мы сейчас с полным правом записали бы в разряд лиц с неустойчивой психикой. Для первого ещё со времён ранней юности было характерно мрачно-угнетённое раздражённое состояние (психиатры называют такое состояние "дисфория"). Это был циничный мизантроп, который часто высказывался в том духе, что ничего хорошего от жизни ждать не приходится и лучше бы вообще не жить, чем вести жизнь быдла. Виктору шёл двадцать второй год, до призыва он отучился один курс в институте и производил впечатление солдата более развитого интеллектулаьно, нежели большинство сослуживцев. Коршунов выделялся из солдатской массы и своей необычной любовью к оружию - он ревностно изучал приёмы штыкового боя, отлично стрелял из всех видов оружия, после практических стрельб обращался с просьбой разрешить ему расстрелять оставшиеся патроны, если такоевые имелись. Летом 1968 г. он был признан лучшим стрелком воинской части и свое звание "отличник боевой и политической подготовки" носил вполне заслуженно. В августе, за полтора месяца до преступления, Коршунов оказался в эпицентре скандала, явно связанного с его нестабильной психикой. Во время выезда на стрельбище, он нервно отреагировал на замечание офицера, направил заряженный автомат на него и солдат своего взвода и пригрозил, что всех сейчас расстреляет, а потом застрелится сам. Инцидент удалось погасить без особого шума - Коршунова уговорили положить автомат, успокоили и даже не стали наказывать. Однако, история получила продолжение - командование направило солдата в гарнизонный госпиталь "подлечить нервишки". Виктор с неделю пробыл в госпитале, попил чаю с бромом, посмотрел телевизор, отоспался, да и вернулся обратно в часть. В точно таком же мрачном расположении духа, что и прежде.
     У Юрия Суровцева имелась своя история нервных расстройств. Для него была характерна быстрая смена настроения, повышенная возбудимость и внушаемость. Сослуживцы часто видели его плачущим, что выглядело довольно странно для военнослужащего.
     Следует отметить, что Коршунов и Суровцев отнюдь не являлись жертвами неуставных отношений. Оба считались старослужащими - первый был призван на действительную военную службу в октябре 1966 года, а второй - в марте 1967 г. Юрий Суровцев имел звание ефрейтор, служил писарем при штабе части, а это служба, о которой солдат может только мечтать. К нему часто приезжали родственники, жившие на Украине (сам он призывался из города Краматорска Донецкой области), а это немаловажно для солдата. На свою должность писаря, "блатную" по меркам Советской армии, он попал за взятку, так что не будет ошибкой сказать, что служилось ему неплохо, во всяком случае - много лучше, чем подавляющей массе прочих солдат.
     Однако, помимо проблем с нервами, обоих военнослужащих объединяло и кое-что ещё, гораздо более скрытое. Оба происходили из семей, пострадавших от Советской власти. Отцы обоих находились в местах лишения свободы, отчего юноши росли в условиях крайнего материального стеснения. Причём, если Степан Суровцев, отец Юрия, являлся тривиальным уголовником и попал в места лишения свободы за участие в грабеже, то с отцом Коршунова всё обстояло гораздо сложнее - в годы Великой Отечественной войны он попал в плен, завербовался в полицию, участвовал в массовых казнях партизан и мирного населения. После окончания войны скрылся, легализовался в Молдавии по подложным документам, был в конце-концов разоблачён и осуждён на 25 лет лагерей. При обыске дома Коршуновых сотрудники Министерства госбезопасности откопали полицейскую форму - отец ждал Третьей мировой войны и готовился к приходу американцев. Можно не сомневаться, что у обоих военнослужащихся имелся длинный список претензий к Советской власти. Коршунов не раз высказывался в том смысле, что места ему в жизни нет - из института его отчислили и после трёхлетней службы в армии он уже вряд ли сможет поступить в высшее учебное заведение, работать же простым рабочим он не хочет, да и не сможет. Суровцев разделял эти взгляды, соглашался с тем, что жизнь простого советскогго человека, живущего от зарплаты до зарплаты, полна материальных лишений - люди десятилетиями ютятся в общежитиях и бараках, не имеют денег, чтобы пошить хороший костюм или купить модную импортную обувь. Молодые люди сходились во мнении, что ничего хорошего от жизни ждать не приходится - впереди их ждут унылые советские будни, полные беспросветной работы и убогого существования. Оба военнослужащих любили слушать танцевальную музыку, транслируемую по радио - это было одно из невинных удовольствий, которое они могли позволить себе в условиях своего казарменного быта.
     Коршунов и Суровцев очень сблизились, причём первый, как более развитый и образованный, являся лидером этого дружественного тандема. Уже к началу сентября 1968 г. степень их ожесточения достигла такой степени, что товарищи решили счёты с жизнью. Но совершить самоубийства им казалось неправильным и греховным с точки зрения христианских правил, поэтому военнослужащие надумали устроить вооружённое выступление и погибнуть с оружием в руках. В качестве цели возможного нападения рассмотривались три объекта: городской комитет КПСС, прокуратура и городское управление милиции. Впрочем, насчёт последнего объекта существуют определенные разночтения, о чём будет сказано ниже. Общий план свобился к тому, чтобы дождавшись заступления в караул, похитить оружие в ночное время и покинуть с ним расположение части. Далее, под покровом ночи проникнуть внутрь выбранного объекта, обезоружить, либо уничтожить охрану, расстрелять представителей власти, если таковые окажутся внутри, поджечь здание и дать бой силам охраны правопорядка, после их прибытия. Военнослужащие исходили из того, что подобное происшествие, случившееся в крупном городе, областном центре, власть не сможет скрыть от народа и население поймёт, что в Советском Союзе есть люди, способные сражаться против коммунистического засилья с оружием в руках. Коршунов и Суровцев не планировали отход и рассчитывали погибнуть с оружием в руках.
     Фактически военнослужащие задумали террористический акт, как выражение своего политического протеста, хотя при этом они не предполагали выдвигать какие-либо требования, да и вообще не рассчитывали на ведение переговоров.
     Итак, как было сказано выше, катализатором кровавых событий послужило письмо, полученное Виктором Коршуновым 20 сентября. В нём, девушка, за которой Коршунов ухаживал до призыва на действительную военную службу, сообщала, что выходит замуж и более переписку поддерживать не будет. В тот же или на следующий день Коршунов встретился с Суровцевым и товарищи обсудили варианты реализации своего плана, вырабатанного в целом задолго до получения упомянутого письма. Сошлись на том, что действовать надлежит безотлагательно, как только Коршунов заступит в караул. Выбирая объект нападения, решили положиться на волю случая и бросили жребий. Из трёх записок с буквами "Г" (горком), "М" (милиция) и "П" (прокуратура), Суровцев вытащил ту, в которой была написана "Г". На том и порешили. Удивительно, но если бы не этот воистину случайный выбор, ситуация могла бы развиваться совершенно иначе и жертв, скорее всего, оказалось бы гораздо меньше.
     Суровцев, будучи прикреплённым к штабу, от несения караульной службы был освобождён, поэтому Коршунову предстояло похитить оружие не только для себя, но и для товарища также. Суровцев в свою очередь должен был подготовить чемодан, с которым дезертирам предстяло передвигаться по городу. В чемодане они рассчитывали спрятать оружие, поскольку солдаты с автоматами в руках выглядели слишком уж подозрительно. Поскольку автомат АК-47 не укладывался в чемодан из-за своей чрезмерной длины, товарищи загодя решили отпилить приклады, для чего заблаговременно припасли ножовку по дереву.
     Время действовать пришло 25 сентября. Первая часть преступного плана была реализована успешно - Коршунов похитил два автомата, отпилил приклады и спрятал оружие в принесённом Суровцеве чемодане. С ним товарищи (впрочем, нет, теперь уже подельники, поскольку хищение оружия было совершено!) после полуночи скрытно покинули расположение воинской части и некоторое время двигались пешком, рассчитывая оказаться подальше в момент объявления тревоги. Они "голосовали" и удачно сумели поймать попутную автомашину, направлявшуюся в центр Курска. Шофёр ничего не заподозрил, поскольку трудно было ждать какого-либо криминала от солдат, направлявшихся в самый центр города.
     Дезертиры попросили шофёра проехать немного дальше нужного им места - площади ...... Проезжая около двух часов ночи площадь они сделали крайне неприятное для себя открытие - оказалось, что рядом со зданием горкома партии стоят милицейские машины, а возле них - группа сотрудников милиции. Планируя свои действия, Коршунов и Суровцев допустили серьёзную ошибку - они не разведли должным образом объекты предстоящего нападения, а потому не знали, что рядом со зданием горкома находится РОВД Ленинского района Курска. Присутствие милиционеров спутало военнослужащим все карты. Некоторое время они наблюдали за происходившим на площади и убедились, что не привлекая внимание милиционеров, проникнуть в здание городского комитета партии никак не получится.

     Это расстроило планы террористов. Они двинулись по городу, пытаясь на ходу выработать новый сценарий. Преодолев примерно .... они вышли к вокзалу и тут Коршунов предложил занять выгодное место для обстрела и "дать бой как следует". Его внимание привлёк отдельно стоящий дом №1 по Вокзальной улице, занимавший чрезвычайно удобное положение с точки зрения ведения огня как по Привокзальной площади, так и прилегающим улицам. Сначала военнослужащие предполагали забаррикодироваться на чердаке, но затем отказались от этого замысла: чердачное помещение было трудно контролировать, а кроме того, там было прохладно и отсутствовали всякие удобства. Куда разумнее было захватить квартиру - там была вода, продукты, мягкая мебель (а значит, можно было выспаться). Кроме того, жильцов квартиры можно было взять в заложники.
     Войдя в подъезд, Коршунов и Суровцев изучили планировку здания и быстро сообразили, что окна некоторых квартир выходят на две стороны здания, что позволяет вести огонь в разных секторах. Дезертиры решили проникнуть в самую верхнюю квартиру, расположенную на четвёртом этаже, а если по каким-то причинам сделать это не удастся, занять чердак. Достав из чемодана автоматы и примкнув штыки, они начали действовать.
     Примерно в 06:50 26 сентября военнослужащие позвонили в дверь угловой квартиры №41. Это был четверг, рабочий день и тем утром жильцы квартиры уже не спали. Простая деревянная дверь не была оборудована глазком, для того времени подобная вещь являлась ещё слишком экзотичной, поэтому хозяйка квартиры распахнула дверь, не подозревая ничего плохого.

     (на предыдущую страницу)                                         (на следующую страницу)