|
Лента. Заметки на полях по тематике сайта.
©А.И.Ракитин, 2025 гг.
©"Загадочные преступления прошлого", 2025 гг.
Смерть по почте
В очень резких выражениях МакГоуэн охарактеризовал как свидетельские показания, якобы изобличавшие Корделию Боткин, так и людей, эти показания даваших. Адвокат совершенно справделиво указал на то, что Джон Даннинг является человеком совершенно бессовестным и скомпрометированным задолго до трагических событий 1898 года, однако обвинение постаралось превратить его чуть ли не в праведника. Причём лживость и лицемерие этот человек проявил уже в суде, за что и отправился в городскую тюрьму по приказу судьи. Некоторые выражения адвоката были, без преувеличения, на грани фола. Так, например, кухарку отеля "Виктория" Мэгги Смит (Magpie Smith) он назвал "пучеглазой нарушительницей спокойствия" ("a goggle-eyed potwalloper"). В этом очерке эта свидетельница не упоминалась, поскольку показания её имели значение значение даже не второстепенное, а десятистепенное - она заявила, что не готовила куриный бульон для Корделии Боткин 31 июля - но сторона обвинения пыталась с помощью этой женщины доказать, будто обвиняемая в тот день была здорова и выходила в город. Другого свидетеля обвинения по фамилии Розелла (Rosella), также сугубо технического, адвокат не без иронии назвал "попрыгуньчиком" ("human Jumping-Jack") и добавил, что его жене (то есть жене свидетеля), несомненно следовало выйти за него замуж. А миссис Рооф МакГоуэн назвал "легкомысленным свидетелем" ("flippant witness"), причём уже не в первый раз.
Адвоката, конечно же, несло, он переходил границы дозволенного, обсуждая не только слова свидетелей, но и их личности, однако нельзя не признать того, что в той обстановке и в те минуты он был очень убедителен. Хотя и рисковал получить вызов на дуэль от родственника оскорбленного им человека...
Продолжая разбирать по существу аргументацию обвинения, он заявил, что в этом деле очень много косвенных улик и выводов, построенных на их оснвое. Между тем, косвенные улики потому и называются косвенными, что прямо ни на что не указывают, ничего не доказывают и допускают многозначное толкование. Каждый из аргументов, якобы доказывающих вину обвиняемой, можно переадресовать другому лицу, связанному с Джоном Даннингом или Уэлкомом Боткины. МакГоуэн справедливо напомнил присяжным о том, что любые сомнения должны истолковываться в пользу невиновности подсудимого - это прямое требование закона.
Адвокат прямо заявил о подделке доказательств. Начал МакГоуэн с того, что не верит в доставку коробки с конфетами по почте из Калифорнии в Делавэр. Коробка имела неповрежденный вид, а её обёртка оказалась подозрительно чистой. Далее МакГоуэен напомнимл, что почтовый работник Гудин (Goodin), якобы вынимавший её из почтового ящика и передававший в центр обработки почтовых отправлений в Сан-Франциско, не припомнил, чтобы он по прибытии из Остина вынимал её из почтового мешка. А рассказ о том, как начальник городской полиции Лис лично разглаживал обёрточную бумагу, звучит совершенно анекдотическим. Не может человек разгладить бумагу так, чтобы она выглядела новой и чистой!
Далее МакГоуэн справедливо указал на отсутствие ясного мотива тех действий, которые сторона обвинения приписала Корделии Боткин. Прокуратура так и не смогла доказать, что обвиняемая действительно желала стать женой журналиста, она никогда не просила его о разводе, не пытаалсь развеститсь сама и Даннинг в качестве мужа вряд ли был ей нужен. Репортёр создавал одни только долги и проблемы и Корделия Боткин - далеко неглупая женщина! - прекрасно понимала истинную цену этого человека. Владеть таким сокровищем - удовольствие довольно сомнительное... тем более, что Корделия и без того им владела! Он был её должником, можно сказать, что он находился в её кармане!
Некоторое внимание адвокат уделил героям этой истории из Делавэра и проделал это также на грани фола. Так, например, он поиздевался над врачом Бишопом (Bishop) из Довера, лечившего отравленных. МакГоуэн ядовито заметив, что единственные пациенты, котоыре умерли от отравления, явились теми, кого взялся лечить этот доктор. Дети, которыми сей эскулап вообще не занимался, благополучно выздоровели. Адвокат издевательски заметил, что врач прописал в качестве лечения виски и дигиталис, но почему-то не догадался прибегнуть к рвотному, а ведь это первейшее и лучшее средство от любого пищевого отравления как умышленного, так и неумышленного. Также доктор не дал противоядия от мышьяка, хотя именно это утверждение МакГоуэна не вполне справедливо, поскольку дигиталис и играл роль противоядия [по-видимому, адвокат хотел сказать, что назначение стрихнина оказалось бы лучшим противоядием, но юрист вряд ли мог оспаривать справедливость врачебных назначений]. В целом же его выпад в адрес доктора Бишопа оказался хотя и неожиданным, но вполне уместным и ярким по форме.
Младший адвокат Фрэнк МакГоуэн выступил в защиту Корделии Боткин 30 декабря 1898 года. Его страстная и очень эмоциональная речь стала своего рода кульминацией процесса. Многие газеты не только воспроизвели сказанное МакГоуэном, но и поместили иллюстрации, демонстрировавшие активную жестикуляцию адвоката.
Другой интересный и неожиданный выпад был направлен против детектива МакВея. Адвокат призвал присяжных задуматься над тем, что "комковатый" мышьяк в содержимом конфет за время их перевозки из Делавэра в Калифорнию странным образом трансформировался в порошкообразный. И это таинственное превращение не смог объяснить ни один из докторов химиии.
Словами, полными сарказма, адвокат описал дурацкие манипуляции, которые подсудимая якобы предприняла в магазине сладостей в Стоктоне: "(...) Не могу понять, почему женщина с интеллектом миссис Боткин вдруг сказала, что хочет оставить несколько конфет, чтобы положить их в носовой платок, тогда как они могли поместился в коробке без извлечения." ("He could not understand why a woman of Mrs. Botkin's intelligence would say she wanted some candy left out so that she could put in a handkerchief, when itwould fit there without any being removed.") Но именно эти странные манипуляции привлекли внимание продавцов в покупательнице и они её запомнили. По мнению адвоката, полиция подсказала свидетелям как им надлежит говорить для того, чтобы объяснить в суде причину удивительной памяти и опознания покупательницы спустя весьма большой промежуток времени. Само опознание в покупательнице подсудимой МакГоуэн посчитал совершенно недостоверным.
Говоря о другом важном для обвинения опознании, при котором Китти Диттнер узнала Корделию Боткин в покупательнице конфет в магазине Гео Хааса, адвокат отметил существование сильных сомнений в их допустимости. Честность свидетельницы была поставлена под сомнение хорошо знавшим её человеком - бывшим мужем сестры - и сторона обвинения не оспорила сделанные Джеймсом Бирдом заявления. Тем самым прокурор Хосмер фактически признал справедливость высказанных в суде сомнений.
Надо сказать, что о некоторых важных для защиты моментах адвокат МакГоуэн не упомянул. Не совсем понятно почему - то ли забыл, то посчитал избыточным... Так, например, он не напомнил о том, что в книге продаж галантерейного магазина нет отметок о продаже носовых платков Боткин, то есть обвинение приписало ей эту покупку, но подтверждений не нашло. Также МакГоуэн ничего не сказал о невозможности подсудимой отправить анонимное письмо из Сан-Франциско 17 или 18 июля, поскольку в те дни она находилась более чем в 400-х километрах от города.
В целом же окончание процесса прошло под мощный и очень убедительный аккорд защиты.
После довольно краткого наставления судьи, продлившегося немногим более получаса, прияжные ушли в совещательную комнату. Произошло это в 17:05. Примерно через четверть часа они запиской известили судью о том, что намерены заседать до вынесения вердикта и просят не расходиться. Это означало, что они провели предварительный опрос и увидели, что близки к общему решению.
В 22 часа всё того же 30 декабря присяжные возвратились в зал заседаний с вердиктом. В нём они объявили, что считают вину Корделии Боткин в тяжком преступлении доказанной и полагают, что подсудимая заслуживает наказания в виде содержания в тюрьме на всё время "естественной жизни". Журналисты, присутствовавшие в зале, отметили тот факт, что обвиняемая выслушала вердикт с поразительным самообладанием и не заплакала.
Обвинительный вердикт, по-видимому, оказался для защитников немалым потрясением. Джордж Найт на выходе из зала заседаний сказал остановившему его репортёру, что обескуражен решением присяжных и добавил, что оценивает собственную работу по этому делу словами "вряд ли у кого-то получилось лучше".
Прошло немногим более месяца и 5 февраля 1899 года судья Кук приговорил Корделию Боткин к пожизненному заключению в тюрьме. Женщину перевезли из городской тюрьмы в так называемую "окружную тюрьму №3", где она оставалась до 1906 года. Условия её содержания там оказались довольно мягкими, в частности, репортёры в 1899 году отмечали в качестве курьёза тот факт, что Корделия получает массаж и от пребывания в заключении немного располнела.
В 1900 году одна из родных сестёр Корделии [напомним, таковых у неё насчитывалось 6 и кроме них был 1 брат] сошла с ума и была помещена в психиатрическую лечебницу. Газеты связали это несчастье с осуждение Корделии, но вряд ли эти события действительны связаны, всё-таки, люди не лишаются рассудка внезапно или под воздействием единственной причины. По-видимому, женщина была больна задолго до 1900 года, и случившееся с Корделией и тяжёлый семейный позор выступил лишь катализатором давнего заболевания.
В том же году 9 марта Уэлком Алпин Боткин подал на развод и в качестве формальной причины такового указал на осуждение жены за убийство. В том году газеты несколько раз писали о нём, Уэлком, встречаясь с репортёрами, немного рассказал о себе. В частности, он описал своё бедственное материальное положение, подчеркнул, что полностью разорён, продал дом, всё ценное имущество и лишён возможности работать.
В скором времени фамилия Боткин вновь замелькала на страницах местных газет. Дело заключалосьв том, что 2 апреля того года сулья Кук, отправивший Корделию в тюрьму на пожизненное заключение, увидел её... сидящей в автомобиле на Гуэрро-стрит (Guerrero-street) в Сан-Франциско. Судья закатил страшный скандал, досталось всем должностным лицам, которые могли иметь отношение к исполнению наказаний в округе Сан-Франциско. По мнению Кука имело место коррупционная связь между тюремной охраной и осужденными, благодаря которой последние могли покидать стены тюрьмы. Женщин, согласных заниматься проституцией, тюремщики могли вывозить в город для того, чтобы те зарабатывали для них деньги в подпольных публичных домах, а богатые заключенные-мужчины могли совершать поездки в город с целью отдыха, назовём это так. Судье мерещился тотальный заговор должностных лиц и он заявил о намерении вывести их всех на чистую воду.
Красноречивый заголовок статьи в номере "The San Francisco call" от 13 мая 1900 года "Миссис Боткин может находиться в двух местах Сан-Франциско одновременно". Слушания судьи Кука, связанные с его подозрениями о коррупционных связях тюремнох охраны с осужденными, вызвали определенный интерес пишущей братии... Хотя и не очень большой, если говорить честно. .
История получилась очень громкой и растянулась на несколько месяцев. В мае того года шериф округа Сан-Франциско прибыл в суд и ответил на все вопросы судьи Кука, связанные с режимом содержания Корделии Боткин. Из представленных записей тюремной охраны, кстати, нам известно, что с момента вынесения приговора в феврале 1899 года по май 1900 года [т.е. за 15 месяцев] Корделия покинула здание тюрьмы по причине, не связанной с перевозкой к новому месту содержания или явкой в суд всего 1 раз. Поездка эта была обусловлена необходимостью посетить стоматолога Гилберта Грэхэма (Gilbert H. Graham).
В конечном итоге судья ничего не доказал и все его обвинения ушли, что называется "в гудок". Кука скорее всего действительно попутали бесы и он обознался, поскольку Корделия Боткин вряд ли в действительности могла установить коррупционные связи с тюремной администрацией. К весне 1900 года она уже осталась без финансирования мужа и предложить должностному лицу большую взятку не могла. Использование же такой возрастной женщины в качестве "выездной" проститутки представляется совсем уж недостоверным. Во-первых, Корделию знала вся Калифорния и её моментально опознали бы посетители подпольного борделя, а во-вторых, женщине уже исполнилось 46 лет... Вряд ли бы такая женщина пользовалась успехом у клиентов.
В 1902 году Уэлком Боткин получил желанный развод.
Между тем адвокаты Найт и МакГоуэн отнюдь не забыли Корделию после прекращения оплаты их услуг Уэлкомом. Они согласились представлять интересы осужденной безвозмездно. Найт прямо заявил, что считает реабилитацию Боткин главным делом своей жизни. Подав апелляцию, в которой обоснованно ставилась под сомнение как непредвзятость суда, так и допустимость многих улик, адвокаты запустили длительный процесс пересмотра дела. В конечном итоге в феврале-апреле 1904 года состоялся второй суд по тому же самому обвинению и под председательством всё того же судьи Кэролла Кука. Обвинение поддерживал помощник окружного прокурора по фамилии Феррел (Ferral), а почерковедческую экспертизу представлял графолог Теодор Китка (Theodore Kytka).
Слева: обвинитель Феррел. Справа: эксперт-графолог Теодор Китка и фрагмент подготовленного им демонстрационного планшета.
Заслуживает упоминания т обстоятельства, что теперь сторона обвинения уже не педалировала приписанное Корделии Боткин авторство 2-х анонимных писем, направленных Мэри Пеннингтон Даннинг летом 1898 года. На первом процессе защита доказывала, что из существования этих писем никак не следует то, что их автор изготовил отравленные конфеты. И вот теперь обвинение неожиданно согласилось с этим аргументом. Экспертиза Китки была сосредоточена на анализе надписей на упаковке коробки конфет и вложенных в эту коробку записок.
Слева: доктор Террил повторил свои показания о посещении Корделии Боткин в середине дня 31 июля 1898 года и твёрдой уверенности в том, что женщина не могла в тот день выйти на улицу для отправки бандероли. Справа: газетный коллаж, изображающий адвокатов Найта и МакГоуэна.
Процесс получился очень шумный и грязный, с крайнем ожесточением сторон и массой всевозможных отклонений от основной сюжетной линии, если можно так выразиться. Так, например, один из прияжных заявил, будто некий незнакомец хотел его подкупить [и обещал 50$] дабы он сорвал голосование жюри. На этом основании Кук потребовал переназначения присяжных. Начальинк полиции Сан-Франциско деятельно проводил расследование этого заявления... Затем в суде появился аптекарь из Делавэра, заявивший будто он продавал мышьяк Мэри Пеннингтон Даннинг и думает, что она покончила с собой. Эти россказни звучали совершенно недостоверно и иначе как феерическим бредом назвать их сложно... До некоторой степени озадачило заявление детектива МакВея, который посмотрев на предъявленные ему улики - речь идёт об отравленных конфетах - заявил, что они стали почему-то меньше. Потом он поправился и подтвердил, что узнаёт эти конфеты, но размером они стали меньше... Понимай, как хочешь!
В суде появился и Джон Даннинг и опять в статусе "важнейшего свидетеля". Он приехал в Сан-Франциско из Филадельфии, где теперь постоянно проживал. Мужчине шёл 41-й год, однако он весьма мало походил на того лощёного плейбоя, каковым его помнили на западном побережье. Он сильно прибавл в весе, имел отёчное лицо нездорового цвета, жидкими волосами пытался маскировать залысины. Все, видевшие журналиста ранее, отмечали резкую перемену его облика, причём перемену, не пошедшую на пользу.
Журналист Джон Даннинг появился на втором процессе и дал показания во всём повторявшие те, что звучали из его уст более чем пятью годами ранее.
Как было сказано выше, суд тянулся более 2-х месяцев, хотя рассмотрение дела по существу продолжалось 22 дня. Наверное никто из проницательных читателей не удивится тому, что обвинительный приговор был полностью повторён. При той всеобщей ненависти к подсудимой, что демонстрировала пресса и рядовые обыватели, иным приговор и быть не мог. В конце апреля присяжные вынесли вердикт о виновности подсудимой в инкриминируемых преступлениях, а в мае судья Кук повторил приговор к пожизненному заключению.
В те же самые дни, если точнее, то 2 мая 1904 года, скончался Уэлком Боткин, бывший муж Корделии.
Слева: Корделия Боткин дала показания в свою защиту точно также, как она это сделала во время первого судебного процесса. Справа: подсудимая с одной из родных сестёр во время суда.
Ровно через год - 3 мая 1905 года - скончался и Беверли Боткин, сын Уэлкома и пасынок Кордели. Мужчине шёл 33-й год. Никакой информации о причине смерти автор найти не смог, нельзя исключать того, что имело место самоубийство, уж подозрительно совпадение дат уходов из жизни отца и сына.
Землетрясение в апреле 1906 года сильно разрушило Сан-Франциско и потому властями было решено очистить окружные тюрьмы для проведения их ремонта. 19 мая Корделию перевели из окружной тюрьмы №3, где она находилась всё время после первого суда, в Сент-Квентин, старейшую тюрьму штата.
Это фотографии Корделии Боткин были сделаны при её переводе в тюрьму Сент-Квентин 19 мая 1906 года.
Вскоре закончился и земной путь Джона Даннинга. Он скончался 17 апреля 1907 года, не дожив до 44-летия буквально 11 дней. Причина смерти - ушиб мозга, полученый, по-видимому, при падении с лестницы. Во всяком случае смерть его считалась некриминальной. Последние 10 дней своей жизни он провёл в ночлежке. По-видимому, под конец жизни он совсем опустился...
Сама же Корделия умерла 7 марта 1910 года в возрасте 57 лет. Причина смерти сформулирована довольно необычно - "размягчение мозга, вызванное меланхолией" ("softening of the brain due to melancholia"). Упоминание в диагнозе меланхолии заставляет подозревать перемену в поведении осужденной и утрату контактов с окружающим. По-видимому, Корделия находилась в затяжной депрессии, что вряд ли должно удивлять.
История отравления Мэри Пеннингтон Даннинг, её сестры Айды и последующее расследвоание этого преступления ныне признаётся хорошо задокументированной и в целом понятной. Виновность Корделии Боткин под сомнение не ставится, а работа экспертов - как химиков, так и графологов - преподностися как своего рода символ новой эпохи в борьбе с преступностью - эпохи торжества криминалистики и точных наук вообще.
Однако тот, кто принял на себя труд прочесть этот очерк, наверняка испытал некоторые сомнения как в официальной версии трагедии, произошедшей в доме Пеннингтона в августе 1898 года, так и причастности к этому преступлению осужденной женщины. Автор считает необходимым уточнить, что не считает Корделию Боткин невиновной и пытается принять на себя роль "адвоката дьявола", если говорить точно, то виновность Корделии мне представляется не доказанной корректно.
Автор абсолютно убеждён в том, что эта женщина оказалась заложницей прессы и внушенного ею чудовищного образа массовой отравительницы. Причём внушение это произошло ещё до того, как преступление было расследовано. Перед нами пример дела, исход которого во много оказался предрешён безответственной пропагандой в средствах массовой информации. Другим прекрасным примером подобного вторжения болтунов-журналистов в отправление правосудия является "дело О-Джея Симпсона". В нём вина подсудимого была очевидна и прекрасно задокументирована, но оголтелая пропаганда и находившееся под её воздействием жюри присяжных превратили суд в профанацию.
Что-то подобное произошло и в "деле Корделии Боткин", разумеется, только без расовой подоплёки. Вся аргументация в её защиту отметалась, как не заслуживающая доверия, яркий тому пример - полное игнорирование заявление врача Джорджа Террилла о болезни Боткин. При этом полнейшая ахинея, якобы обличающая Корделию, принималась на веру совершенно некритично - ярким примером такой чепухи, не вызвавшей у большинства журналистов и обываетелей никаких сомнений, явилось утверждение прокуратуры о двукратной покупке подсудимой конфет в разных магазинах.
При этом расследование не обошлось без типично полицейских "штучек", связанных с фабрикацией улик. Обломок сургучной печати из магазина Гео Хааса, обнаруженный в гостиничном номере Корделии Боткин - ярчайший пример такой вот полицейской фабрикации.
Мэри Пеннингтон Даннинг. По мнению автора смерть этой женщины и её старшей сестры так и не была надлежащим образом расследована.
Не может не удивлять та простодушная решимость, с которой полиция приняталась тянуть единственную "ничтоку", связанную с подозрениями в отношении Корделии, при этом даже не задумавшись над тем, кто именно эту самую "ниточку" им подбросил. Мысль о том, что Джон Даннинг является прямым выгодополучателем от ареста и осуждения Корделии, в светлые головы полицейских чинов вообще не приходила. Причём, заметьте - об этом не подумал не только детектив МакВей из Делавэра, но и его многочисленные коллеги по сыскному цеху из Калифорнии. Между тем, Даннинг, задолжавший очень значительную сумму денег как Боткин, так и её сиделке Рооф, отправляя Корделию в тюрьму, фактически обнулял долг.
То, что журналист "опознал" почерк Боткин в анонимных письмах, представляется очень и очень подозрительным, поскольку почерк Корделии весьма мало похож на почерк, которым эти письма были написаны. Однако и эта мелочь никого из полицейских чинов не насторожила. "Законники" продемонстрировали совершенно недопустимый изъян в работе - они увлеклись одной версией, полностью проигнорировав все прочие.
Джордж Найт (фотография 1913 года).
Между тем, нельзя исключать того, что существовали другие люди, желавшие избавиться от членов семьи Пеннингтон. Совсем не факт, что именно Мэри являлась жертвой коварного удара, хотя её отец настаивал на том, что не имеет врагов, жаждущих его смерти, кто знает, какие в действительности скелеты гремели костями в его шкафу. Человек это был влиятельный и притом весьма активный, несмотря на весьма преклонный возраст...
Есть определенные вопросы и к почерковедческим экспертизам. В те времена эпистолярный жанр процветал и мошенников, умеющих очень качественно подделывать почерка других людей, существовало немало. Более того, даже в цирковых представлениях имелись номера, при исполнении которых артист безо всякой подготовки прямо на глазах зрителей воспроизводил почерки приглашенных из зала людей. Было бы очень интересно провести анализ письменных материалов по "делу Боткин" с использованием современной криминалистической техники и специальных знаний. Заключения экспертов XIX столетия не кажутся сейчас однозначными и достаточно убедительными.
"Дело Корделии Боткин" не было надлежащим образом расследовано и её виновность вряд ли можно считать безусловно доказанной. И если действительно эта женщина стала жертвой чудовищной судебной ошибки, то ей остаётся только посочувствовать. Попасть в жернова Правосудия страшно, а уж без вины - нестерпимо...
|
