|
Лента. Заметки на полях по тематике сайта.
©А.И.Ракитин, 2025 гг.
©"Загадочные преступления прошлого", 2025 гг.
Смерть по почте
Заключение Дэвида Карвальо подействовало на детектива МакВея воодушевляюще. Преступная схема вроде бы определилась и выглядела довольно убедительной - стареющая женщина в борьбе за жениха сначала пишет анонимные письма, а затем принимает решение устранить его жену самым радикальным способом и для этого прибегает к яду... Неужели кто-то скажет, что такого не может быть?!
Письменные материалы, использованные при проведении графологических экспертиз при расследовании отравления сестёр Пенингтон. Вверху: несколько слов, написанных с заглавной буквы, из анонимных оскорбительных писем, полученных Мэри. Чуть ниже образец свободного почерка Корделии Боткин (фрагмент её письма Джону Даннингу). Внизу: общий вид писем Корделии Боткин (лист слева) и анонимки, адресованной Мэри (лист справа).
Уже 20 августа в прессу попали сообщения, из которых можно было заключить, что имеющиеся в распоряжении следствия улики вполне определенно указывают на Корделию Боткин. Ситуация, скажем прямо, складывалась неординарная - где-то в Калифорнии преспокойно живёт-поживает женщина средних лет и вдруг её имя появляется в прессе и притом в контексте, грозящем напрочь уничтожить репутацию. Понятно, что неким образом о себе должны были заявить калифорнийские "законники" - убийство посредством посылки отравленных конфет уже стало общеамериканской сенсацией, так неужели местные полиция и прокуратура могли упустить такой повод заняться саморекламой?
Конечно же, нет!
Именно по этой причине начальник Департамента полиции Сан-Франциско Исайя Лис (Lees) самым деятельным образом включился в расследование, о чём его в ту минуту ещё никто не просил. 20 августа он заявил, что подчинённое ему полицейское ведомство окажет всю необходимую помощь коллегам из Делавэра, как только получит соответствующий запрос, ну а пока расследование в Калифорнии будет проводиться в инициативном порядке. Под его чутким руководством, разумеется...
Исайя Лис, начальник Департамента полиции Сан-Франциско в 1897-1900 годах, обещал всемерную поддержку коллегам из Делавэра и лично принял активнейшее участие в расследовании всех обстоятельств таинственного отравления посредством пересылки по почте отравленных конфет.
Лис совершенно верно указал на то, что почерковедческая экспертиза при всей её важности в этом деле всё же глубоко вторична. Для обоснования вины Корделии Боткин в отравлении конфетами необходимо доказать приобретение ею этих самых конфет, получение яда, отравление конфет и их последующую пересылку в Делавэр. Эти 4-е направления можно было считать не связанными между собой или мало связанными.
Заявление Исайи Лиса и последующая активность его подчинённых вызвали немалое оживление жителей Сан-Франциско и прилегающих к городу районов. В те дни было сделано много всевозможных заявлений, порой взаимоисключающих, что до некоторой степени предопределило дальнейший ход расследования. Его без преувеличения можно назвать противоречивым именно потому, что практически каждое утверждение в той или иной форме опровергалось.
Владелец компании "Flelshhacker & Co." по фамилии Кюн (Kuhn), поспешил 21 августа сделать заявление для прессы, в котором заявил, что его фирма является главным производителем конфетой упаковки в Сан-Франциско. Коробка, в которой находились отравленные конфеты имела длину 17,1 см (6,75 дюйма), ширину 8,3 см (3,25 дюйма) и глубину 4,6 см (1 целый 13/16 дюйма) и такие коробки производились мастерской в доме №620 по Маркет стрит (Market street). В настоящее время таких коробок на складе нет, но они могут быть изготовлены и представлены полиции для сравнения с той коробкой, что приобщена к делу в качестве улики.
Едва только господин Кюн мягко и ненавязчико отрекламировал собственную фирму, о себе поспешил напомнить другой предприниматель - Уилльям Томас (William R. Thomas) - крупнейший оптовый торговец сладостями в районе залива Сан-Франциско. Он заявил, что мистер Кюн ошибается, утверждая, будто его компания является эксклюзивным поставщиком описанных коробок, в действительности же их могут предложить многие поставщики, если только появится соответствующий запрос.
Кюн подобную дерзость не пропустил мимо ушей и спустя сутки дополнил своё превоначальное заявление, уточнив, что "его" коробки отличаются от любых других, поскольку одна из сторон нижней части выполняется с небольшим уклоном. Делается это для облегчения открывания и закрывания коробки. Благодаря наличию упомянутого уклона Кюн сумеет опознать ту коробку, которая произведена именно его компанией.
Эта маленькая заочная перепалка уважаемых джентльменов послужила своеобразным прологом для противоречий иного рода. И притом противоречий намного более важных для расследования, нежели адрес изготовителя коробки!
Речь идёт о предполагаемом месте продажи и упаковки конфет.
Считая, что имя отравительницы уже названо - это Корделия Боткин! - детективы полиции Сан-Франциско Врен (Wren) и Гибсон (Gibson) стали искать место продажи конфет. Следует иметь в виду, что сами конфеты в Сан-Фринциско ещё не были доставлены - их должен был привезти детектив МакВей - и потому розыск продавца вёлся можно сказать наобум - по самому общему описанию, дескать, "примерно вот такая коробка" и "примерно такая покупательница".
Очень скоро - уже 21 августа - детективы отыскали магазин, в котором коробка конфет, похожая на ту, что была получена в Делавэре, была продана женщине, похожей на Корделию Боткин. Это был магазин под названием "Wave Candy Store" в городе Стоктоне. Управляющий магазином Фрэнк Гатрэлл, весьма импозантный молодой человек из категории тех, кого мужчины обычно именуют "дамским угодником", припомнил похожую на Корделию Боткин покупательницу. По его словам, дама появилась в конце июля - 30 или 31 числа - она довольно долго выбирала конфеты, задавала много различных вопросов, в частности, спрашивала, может ли продавец завернуть коробку в бумагу, но не украшать её лентой, затем сделала выбор, но... вложила в коробку несколько конфет, принесённых с собою. Может быть, 5 штук, может быть, больше.
Фрэнк Гатрэлл заявил полицейским, что женщина "похожая на Корделию Боткин" покупала коробку конфет именно в его магазине в Стоктоне. Причём буквально на его глазах, но... продавал конфеты не он лично, а недавно принятый на работу подросток по фамилии Миллер.
Заметив недоумение беседовавших с ним детективов, Гатрэлл уточнил, что подобные вещи вообще-то не допускаются в их магазине, поскольку подмена конфет может компрометировать их изготовителя. И тут же "перевёл стрелки" на 16-летнего продавца Рэймонда Миллера (Raymond Miller), котоый непосредственно обслуживал женщину, похожую на Корделию Боткин. Дескать, Миллер молод и ещё не имеет опыта работы малоопытным а потому он не воспрепятствовал действиям женщины.
Юноша-продавец полностью подтвердил рассказ Гатрэлла и заверил, что сможет опознать упаковочную бумагу, в которую заворачивал покупку. Насчёт опознания покупательницы он был не так уверен, поскольку со времени продажи минули уже 3 недели с лишком, но готов попробовать, если это потребуется полиции. По его словам конфеты были приобретены 30 или 31 июля - в этой части показания Рэймонда Миллера также совпадали с рассказом Фрэнка Гатрэлла.
Нельзя не признать того, что это было довольно странное повествование, рождавшее большое количество уместных и притом неприятных вопросов. Например, тот, почему Гатрэлл лично не вмешался в происходившее и теперь перекладывает вину на 16-летнего подростка? Или другой, гораздо более интересный: для чего женщине, если только она действительно являлась отравительницей, заниматься подозрительными манипуляциями в магазине на глазах продавцов, а не сделать это дома в спокойной и безопасной обстановке? Ведь обёрточная бумага не была заклеена и не завязана!
Разумеется, рождала вопросы и удивительная находчивость детективов, очень удачно появившихся в Стоктоне - городе, находящемся в 100 км от Сан-Франциско! Почему они начали розыск там, ведь в окрестностях Сан-Франциско расположены многие десятки и даже сотни больших и малых населенных пунктов?
Исайя Лис, сознавая уместность подобного вопроса, впоследствии объяснил отправку детективов в Стоктон тем фактом, что именно там, в отеле "Виктория", Корделия Боткин проживала в июле-августе 1898 года. Мол, именно по этой причине расследование началось в Стоктоне. Однако это было довольно лукавое объяснение. Получалось, что начальниу полиции отказывал Корделии Боткин во всяком уме и сообразительности... Неужели отравительница, придумавшая хитроумный план устранения человека на большом расстоянии, оказалась до такой степени наивной, что не догадалсь приобрести конфеты подальше от места проживания - там, где она не появлялась ранее и не появится позже? Выйти из отеля, пройти 150 метров до магазина, поговорить с продавцом, купить конфеты, на глазах по меньшей мере 2-х свидетелей положить в коробку другие конфеты, а потом вернуться обратно... Вот так просто? Серьёзно?
В общем, удача полиции в "Wave Candy Store" рождала вопросы и сомнения, однако этот успех оказался не единственным!
Буквально в тот же день в кондитерском магазине, принадлежпвшем компании "Geo Haas and son" и расположенном на пересечении Хайд стрит (Hyde street) и Калифорния стрит (California street) в Сан-Франциско была найдена продавщица, у которой Корделия Боткин также приобретала конфеты! Продавщицу эту звали Китти Деттнер (Kitty Dettner). Её рассказ в целом напоминал повествование 16-летнего Миллера - некая невысокая брюнетка средних лет явилась в магазин в конце июля, долго выбирала конфеты, расспрашивала про обёрточную бумагу разных сортов и... в конце концов сделала покупку. И Китти готова эту даму опознать. Правда записи о соответствующей продаже в бухгалтерском журнале не оказалось, но для полиции это было в какой-то степени даже хорошо - отсутствие записи позволяло "сдвигать" день продажи в угоду следствию. Нельзя не упомянуть и том, что Китти Деттенр оказалась очень важным и удобным свидетелем для полиции ещё и потому, что магазин, в котором она работала, находился в северном Сан-Франциско на удалении порядка 5 км от дома Боткин.
Правда наличие 2-х продавцов одного и того же продукта в городах, удаленных на 100 км, представлялось до некоторой степени абсурдным, но... Два свидетеля лучше одного! Довольно быстро правоохранительные органы нашли разумное объяснение этой довольно странной ситуации - согласно официальной версии событий, Корделия Боткин купила в Сан-Франциско конфеты, которые были начинены ядом и вложены в коробку с конфетами, купленную в Стоктоне. Ну а почему нет? Логично же...
Но что же в эти дни происходило с самой Корделией Боткин, той самой женщиной, чьё имя уже мелькало во всех газетах и в адрес которой только самый ленивых и тупой репортёр не высказывал открыто подозрений?
Корделия происходила из семьи полковника Ричарда Брауна (Richard Brown), довольно известного в штате Миссури человека, являлвшегося одним из командиров ополчения во время Мексиканской войны 1846-1848 годов. После войны он перебрался в штат Небраска, там в округе Немаха (Nemaha County) он основал поселение, получившее его имя - Браунсвилль (Brownville). Там он руководил отделением банка, потом открыл магазин. в конце концов был избран в парламент штата. В 1875 году полковник вместе со всей семьёй переехал в Калифорнию, обосновавшись в городе Ферндейле. Надо сказать, что семья Ричарда Брауна была довольно велика - помимо родителей 7 дочерей и 1 сын.
Корделия родилась в 1854 году и к описываемому моменту времени ей уже исполнилось 45 лет. Её муж Уэлком Альпин Боткин (Welcome Alpin Botkin) был на 15 лет старше Корделии, сначала он вёл дела в Миссури, торгуя зерном, а затем переехал в Калифорнию, где стал региональным директором по продажам крупной компании "Armour Packing Company", специализировавшейся на предоставлении услуг по подготовке к перевозке к разного рода неформатных грузов (крупных предметов мебели, фортепиано, станков, сельскохозяйственной техники и пр.). В браке был рождён единственный ребёнок - мальчик - это произошло в декабре 1872 года, то есть на момент описываемых событий ему шёл 26-й год. Супруги владели домом №927 по Гири-стрит (Geary Street) в северном Сан-Франциско, правда, проживали они там не постоянно, много путешествую [как вместе, так и порознь]. К середине 1890-х годов отношения между супругами вступили в фазу охлаждения и хотя Корделия часто говорила, что готова к разводу, в действительности свободная жизнь при постоянной материально поддержке мужа её вполне устраивала и она вряд ли хотела что-то радикаьно менять. В 1897 Корделия году арендовала квартиру в доме №2529 по Калифорния-стрит, затем переехала в аналогичную квартиру в доме №2217 также по Калифорния-стрит. Летом 1898 года она покинула Сан-Франциско и перебралась за 100 км вглубь континента - в город Стоктон - там проживала в отеле "Виктория". Её сын Беверли в то время разместился в отеле "Гранд сентрал" на пересечении Маркет и Полк стрит в Сан-Франциско. В том же отеле тогда проживал его двоюродный дядя [двоюродный брат отца]. Сам Уэлком Боткин много разъезжал по территории штата, когда возвращался в Сан-Франциско, то обычно останавливался в собственном доме.
Первые изображения Корделии Боткин в газетах. В то время, когда эта женщина оказалась в эпицентре всеобщего внимания, её шёл 45-й год, она являлась всеми уважаемой замужней дамой, матерью взрослого джентльмена и женой уважаемого предпринимателя.
Начавшаяся в прессе с 20 августа вакханалия застала Корделию Боткин врасплох. Да и не её одну, строго говоря. В первые часы и дни она, по-видимому, рассчитывала на то, что буря в стакане быстро сойдёт на нет - отыщутся нужные свидетели, появится хоть какая-то ясность по важным деталям, связанным с почерком предполагаемого отравителя и уликами... Ведь пока что никто в Калифорнии не видел ни коробки с отравленными конфетами, ни обёрточной бумаги, ни писем, приписанных Корделии - все эти улики оставались в Делавэре. Никто в Сан-Франциско не видел и не слышал детектива Берни МакВея и эксперта-графолога Дэвида Корвальо. Фактически всё расследование в Калифорнии велось, если можно так выразиться, "на слух", то есть на основании газетных публикаций и телефонных переговоров с "законниками" из Делавэра.
Тем не менее, ни начальник Департамента полиции Исайя Лис, ни подчиненные ему детективы не выражали ни малейшей тревоги, связанной с очевидной ненормальностью складывавшейся ситуации, никто из должностных лиц не призывал в те дни к тому, чтобы повременить с нападками на Корделию Боткин и хотя бы дождаться прибытия в Калифорнию МакВея и связанных с расследованием улик. В течение буквально 2-суток обстановка вокруг этой женщины обострилась до такой степени, что администрация отеля "Виктория" попросило Корделию покинуть гостиницу. Причина заключалась в том, что проживавшие в отеле постояльцы стали выказывать недовольство соседством с "убийцей" и грозили либо покинуть отель, либо взять правосудие в свои руки и порешать все вопросы с "отравительницей" без долгих проволочек. При этом представители администрации отеля никаких негативных эмоций в отношении Корделии не испытывали и со своей стороны стремились максимально сгладить назревавший конфликт.
Чуть ниже мы увидим реальное подтверждение тому, что представители гостиницы отнюдь не находились во власти недобрых предубеждений, но пока будем следовать хронологии событий. 22 августа директор "Виктории" предложил Корделии покинуть отель на несколько дней, дабы избежать неприятных эксцессов. Он пообещал сохранить за женщиной её номер и предложил оставить там все её вещи, гарантируя сохранность. На время отсутствия Боткин была предложена 50%-ая скидка на номер. Предложение звучало вполне разумно...
Корделия сложила небольшой чемоданчик, взяла с собой пару шляпных коробок да и оставила негостеприимную гостиницу. Свои стопы она направила в отель "Виндзор" ("Windsor"), где её мало кто знал. После переселения она позвонила в город Хилсбург (Healdsburg), расположенный в 150 км севернее Стоктона, и попросила приехать проживавшую там Альмиру Рооф (Almirah Rauof, встречается также написание фамилии Ruoff). Последняя являлась многолетней подругой Корделии, 40 лет назад она была её няней и с той поры сохранила самые сердечные отношения со своей воспитаницей. Рооф немедленно отправилась в Стоктон. Другим телефонным звонком Корделия вызвала мужа - Уэлкома Боткина - который утром следующего дня также приехал в Стоктон.
Отель "Виндзор" в Стоктоне. В нём Корделия Боткин разместилась после кратковременного [как она считала] отъезда из гостиницы "Виктория". Здесь к ней присоединился муж - Уэлком Боткин - и ближайшая подруга Рооф. Фотография относится к 1920-м годам, то есть сделана спустя четверть века после описываемых в очерке событий.
Своим чередом развивались события и в Сан-Франциско. Около полудня 23 августа Исайя Лис поговорил по телефону с Генеральным прокурором Делавэра Робертом Уайтом (Robert C. White), заверившим начальника полиции в том, что следствие можно считать законченным и детектив МакВей в ближайшее время отправится в Калифорнию для преследования Корделии Боткин там. Лис истолковал услышанное таким образом, что Корделию пора "брать" без промедления. Вызвав к себе детектива Эда Гибсона, начальник полиции приказал тому озаботиться оформление ордера на арест подозреваемой. В мотивировочной части надлежало указать, что арестный ордер в Делавэре уже оформлен.
Детектив "взял под козырёк" и, заехав по пути в офис окружного прокурора Хосмера (Hosmer), рассказал там о поручении начальника полиции произвести арест. Сотрудники прокуратуры в помощи не отказали и в течение буквально получаса оформили необходимое постановление, с которым Гибсон отправился в суд. Дежурный судья с говорящей фамилией Хоакимсон (Joachimson) также не стал "делать сложным то, что проще простого" [это аллюзия на текст песни группы "Наутилус помпилиус"] и быстренько подписал ордер на арест.
Гибсон резво прыгнул в поезд и в 20:15 прибыл в Стоктон. На вокзале его встречали местные блюстители порядка во главе с начальником местной полиции Джозефом Гэллом (G.D. Gall). Последний был предупреждён о приезде Гибсона телефонным звонком Лиса. "Законники" без проволочек направились на Вебер-авеню, где в доме №209 находился "Виндзор". Местонахождение Корделии тайны не составляло, поскольку Гэлл уже 2-я днями ранее в инициативном порядке распорядился установить за женщиной негласное наблюдение.
Появление полиции вызвало переполох в отеле. Его работники, сообразив, что на их глазах происходит нечто сенсационное, позвонили газетчикам и те буквально через четверть уже вовсю шныряли как вокруг "Виндзора", так и внутри него. В утренних газетах появились подробные репортажи, повествовавшие об аресте буквально со стенографической точностью.
Корделия просила Гэлла разрешить ей провести ночь в "Виндзоре", но начальник полиции отказал ей в этом. Женщине дали четверть часа на приведение себя в порядок и укладку вещей. Уэлкому Боткину начальник полиции разрешил сопровождать жену в тюрьму округа Сан-Хоакин, где ей предстояло провести ночь. Утром 23 августа детектив Гибсон повёз Корделию в Сан-Франциско.
Слева: Гэлл, начальник полиции Стоктона. Справа: Эдвард Гибсон, детектив полиции Сан-Франциско. И тот, и другой участвовали в аресте Корделии Боткин, хотя их привлечение к этой довольно рутинной процедуре вряд ли обосновано какими-либо рациональными соображениями. Пиар чистой воды - и только!
Вместе с Корделией была задержана и Рооф, точнее говоря, её "пригласили" на допрос в Сан-Франциско, пообещав отпустить после того, как она ответит на все вопросы. В окружении толпы полицейских в штатском и форме, Рооф не могла ответить отказом, можно не сомневаться, что в той обстановке её бы доставили на допрос силой.
Для самой Корделии арест явился немалым потрясением, по-видимому, до вечера 23 августа она не сознавала всю серьёзность складывавшейся ситуации и ожидала вызова на допрос, в ходе которого ей будет предоставлена возможность дать необходимые разъяснения и доказать собственную невиновность. Допрос однако состоялся только после заключения под стражу, а сам арест, повторим, был произведён ещё до того, как улики из Делавэра попали в Калифорнию. Фактически основанием для ареста явились газетные статьи и некие устные (по телефону) переговоры между "законниками" разных штатов.
Корделия после ареста повела себя неадекватно. Попав в окружную тюрьму в Сан-Франциско, она стала говорить и вести себя так, точно знатная дама, а тюремный конвой - её слуги. Некоторые её выходки и требования показались до такой степени неуместными, что к Боткин был вызван полицейский врач по фамилии Стоун. Ему предстояло определить, симулирует ли арестованная сумасшествие или же у неё в самом деле под воздействием ареста проявилась душевная болезнь.
Доктор дал Корделии снотворное и она проспала около 6 часов. Проснувшись, она почувствовала себя лучше и утром 24 августа вела себя уже вполне адекватно.
После перевозки по железной дороге из Стоктона в Сан-Франциско Боткин предстала перед начальником полиции Лисом, решившим лично провести первый допрос опасной отравительницы. Арестованная категорически отвергла свою причастность к отравлениям в Делавэре и заявила, что ни разу не покупала конфеты не только в "Wave Candy Store", но и в Стоктоне вообще. Также она заявила, что каждое её сообщение о пребывании в том или ином месте может быть проверено и что ей покуда не знакомы доводы её виновности, но она не сомневается, что сможет их опровергнуть, как только полиция займётся таковой проверкой по существу.
Ещё даже не зная, на какие даты начальник полиции желает установить её alibi, Корделия со всей возможной тщательностью восстановила собственные перемещения с 27 июля до момента ареста. По её словам, в тот день она заболела воспалением лёгких и не выходила из гостиничного номера в Стоктоне до 31 числа. В тот день она почувствовала себя лучше и утром отправилась в Сан-Франциско, там в обеденное время её посетил доктор Джорджа Террилл (George M. Terrill). Вечером того же дня она возвратилась в Стоктон. 1 августа номер не покидала, поскольку по-прежнему чувствовала себя не очень хорошо, на следующий день вышла в холл гостиницы, чтобы совершить телефонный звонок, после чего возвратилась в номер и заказала куриный бульон. 3 августа Корделия по её словам также оставалсь в номере и вышла на улицу только 4 числа. Отвечая на многочисленные уточняющие вопросы, в частности о собственном местопребывании 18 июля [времени отправки анонимного письма с оскорблениями], Боткин отвечала быстро и не раздумывая. Если говорить именно о 18 июля, то в тот день Корделия по её словам находилась в городе Юрика (Eureka), расположенном более чем в 400 км от Сан-Франциско.
Журналисты со ссылкой на полицейских, имевших возможность следить за ходом первого допроса, написали, что арестованная держала себя свободно, отвечала на вопросы быстро и проводившие допрос ни разу не сумели поймать её на противоречиях или лжи.
Разумеется, был проведен и допрос Альмиры Рооф. Последняя подтвердила факт заболевания Боткин в конце июля - начале августа и заявила, что 28, 29 и 30 июля находилась подле Корделии, выполняя функции сиделки. Боткин подхватила что-то похожее на воспаление лёгких, они сильно кашляла, у неё была повышена температура и тому подобное, в общем, в те дни она чувствовала себя очень нехорошо. На впорос о том, известно ли Рооф что-либо об отношениях журналиста Даннинга и Боткин, свидетельинца ответила, что отношения эти выглядели со стороны очень дружескими и даже добросердечными, Корделия считала Джона большим ребёнком, заботилась о нём по-матерински и помогала деньгами. Однаджы она даже взяла взаймы у Рооф 500$ для того, чтобы передать эти деньги Даннингу. По тем временам это была очень значительная сумма - она приблизительно в полтора раза превышала годовой доход чернорабочего или сельского батрака.
Люди выразившие полное доверие Корделии Боткин и безоговорочно поддерживавшие её после ареста. Слева: Уэлком Боткин, муж Корделии, сразу же озаботившийся приглашением лучших адвокатов Сан-Франциско. Справа: Альмира Рооф, няня Корделии в пору её детства.
На следующий день после ареста - то есть 24 августа - полиция Стоктона провела обыск номера Корделии Боткин в отеле "Виктория". О результатах его было сказано весьма туманно, очевидно, с целью обеспечения внезапности представления улик. Начальник полиции Сан-Франциско Лис, осуществлявший общее руководство расследованием, выразил удовлетворение полученными при обыске данными и заявил, что теперь-то следствие готово явиться в суд с уликами. Что это означало стало ясно чуть позже. Согласно материалам следствия в номере Корделии были обнаружены куски обёрточной бумаги, шпагат и... кусочек сургучной печати, которой в магазине Джорджа Хааса запечатывали коробки с конфетами! Это означало, что проживавший в номере человек вскрывал запечатанную коробку с конфетами, а обёрточную бумагу использовал для упаковки коробки конфет, предназначеной для пересылки по почте [в эту-то коробку и были положены отравленные конфеты из другой коробки]. И перевязыв коробку с конфетами шпагатом обитатель этой комнаты отнёс её к почтовому ящику! Ну логчно же, правда?!
Вряд ли можно усомниться в том, что эти улики, либо важнейшая из них - фрагмент сургучной печати с клеймом магазина Джорджа Хааса - были подброшены полицией. Фабрикаиця улик являлась одним из самых эффективных приёмов в арсенале американских "законников" той поры и полицейские органы беззастенчиво злоупотребляли им. Во многих моих очерках, посвященных работе американской полиции во второй половине XIX-го - первой половине XX-го столетий, приводятся примеры довольно откровенной манипуляции уликами, которые полицейские либо делали сами [например, оставляя кровавые отпечатки пальцев в доме подозреваемого] либо банально подбрасывали, принося с собой. Такие примеры можно найти, например, в моей книге "Все грежи мира" да и не только там. Практически нет сомнений в том, что при расследовании многих сенсационных преступлений тех десятилетий, полиция не просто подбрасывала а потом обнаруживала одну или две улики, а осуществляла их массовую фабрикацию. Без такой фабрикации не обошлось, например, расследование "дела Лютгерта" [ему посвящен очерк "1897 год. Таинственное исчезновение жены чикагского "колбасного короля"", включенный в сборник "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX-XX столетий. Книга IX"], или при сенсационном расследовании убийства 13-летний Мэри Фэйхан [описано в очерке "1913 год. Убийство на карандашной фабрике", опубликованном в сборнике "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX-XX столетий. Книга IV"], или, например, при обвинении доктора Хайда в отравлении целой семьи ["Персональная бактериологическая война доктора Хайда" из сборника "Грех Каина. Острые семейные конфликты на примерах подлинных уголовных расследований"]. Впрочем, в последнем случае отличились уже не детективы полиции, а приглашённые эксперты, умудрившиеся отыскать в трупах аж даже 2 опаснейших яда и не объяснившие, как именно человек может быть отравлен сразу несколькими ядами.
Порой американские "законники" действовали настолько топорно и "прозрачно", что даже положительно настроенная к ним пресса не верила в удивительные открытия, сделанные во время обысков. В упомянутом выше очерке "1913 год. Убийство на карандашной фабрике" приведён весьма живописный пример такого рода топорной работы - полицейские вошли в дом подозреваемого, тут же нашли в бельевой корзине залитую кровью рубашку, отрапортовали, что дело раскрыто... И после этого выяснили, что подозреваемый никак не успевал прибежать домой, переодеться а потом вернутсья на рабочее место. Журналисты подняли полицейских на смех и улика была благополучно забыта! Причём окровавленная рубашка никуда не исчезла, её демонстрировали на суде среди прочих улик, вот только никто ни в каком контексте её не упоминал. Такая вот, понимаешь ли, рубашка-невидимка получилась....
В газетных сообщениях иллюстрировались результаты обыска номера Корделии Боткин в отеле "Виктория": найденный шпагат, обёрточная бумага, фрагмент сургучной печати магазина Гео Хааса в Сан-Франциско. Если в наличие в комнате Боткин шпагата и обёрточной бумаги ещё можно поверить с некоторыми оговорками, то обломок сургучной печати с клеймом магазина Гео Хасса однозначно подброшен полицией. Это пример явной фабрикации улики - приёмчики такого рода были вполне в духе американских полицейских органов той эпохи.
Почему обломок печати был подброшен полицейскими? Да потому, что этот кусочек сургуча являлся мусором, который почему-то никем не был убран на протяжении 3-х недель. Ни снимавшей номер Корделией Боткин, ни гостиничной обслугой. В такого рода неосторожность отравительницы и её невнимание к очень важным мелочам не верится категорически. Автор не настаивает на абсолютной точности собственного вывода, но уверен в своей правоте. Тем более, что из дальнейшего хода событий мы почерпнём множество иных доводов, позволяющих усомниться в той картине преступления, что с таким энтузиазмом рисовало расследование Исайи Лиса и окружного прокурора Хосмера.
События 24 августа не ограничились помещением в городскую тюрьму Сан-Франциско миссис Боткин и доставкой на допрос её подруги детства. В тот же самый день детектив МакВей выехал наконец-таки в Калифорнию. Он вёз с собой важнейшие улики, необходимые для поддержки обвинения Корделии Боткин в двойном убийстве. В эту поездку с детективом отправился и эксперт-графолог Дэвид Корвальо.
Муж арестованной женщины - Уэлком Альпин Боткин - сопроводив её до окружной тюрьмы, в ночь на 24 августа выехал в Сан-Франциско [не забываем, что описываемые события происходили в Стоктоне, а центр расследования находился за сотню километров в Сан-Франциско]. Там он озаботился поисками хороших адвокатов по уголовным делам. Поскольку история отравления в Делавэре была уже на устах всей Калифорнии, особых проблем с выбором солидной защиты не возникло. В течение дня Уэлком Боткин достиг соглашения сразу с двумя весьма авторитетными юридическими фирмами - "McGowan & Squires" и "Knight & Heggerty" - об их солидарной работе по данному делу. Главным адвокатом стал Джордж Найт (George A.Knight), вторым - Фрэнк МакГоуэн (Frank McGowan). Оба юриста помимо профессиональной делали вполне успешные политические карьеры. Найт являлся крупным функционером Республиканской партии и неоднократно участвовал в её конвентах, а МакГоуэн несмотря на свою молодость [ему через 2 недели должно было исполниться 38 лет] уже 8 лет отработал в парламенте штата.
26 августа Рэймонд Миллер участовал в опознании Корделии Боткин, проведённом в городской тюрьме Сан-Франциско, куда арестованная была доставлена из Стоктона. Приказчик уверенно опознал женщину и оправданно получил статус "важнейшего свидетеля" по делу. Хотя лицам этой категории окружная прокуратура не рекомендовала общаться с прессой, для молодого человека было сделано исключение, так что Рэймонд получил свои "5 минут славы". О покупке конфет Корделией Боткин юноша рассказал в следующих выражениеях: "Приблизительно 2 или 3 недели назад в "Wave" заглянула дама, попросившая шоколадных конфет. Мистер Гатрэлл обслужил её. В маленьком пакетике у неё были конфеты ещё, и она попросила мистера Гатрэлла положить их в коробку, в которую мы обычно упаковываем шоколад. Мистер Гатрэлл ответил ей, что у нас нет обыкновения класть конфеты посторонних людей в коробки нашего магазина, но она настояла на этом, и он отправил меня [на склад] за несколькими обычными коробками для конфет. Мистер Гатрэлл выбрал одну из них и оформил упаковку для дамы. Она ушла и мы более ничего не говорили о произошедшем, и я бы никогда больше не подумал об этом, если бы не увидел статьи об этом в газетах". (дословно: "About two or three weeks ago a lady dropped in at the Wave and called for some chocolates. Mr. Gattrell waited on her. She had some other candy in a small bag and wished Mr. Gattrell to arrange them in a box such as we usually do chocolates up in. Mr. Gattrell told her that we are not in the habit of putting up other people's candy in the Wave's boxes, but she urged him and he sent me to get several ordinary bonbon boxes. One of these Mr. Gattrall selected and did up the package to accommodate her. She left and we said nothing more about it, and Iwould .never again have thought of it, had Inot seen the articles referring to itin the papers.")
Несложно заметить, что Миллер ненавязчиво постави в центр своего повествования Фрэнка Гатрэлла и тем самым переложил на него вину за то, что посторонние конфеты оказались в коробке магазина "Wave Candy Store". То есть проделал ровно то, что ранее сделал сам Гатрэлл. Предусмотрительность следовало признать отнюдь не лишней - мало ли как повернётся дело в дальнейшем и не получится ли так, что некие обоснованные претензии возникнут к продавцам и магазину... Поэтому пусть Фрэнк отвечает сам, а не перекладывает ответственность на мальчишку.
Адвокаты Корделии Боткин: Джордж Найт (слева) и Фрэнк МакГоуэн (справа).
Генеральный прокурор Делавэра Уайт (White) 26 августа сделал весьма высокопарное и явно преждевременное заявление для прессы, в котором, в частности, сказал: "У нас есть убийца, и у нас есть
доказательства, которые никакая защита не может разрушить. Единственное, чего
мы боимся, — это самоубийства мисси Боткин" ("We have the murderess and we have evidence that no defense can shatter. The only thing we fear is Mrs. Botkin's, selfdestruction"). Далее добавил, что в Калифорнию вслед за МакВеем и экспертом-графологом Карвальо отправлены двое полицейских - мужчина и женщина - которым предстоит конвоировать Боткин при её перевозке в Делавэр.
Однако уверенность Генпрокурора в том, что его люди всё сейчас быстренько порешают в Калифорнии, выставила мистера Уайта в крайне неблагоприятном свете. В последующие дни целая группа как "законников", так и депутатов парламента штата выразили озабоченность перспективой экстрадиции Корделии Боткин в Делавэр, где её могла ждать смертная казнь. При этом суд в Калифорнии представлялся абсурдным по причине того, что в Калифорнии эта женщина преступлений не совершала... За что её здесь судить, спрашивается?
27 августа репортёр газеты "The San Francisco call" посетил тюрьму, где получил возможность увидеть как саму Корделию, так и условия её содержания. Хотя обвиняемая отказалась общаться с прессой, газета разместила репортаж о её жизни под замком. В нём. в частности, сообщалось: "Миссис Боткин чувствует себя здесь как дома и обустроилась настолько комфортно, насколько это позволяет теснота её жилища. Вчера днём её видели в белом шёлковом пеньюаре, свободные складки которого наполовину открывали (или наполовину скрывали) очертания её черезчур полной фигуры. Рукава, достигавшие только плеч, выгодно подчёркивали округлые формы её идеально вылепленных рук, на которых поблёскивали браслеты, усыпанные драгоценными камнями. Большую часть дня она провела в приёмной старшего надзирателя, безостановочно раскачиваясь в маленьком потёртом кресле с плетёным сидельем". ("Mrs. Botkin has made herself perfectly at home, and as comfortable as her cramped quarters will permit. Yesterday afternoon she was seen in a white silk peignoir, the loose folds of which half displayed yet half concealed the lines of her rather too plump figure. The sleeves, which reached only to the shoulder, showed to advantage the rounded contours of perfectly modeled arms, on which gleamed bracelets brilliant with precious stones. She spent the better part of the day in the matron's sitting-room, and rocked incesantly in the shabby little cane-seated chair.")
В тот же день 27 августа адвокат МакГоуэн явился к начальнику Департамента полиции Сан-Франциско Лису дабы прояснить 2 важных вопроса. Первый заключался в том, что адвокат выразил желание ознакомиться с письмами журналиста Даннинга, полученными Корбелией Боткин в период с конца апреля по конец августа 1898 года. Таковых писем должно было быть довольно много - порядка 50 - они хранились среди вещей арестованной женщины в отеле "Виктория" и были изъяты при обыске номера. Второй вопрос имел более общий характер, если можно так выразитьтся, адвокат предложил начальнику полиции объяснить, на основании каких именно данных или улик Корделия Боткин, отрицающая свою вину и настаивающая на существовании alibi, помещена под стражу.
Это был хороший заход, продемонстрировавший намерение защиты повернуть интерес полицейского расследования в сторону Джона Даннинга, который с самого начала занял очень удобную позицию "важного свидетеля" без должных к тому оснований. Между тем, человек этот был несомненно очень подозрителен и поведение его нуждалось, как минимум, в тщательном изучении. Чем полиция Сан-Франциско заниматься явно не желала. Что лукавый ответ Исайи Лиса и продемонстрировал.
Начальник полиции заявил, что насколько ему известно, никаких писем журналиста Даннинга при обыске гостиничного номера миссис Боткин найдено не было, что и понятно - они ведь в последней декаде апреля расстались! А кроме того, обыск проводился силами полиции Стоктона, так что свой вопрос мистер МакГоуэн должен адресовать начальнику тамошней полиции Гэллу, но никак не Лису. Что же касается причины ареста, то Исайя Лис уклонился от обсуждения таковых по существу, заявив, что всё станет известно на следующий день, когда в Сан-Форанциско появится детектив МакВей.
Это были вполне ожидаемые ответы и адвокат, не теряя времени, направил свои стопы в окружной суд, где подал заявление о "хабеас корпус". Это был продуманный ход, призванный обострить ситуацию.
Корделия Боткин.
Тут мы видим довольно любопытную англо-американскую правовую норму, аналогов которой в прочих правовых системах, пожалуй, и не отыщешь. Смысл её заключается в защите человека от незаконного ареста должностным лицом, которое может этот арест использовать в качестве инструмента даления на невиновного. Судья, получив от адвоката прошение о "хабеас корпус" вызывает к себе должностное лицо и требует от последнего либо представить достаточные основания для ареста, либо отпустить взятого под стражу человека. Реакция судьи должна быть довольно быстрой - обычно это сутки с момента обращения адвоката, а иногда и несколько часов.
|
