| |
|
Убийства детей.
Уже 27 октября 1939 г. в горотделе РКМ г. Кушвы, административном центре одноименного района на северо-западе Свердловской области, получили секретное письмо из областного уголовного розыска, в которой содержались ориентирующие данные о возможном совершении в минувшем марте убийства ребенка. На территории Кушвы находится гора Благодатная - известное в то время "намоленное" место, куда в марте 1939 г. мать привозила Володю Винничевского для лечения заикания. Поскольку точный адрес проживания жертвы оставался неизвестен, как и дата преступления, требовалось проверить значительную часть жилой застройки с проживавшим там населением. Подлежала также проверке отчетность медицинских учреждений за март 1939 г. Наконец, следовало изучить содержимое выгребной ямы под уличной уборной возле дома на пересечении улиц Шиханова и Советской - строго говоря, это был единственный точный адрес, содержавшийся в ориентировке. Работа кушвинских милиционеров не задалась с самого начала. Во-первых, выяснилось, что интересующий их угловой дом, в котором предположительно должна была проживать жертва, находится на капитальном ремонте и расселен. Все жильцы разъехались кто куда, буквально каждого из них надо отыскивать персонально, поскольку объекты жилого маневренного фонда были разбросаны по всему городу. Это грозило затянуть работу... Во-вторых, оказалось, что возле указанного дома находится вовсе не одна, а две уборных, а кроме того, большая мусорная яма. Данное обстоятельство не только увеличивало необходимый объем работ, но и рождало определенные сомнения в достоверности информации уголовного розыска. В самом деле, насколько можно полагаться на рассказ человека, который не запомнил таких деталей? В-третьих, оказалось, что из всех медицинских учреждений Кушвы вызовы на дом могла принимать лишь центральная поликлиника и ответственным за такие выезды в период с 1 марта по 30 мая являлся врач Сысков. Однако он не мог быть допрошен, поскольку выехал из Кушвы. Адрес его нового места проживания был известен, но розыск и допрос свидетеля также грозили затянуть проверку. Вечером 27 октября была начата очистка выгребных и мусорной ям возле дома № 1 по улице Шиханова. Работа проводилась штатным ассенизатором Балуевым под надзором помощника начальника райотдела милиции по политчасти Алексеева и оперуполномоченного Зорина. Малоприятная возня с нечистотами затянулась на 7 часов и закончилась лишь в 1 час ночи 28 октября. Согласно составленному акту "...человеческого трупа не обнаружено, а также не обнаружено признаков нахождения человека [в выгребных ямах]". Обескураживающее начало! В течение 27-28 октября участковыми и оперативными сотрудниками РКМ было проверено большое число зданий в районе улиц Шиханова, Советской, Степана Разина и др. Рапорты о проделанной работе направлялись на имя начальника Кушвинского РОМ младшего лейтенанта милиции Колоколова и сохранились в материалах дела. Например, участковый инспектор Софронов на личном обходе проверил жильцов домов с 1 по 9 по улице Степана Разина, а также жильцов общежития в доме №17 по той же улице. Никакой информации о случаях исчезновения малолетних детей в ходе поквартирного обхода не получено. Старший участковый уполномоченный Подвольский сообщил о проверке жильцов зданий по улице Карла Маркса (четных номеров с 82 по 102 и нечетных 79, 87, 93). Никаких сообщений об исчезновении малолетних детей... Участковый уполномоченный Коротких произвел обход домов по улице Карла Либкнехта - нечетной нумерации с 73 по 91 и четной: 82, 88, 94. Никаких заявлений жильцов об исчезновении детей не поступило. Участковый Смирнов (фамилия, возможно, ошибочна, т.к. плохо читается) проверил 43 дома по улице Ленина, перечислил их номера в своем рапорте и в резюмирующей части документа сообщил (стилистика подлинника сохранена): "Во всех проверенных домах мною было каждого хозяина спрошено и беседовал, но выявить таковых [случаев исчезновения детей] не удалось. О чем и доношу до Вашего сведения". Но мелкая гребенка тем и хороша, что даже вшу не пропустит. Предпринятый милицией "мелкий чес" принес-таки кое-какой положительный результат. Участковый уполномоченный Бурнышов обошел все нечетные дома под номерами с 61 по 97 по улице Крестьянской и уже в самом конце обхода удача ему улыбнулась. Жительница дома № 83 Таисия Смирнова, ранее проживавшая в доме № 1 по улице Советской, припомнила, что в конце апреля 1939 г. дочь ее соседа, некоего Ивана Лобанова, падала в выгребную яму уборной. Девочка говорила, будто ее толкнул какой-то мальчик. Участковый Бурнышов установил, что Лобанов вместе с женой, сыном и дочерью выехал на родину в Кировскую область, Свечинский район, Тихоновский сельсовет, деревня Лобаново. При более обстоятельном допросе на следующий день Смирнова уточнила, что рассказанный ею инцидент имел место в конце марта, а не в апреле 1939 г. Эта информация 28 октября получила подтверждение. Бывший муж Таисии Смирновой - 25-летний кочегар Серафим Щенников - в разговоре с сотрудником милиции полностью подтвердил рассказ бывшей супруги и дополнил странную историю кое-какими деталями. По его словам, Иван Лобанов оставил девочку на крыльце буквально на пару минут, сам же поднялся на второй этаж, дабы запереть замок входной двери. Выйдя на крыльцо и не найдя дочери, Иван быстро обежал окрестности, отыскал девочку в выгребной яме, откуда сам же ее и вытащил. Девочка не была сильно травмирована, но отец вызвал "скорую помощь" и впоследствии несколько раз водил дочь в поликлинику на прием к врачу. В Кушве была разыскана и допрошена Наталья Лаврентьевна Якушева, родственница Винничевских, у которой Владимир, согласно его показаниям, останавливался во время приезда в марте 1939 г. Женщина подтвердила факт проживания в ее доме свердловской родни - Петра и Марии Мелентьевых с двумя детьми, вместе с которыми находился и Володя Винничевский. Согласно показаниям Якушевой последний находился в Кушве с 26 по 30 марта, в Свердловск он вернулся самостоятельно, поскольку его каникулы заканчивались и на следующий день ему надлежало отправиться в школу. От Кушвы до Свердловска 200 км, так что он как раз поспевал домой к вечеру. Пребывание арестованного в Кушве получило подтверждение. 30 октября Винничевскому были предъявлены фотографии нескольких домов и надворных построек, сделанных в районе Советской улицы в Кушве. Согласно "Протоколу предъявления фотокарточек" Винничевский заявил, что это Советская улица, находящаяся в г. Кушве, также показал дом, во дворе которого он нашел свою жертву. Кроме того, среди предъявленных ему фотоснимков надворных построек Винничевский опознал и ту уборную, в которой он душил ребенка, а затем бросил в выгребную яму. Все сходилось. Теперь следовало отыскать семью жертвы и узнать их версию случившегося. В Свечинский райотдел милиции от уголовного розыска Свердловской области был направлен запрос с просьбой отыскать и допросить Ивана Алексеевича Лобанова о деталях происшествия с его дочерью Валей. 4 ноября его допросили, и Лобанов в деталях восстановил события 1 или 2 апреля, когда, по его мнению, и произошел странный инцидент. В тот день он собирался отправиться в фотоателье, ему надо было сфотографироваться на паспорт, заодно Иван решил заказать несколько постановочных фотоснимков дочери. В честь такого дела Валечка была нарядно одета, да и сам Иван облачился в лучшее. Он оставил дочь на крыльце не более чем на 2 минуты, сам же поднялся на второй этаж, чтобы передать ключ от двери соседу. Спустившись и не обнаружив дочери, он сначала бросился на улицу, но быстро вернулся во двор и услышал плач Вали. Выгребная яма имела глубину около 1,5 метров, но очищалась незадолго до описываемых событий, и потому была почти пуста. Состояние дочери после происшествия Иван Лобанов описал лаконично: "Каких-либо больших повреждений девочка не имела, и только на лбу ее была прорвана кожа и шла кровь". Поскольку интерес представлял рассказ девочки о тех событиях, Иван сообщил, что никаких объяснений о произошедшем от нее не слышал: "Сама ли Валя упала в уборную или кто ее бросил, я даже до сегодняшнего дня и не интересовался, считая, что она упала сама, а другого что-либо и не имел в виду. Валя об этом мне ничего не говорила, и ничего особенного тогда не слыхал и я сам от соседей". Насколько искренен был Иван Лобанов в своих уверениях, будто не интересовался произошедшим с дочерью, каждый может судить самостоятельно. Для нас же важно, что сообщенные им сведения были расценены как полностью подтверждающие заявление Владимира Винничевского о совершенной им в Кушве попытке убийства малолетней девочки. Получив от коллег из Кировской области телефонограмму о результатах допроса Ивана Лобанова, начальник свердловского областного ОУР Вершинин в тот же день - 4 ноября 1939 г. - подготовил и подписал постановление, в котором, в частности, были и такие слова: "Следствием установлено, что [как] указанные убийства и покушения на убийства детей в городе Свердловске, так и покушение на убийство Вали Лобановой совершены одним и тем же лицом - Винничевским Владимиром Георгиевичем - а потому, руководствуясь статьей 117 УПК, постановил оба названных дела объединить в одно производство". В это же самое время своим чередом развивались события в Нижнем Тагиле, где началась проверка заявления Винничевского об убийстве 6 августа девочки, похищенной им от магазина на улице Тельмана. 31 октября и 1 ноября вдоль дороги от Парка культуры и отдыха к зданию новой больницы Уралвагонзавода, то есть по тому маршруту, которым прошел похититель со своей жертвой, проводилась поисковая операция, цель которой заключалась в обнаружении трупа пропавшей девочки. Малохоженная дорога протяженностью около двух километров пролегала через довольно густой хвойный лес, к тому времени уже укрытый снегом. В прочесывании местности участвовало до полусотни милиционеров, которые, встав цепью с интервалом в полтора-два метра, осматривали обе стороны дороги. На третий день поисков, 2 ноября, под снегом был найден обнаженный труп ребенка. В протоколе осмотра места обнаружения тела этот участок леса описан в следующих выражениях: "В одном километре на восток от новой больницы Уралвагонзавода и в одном километре от изгороди Парка культуры и отдыха в чаще леса, в 20 метрах от лесной дороги, малопроезжей, идущей с Уралвагонзавода на зональную станцию, около кучи хвороста обнаружен труп ребенка на вид 2,5 лет, без одежды, полузанесенный снегом. Лес состоит из хвойных деревьев с редкой примесью березняка, место обнаружения защищено от дороги мелкой порослью хвойного леса, в 60 метрах... в восточном направлении оканчивается лес и далее проходит открытая болотистая местность". Тело находилось в положении "лицом вверх", ноги раздвинуты, и казалось, что трупу умышленно придали неприличную позу, но при внимательном осмотре выяснилось, что тело повреждено каким-то животным вроде лисы или волка, которое волокло его по земле в попытке оторвать конечность, а потому об умышленности действий преступника в данном случае говорить не приходилось. Примерно 2/3 правой голени отсутствовали, судя по состоянию кожных лоскутов, нога была отгрызена каким-то животным не очень большого размера. При подъеме тела на его задней поверхности и грунте были обнаружены личинки мух, что однозначно указывало на смерть в теплое время года. В затылочной части бросался в глаза дефект кожи размером 5 на 6 см, в результате которого обнажились кости черепа. Следов, указывавших на применение какого-либо оружия, при осмотре трупа найти не удалось. Прилегающий к месту обнаружения тела участок леса подвергся тщательному осмотру, однако одежды ребенка либо каких-то посторонних предметов, способных прояснить картину случившегося, найти не удалось. Труп был доставлен в секционную 1-й Советской больницы г. Нижнего Тагила, где вечером того же 2 ноября он был официально опознан как принадлежавший Маргарите Фоминой, исчезнувшей без вести 6 августа 1939 г.
 При внутреннем осмотре отмечено нормальное расположение и развитие соответственно возрасту органов брюшной полости и грудной клетки. "Пятна Тардье" не обнаружены нигде, полости сердца крови не содержат. Легкие - полуспавшиеся, при разрезе - темно-красного цвета, при сжимании стекает небольшое количество кровянистой жидкости, просвет трахеи и бронхов - свободен. Кости свода и основания черепа целы, вещество головного мозга размягчено в результате гниения. В мышцах боковых и передней поверхности шеи кровоподтеков не обнаружено. Язык и миндалины разрушены личинками мух. В желудке до 70 куб. см массы грязно-зеленого цвета. Легко заметить, что классическая симптоматика смерти от удушения: "пятна Тардье", полнокровие внутренних органов, темный цвет крови в сердце и т. п. - в данном случае не наблюдалась. Поэтому заключение судмедэксперта Горбунова оказалось весьма уклончивым: "Гнилостные изменения ткани трупа лишают возможности высказаться определенно о причине смерти ребенка... Обстановка, при которой обнаружен труп, а также отсутствие следов заболеваний, которые могли бы пресечь жизнь ребенка, дают основание полагать, что не исключена возможность наступления смерти в данном случае от механической асфиксии, осуществленной удавлением рукам, что не противоречит данным следствия". Последующее судебно-химическое исследование вагинального и ректального мазков не привело к обнаружению спермы. Данные расследования исчезновения и убийства Риты Фоминой были переданы из Нижнетагильского отделения уголовного розыска в областной ОУР. 5 ноября старший лейтенант Евгений Вершинин подписал постановление об объединении расследований, почти идентичное тому, что днем ранее было принято в отношении "кушвинского эпизода", связанного с попыткой убийства Вали Лобовой. Теперь Владимир Винничевский официально считался обвиняемым также и в убийстве Риты Фоминой. Своим чередом шла работа со свидетелями в Свердловске. 29 октября на допрос к начальнику 1-го отделения ОУР Лямину была вызвана Екатерина Якушева, жена Владимира Якушева, осужденного в 1935 г. за растрату в магазине "Пассаж". Именно в ее коммунальной квартире Владимир Винничевский переночевал во время своего неудачного побега в 1936 г. Молодая женщина - а Екатерине на момент допроса исполнилось 29 лет - работала секретарем-машинисткой в магазине Роскультторга. С самого начала допроса она однозначно заявила, что никаких особо теплых отношений с Винничевскими не поддерживает и общается с ними лишь постольку, поскольку поддерживает отношения с Мелентьевыми. Последний раз Екатерина Якушева заходила в гости на Первомайскую, д. 21 более двух недель тому назад - 13 октября. С Владимиром Винничевским свидетельница виделась очень редко, буквально раз или два в год, последний раз она видела его минувшим летом, когда тот приехал к ее дому на велосипеде и вымыл велосипед во дворе. Допрос, строго говоря, можно было бы вообще не упоминать как малоинформативный, если бы не то, что случилось после его окончания. Уже после того, как гражданка Якушева поставила свою подпись под заключительной стандартной фразой "записано с моих слов верно, мною прочитано, в чем и расписываюсь", последовал, судя по всему, какой-то обмен репликами между лейтенантом Ляминым и свидетельницей. Мы можем только догадываться, что именно и в какой форме произнес сотрудник уголовного розыска, но после подписи Екатерины последовал текст, озаглавленный "Дополнительные показания Якушевой". Процитируем самое существенное из того, что свидетельница вдруг надумала "дополнительно показать": "В первом показании я сказала неправду, была я у Винничевских и Мелентьевых последний раз не 13 октября сего года, а была еще раз 26 октября. Днем мне в магазин по телефону позвонил Винничевский Г. И. [отец арестованного Владимира] и сказал, что у них неладно с Владимиром, его я еще спросила: "Что, опять путешествовать уехал?". Он мне на это сказал: "Нет, все хуже". И вечером я ездила к ним на квартиру и узнала, что Владимир арестован 24 октября, но за что арестован они не сказали, этого я не знаю и по настоящее время. Вчера же, 28 октября, ко мне в магазин заходил Мелентьев Петр Иванович и в разговоре сказал, что с Владимиром ничего не выяснилось, и что Лиза, то есть мать Владимира, ушла вчера, и дома он ее больше не видел... Скрыла это я без всякой цели, но сделала это умышленно". Перед нами замечательный образчик истинного отношения простых советских людей к Рабоче-Крестьянской милиции. Свидетельница хотя и знала об аресте, но об истинной его причине не догадывалась, а потому, боясь навредить "невинно арестованному", постаралась отделаться ничего не значащими фразами. Дескать, и знать она ничего не знает, и видеть - не видела, с арестованным вообще встречалась раз в год, да и то не каждый год... Когда читаешь протоколы допросов свидетелей в этом уголовном деле, очень сложно отделаться от ощущения, что люди панически боялись сказать неосторожное слово, наверное, потому, что слово такое могло завести в те немилосердные годы очень далеко. Поэтому если верить рассказам некоторых свидетелей, то и друзей у Володи Винничевского не было - хотя на самом деле они были! - и книг он не читал - хотя на самом деле читал... С книгами вообще нюанс очень тонкий и, возможно, не всем из наших современников понятный. Коммунистическая власть относилась к изданию и обороту книг с чрезвычайным вниманием, ибо художественная или историческая книга несет немалую идеологическую нагрузку, а все, что связано с идеологией, коммунисты на самотек не пускали. В то дефицитное время книг хороших было мало, государственные издательства печатали в первую очередь политически выверенные сочинения, а потому интересную юношескую классику, вышедшую из-под пера Свифта, Дефо, Верна, Конан-Дойля, в Советской России отыскать было очень непросто. Из домашних библиотек такие книги чужим и малознакомым не давали, дать могли только другу. Поэтому логика в этом вопросе была проста: если ты, юноша, дал книгу Жюля Верна убийце и изуверу Володе Винничевскому, значит, ты его друг, товарищ и почти брат, правильно? Поэтому хорошо информированные свидетели тех или иных событий свою осведомленность всячески скрывали. За себя боялись и своих близких, понимали, что Винничевскому уже не поможешь, так хорошо бы и самим под чекистскую раздачу не угодить. Простому советскому человеку было априори ясно, что товарищи из НКВД много не думают, 1937 и 1938 г. показали, что думать они вообще не обучены. Если им ума хватало евреев записывать пачками в фашистские шпионы, то от таких сочинителей протоколов ожидать можно было чего угодно. Поэтому люди боялись, хотя, разумеется, страх всячески скрывали и в лживости своих утверждений не сознавались. Но вот у Екатерины Якушевой нервы по какой-то причине сдали, поэтому уголовное дело обогатилось ее в высшей степени любопытным признанием. В тот же самый день 29 октября арестованный Владимир Винничевский написал письмо своим родителям на трех листах. К материалам расследования приобщена собственноручная записка начальника областного уголовного розыска Евгения Вершинина следующего содержания: "Справка. Письмо, написанное обвиняемым Винничевским в камере предварительного заключения УРКМ и переданное им для посылки по адресу, то есть своим родителям. 29.10.39. Нач. ОУР Вершинин". Записка эта предваряла текст письма, поясняя его происхождение. Мы знаем, что письмо было скопировано, оригинал передан родителям, а копия - приобщена к материалам расследования, где пронумерована как 66, 67 и 68 листы IV тома. Письмо значится в описи, но... физически его нет, после 65 листа в IV томе сразу следует 69. К слову сказать, это не единственный документ, вышедший из-под пера (точнее, карандаша, поскольку арестант пользовался карандашом) Винничевского. В деле Владимира Винничевского, по мнению автора, спрятано очень много. Нам еще только предстоит разобраться, кто что именно и почему прятал. Пока же просто запомним,что 29 октября обвиняемый написал объемное - три листа! - письмо родителям, это письмо было скопировано, приобщено к материалам расследования и впоследствии удалено. Изучая, очевидно, сообщения матери Винничевского о разъездах сына по стране, начальник свердловского ОУР Вершинин обратил внимание на поездку Елизаветы Винничевской с сыном летом 1938 г. в г. Верхнюю Салду. 29 октября начальнику Нижне-Салдинского отдела РКМ Четыркину за подписью Вершинина было направлено совершенно секретное распоряжение, в котором, в частности, говорилось: "Родственники Мелентьевых в данное время проживают в зав. В.-Салда. Винничевская со своим сыном Владимиром ездила в гости к родственникам в В.-Салду летом 1938 г. С получением сего - лично сами (подчеркнуто - А. Р.) тщательно проверьте, не было ли в з. В.-Салда, Н.-Салда случая исчезновения детей в возрасте 2 - 5 лет... Установите через допрос родственников и лиц, знающих Мелентьевых, когда была Винничевская со своим сыном Владимиром в з. В.-Салда, сколько они там жили, с кем Владимир там был знаком, его поведение, отсутствие из дома. В г. Свердловске в данное время проживает сын расстрелянного Мелентьева - Мелентьев Петр Иванович, рождения 1907 г., на которого также вышлите справки о соцпроисхождении и установите, когда он последний раз был в зав. В.-Салда". Как видим, старший лейтенант Вершинин всерьез рассматривал вероятность причастности Петра Мелентьева, дяди Владимира Винничевского, к похищениям детей. Сам по себе такой ход мысли не казался совсем уж параноидальным, предположение о наличии сообщника или хотя бы вдохновителя представляется разумным - уж больно здраво и хитроумно действовал несовершеннолетний преступник. Дабы не возвращаться к этому вопросу, сразу сообщим, что в данном случае бдительность уголовного розыска никакого результата не принесла - ни в Нижней, ни в Верхней Салде малолетние детишки во время приезда матери и сына Винничевских не исчезали, но кое-какую любопытную информацию допрос родственников принес. Временный начальник Верхне-салдинского горотдела РКМ Белобородов 4 ноября 1939 г. допросил в качестве свидетельницы Анну Федоровну Луневу, двоюродную сестру Елизаветы Ивановны Винничевской. Анна ничего не могла сказать о поведении Владимира Винничевского летом прошлого года в Верхней Салде, поскольку в то время жила на юге Свердловской области, в рабочем поселке Атиг Нижне-Сергинского района. Но тем летом мама и сынок Винничевские приезжали и к ним тоже, а потому кое-какое впечатление Анна Федоровна составить смогла. Ее рассказ о поведении Владимира Винничевского содержал довольно неожиданные детали, весьма непохожие на те, что можно было услышать от ближайших родственников обвиняемого на допросах в Свердловске. По словам Луневой, двоюродный племянник летом 1938 г. прожил у них на квартире в поселке городского типа Атиг недолго, дней 6-7, и показал себя далеко не с лучшей стороны. Так, Володя пил спиртное, а напившись, уходил в райцентр Нижние Серьги - это примерно 7 км от дома Луневой. И так он вел себя несмотря на прямой запрет Анны. То есть юношу тянуло на подвиги, и он просто игнорировал тетку. Луневу удивила хорошая материальная обеспеченность Володи Винничевского: у него было при себе во время пребывания в Атиге 110 рублей, он ни в чем себе не отказывал, и даже при отъезде у него оставалось еще рублей 60. Поведение Владимира Винничевского показалось Луневой до такой степени недопустимым, что она испугалась дурного влияния Володи на собственного сына, который был с Винничевским одногодкой. В 1938 г. Анна отправила Гену в Свердловск для обучения в 8 классе, там он жил у родственников, в том числе и в семье Винничевских, но затем мать забрала его в Верхнюю Салду. Причина этих переводов Геннадия из школы в школу заключалась как раз в том, что Анна Лунева опасалась дурного влияния Володи Винничевского и постаралась максимально отдалить сына от него. Но самая интересная часть показаний Луневой заключается отнюдь не в этих деталях, хотя они сами по себе довольно любопытны. Процитируем нужную нам часть протокола допроса: "Владимир [Винничевский] написал письмо Геннадию, что он испытал половой акт в уборной [железнодорожного] вагона, и советовал испытать [то же самое] Геннадию. А с кем был половой акт - не объявлял, и когда это письмо я читала, сын, увидев, что я держала его в руках, выпросил [его у меня], и я таковое отдала, якобы не зная содержания... [Сын Гена] назвал Владимира дураком и это письмо порвал... Летом 1939 г. я говорила с ней [Елизаветой Винничевской] о поведении Владимира и приводила ей пример тот, когда Владимир ездил зимой 1938-39 гг. в гости в Кушву [и] в вагоне поезда, в уборной, совершил половой акт с кем, мне было неизвестно, о чем написал моему сыну. Елизавета Ивановна возразила, что он этого не позволит [себе], и я на этом настаивать не стала, что мальчик такого поведения". Как видим, мама Володи Винничевского пребывала в твердой уверенности, что ее сынок не "такой", а вот двоюродная сестра на сей счет особых иллюзий не питала. Просто прозорливица какая-то! После такого рассказа нельзя было не допросить Гену Лунева, сына Анны. Но удивительное дело - на допросе 3 ноября 1939 г., который проводил лично товарищ Белобородов - временно исполнявший обязанности начальника городского отдела милиции (не мелочь какая-то, а самый большой милицейский начальник в городе!), Геннадий Эммануилович Лунев начал чудить, принялся "включать тупого". Фактически он стал выгораживать своего троюродного братца Володю. Вот как Гена Лунев ответил на вопрос о письме, в котором Винничевский рассказывал о поездке в Кушву: "Он написал мне письмо в марте с. г., в котором писал, что доехали (с семьей Петра Мелентьева - А. Р.) хорошо, слал привет и больше ничего. Я так и не ответил ему. Письмо где я не знаю, не сохранил и подробностей содержания его позабыл уже". Гена Лунев, не зная того, что содержание упомянутого письма известно его матери и та уже сообщила на допросе все необходимые детали, попытался в меру своей наивности избавить Володю Винничевского от компрометации. Поэтому про то, что Володя "слал приветы" он помнил, а про то, что тот описывал половой акт в туалете - позабыл... и все остальные подробности тоже позабыл... и то, что письмо разорвал - тоже позабыл. Гена, скажем прямо, сильно рисковал, ибо НКВД - это такая организация, где память восстанавливали на раз, причем настолько успешно, что люди вспоминали даже то, чего с ними никогда не происходило. Наверняка Гена думал, что поступает очень ловко, и чтобы совсем запутать главного салдинского милиционера, решил добавить в свой рассказ немного негативной информации о Винничевском. Для правдоподобия, так сказать, а то ежели все время хорошо говорить, то это покажется подозрительным, верно?
| |
| . |
