Убийства детей.
Уральский Монстр.
(Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза.)
18. Трудно быть Богом! Сволочью проще... (окончание главы)
Забегая немного вперед и тем самым несколько нарушая хронологию событий, можно сказать, что 29 октября Начальник ОУР Вершинин еще раз встретился с Винничевским и допросил последнего о деталях похищения и убийства ребенка в Нижнем Тагиле.
Обвиняемый обстоятельно рассказал и об этом эпизоде, вот фрагмент его показаний, в которых он описывает похищение Риты Фоминой: "В начале августа месяца 1939 г., числа 2-3, но во всяком случае не позднее 4 августа, я поехал с согласия родителей к своему дяде Оленеву Василию Алексеевичу, проживающему по улице Тельмана, дом № 25, на Уралвагонзаводе в г. Н. Тагил... Числа 6 августа 1939 г. около 5 часов вечера я вышел из дома и решил идти в Парк культуры и отдыха, так как у меня пришло сильное желание кого-нибудь убить с тем, чтобы получить половое удовлетворение. Пошел я в парк именно с тем намерением, что там легче было найти подходящего ребенка, однако ребенка я встретил ранее и до парка не ходил... Недалеко от молочного магазина возле барака я увидел ходившую одну девочку лет 2-2,5, одета она была в темное платьице, на голове ничего не было... я подошел к девочке, дал ей конфект, взял за руку и повел, при этом с ней ни о чем не разговаривая. Дойдя до Парка культуры и отдыха, я пошел вдоль забора паркового, и парк у меня остался вправо. Пройдя еще немного, девочка сказала, что ей босиком идти больно и тогда я взял ее на руки и понес... Дорогой в лес пришлось перейти картофельные гряды (напоминаем, что на пути к лесной зоне были расположены огороды горожан - А. Р.). Если считать от забора парка, вдоль которого я шел вначале, до того места, где я впоследствии убил девочку, расстояние выразится в километра 1,5... Половое возбуждение у меня нарастало все больше и больше, и я даже ощущал боль в члене. Я посадил девочку на землю и уже хотел ее душить, как в этот момент увидел идущих с грибами двух мужчин и одну женщину. Я взял на руки девочку и пошел в более безопасное место от глаз посторонних".
Обстоятельно и даже не без некоторого смака Винничевский описал само нападение: "...нес я ее уже голой, а платье оставил на месте, где ее раздел. Дойдя до выбранного мною места, я ее положил на землю, расстегнул и спустил до колен брюки, загнул трусы и, вынув член, я лег на девочку и начал ее душить, одновременно членом стал водить по ее телу - по животу, по ее половому органу и заднему проходу, не вводя его... Вначале я ее душил двумя руками за горло, потом, когда она уже стала слабеть и меньше пыталась защищаться ручками и ножками, я одной рукой взял горсть земли и насыпал ей в рот для ускорения ее смерти, а с другой стороны, этим еще большим мучением я усиливал нарастание еще больших для себя до крайности приятных ощущений. Через несколько секунд я убедился, что девочка была мертвой, а у меня выделения семени так и не получилось. Я очень сожалел об этом, так как думал получить полное удовлетворение, но в тот момент мне было очень досадно. Я встал, привел себя в порядок и забросал ее сухими ветками... после чего пошел в парк на стадион и смотрел там футбольный матч. Пробыл там до 8 часов вечера".
Рассказ получился исчерпывающим и достоверным. То, что говорил Винничевский, а главное, как он говорил, выдает в нем истинного психопата и не оставляет сомнений в том, что он описывает события, участником которых являлся в действительности. Рассказы серийных сексуальных преступников о содеянном схожи в той части, в которой они касаются физиологии изувера, все эти люди отлично помнят свои ощущения, полученное либо не полученное удовольствие, всевозможные детали, связанные с тем или иным эпизодом. Такого рода рассказы объединяет, с одной стороны, дотошное внимание к удовлетворению похоти, а с другой - полнейшее безразличие к жертве. Обратите внимание: во время допроса Винничевский не произнес ничего похожего на "я стыжусь содеянного", "мне тяжело признаваться", "меня мучит раскаяние за причиненные ребёнку страдания"... Ничего подобного нет в текстах ни этого, ни предыдущих и последующих протоколов допросов. Он ничего не стыдится, ни в чем не раскаивается и о причиненных страданиях не думает вообще. Даже в тех случаях, когда сексуальный хищник пытается добиться снисхождения и начинает демонстрировать раскаяние, получается у него это из рук вон плохо и совершенно недостоверно.
Такие люди, лишены эмпатии, неспособны сочувствовать и сопереживать, а потому все попытки имитировать эти эмоции режут слух и со стороны выглядят крайне неловкими. Рассказ психопата - это всегда рассказ о самом себе, он не видит в объектах посягательств живых людей, они для него всего лишь говорящие куклы. В этом отношении рассказ Винничевского об убийстве ребенка даже текстуально близок тому, как рассказывали об аналогичных деяниях Сергей Головкин, Андрей Чикатило, Эдмунд Кемпер (Edmund Emil Kemper), Гэри Риджуэй (Gary Leon Ridgway) и сотни им подобных серийных убийц.
Когда несчастные Сергей Баранов и Василий Кузнецов летом 1938 г. выдумывали рассказ об убийстве Герды Грибановой, то их фантазия не шла далее примитивной схемы "выпил водки, а дальше плохо помню" именно потому, что они не понимали логику истинного сексуального хищника. А достоверно рассказать, а тем более, написать о том, чего ты не знаешь или не понимаешь, невозможно. Они писали чепуху, и их оговоры и самооговоры выглядели глупыми и недостоверными. Но лейтенанта Вершинина они устраивали, потому что тот тоже не понимал, с чем же ему довелось иметь дело, и искренне верил в то, что поймал настоящих убийц.
Винничевский не врал и в подтверждение правдивости своих слов в конце допроса 29 октября 1939 г. нарисовал схему местности в районе улицы Тельмана в Нижнем Тагиле, на которой показал место похищения девочки, (**) маршрут движения с нею и место убийства. В нижнем левом углу, выполняя распоряжение начальника Отдела уголовного розыска, обвиняемый написал: "Этот план я начертил по убийству мною на Уралвагонзаводе. Винничевский". Схема эта должна была ориентировать милиционеров в розыске трупа, копию ее тут же направили в Нижний Тагил.
Впрочем, упомянутая схема появилась лишь 29 октября, а 27 октября в помещении ОУР начальник 1-го отделения Лямин допросил Марию Мелентьеву, соседку и свойственницу Винничевских. Мария Александровна, молодая женщина (26 лет), являлась женой Петра Мелентьева, младшего брата Елизаветы Винничевской (он был младше сестры на 4 года). Как и в случае с Елизаветой Ивановной, допрос начался с выяснения социального происхождения Мелентьевой и ее родственных связей. Оказалось, что отец ее - Якушев Александр Федорович - проживал в Кушве и возглавлял базу "Заготзерна". В 1937 г. был арестован и осужден "самым гуманным судом в мире" на 15 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Кстати, дата вынесения приговора вовсе не означает, что Якушев стал жертвой "Большого террора" и осужден безосновательно. Система централизованного в масштабах страны сбора, хранения и распределения зерна, которую Комитет заготовок при Совете Народных Комиссаров СССР реализовывал через широкую сеть заготовительных пунктов и баз, была чрезвычайно коррумпирована и оставляла широкий простор для разного рода злоупотреблений. Там процветали приписки, обвесы, сговор представителей колхозов с принимающими весовщиками, разного рода махинации с отчетными документами, фиктивные списания под "порчу грызунами", "изменение сортности зерна", "гниение" и тому подобные бюрократические фокусы. Все разговоры на тему "при Сталине был порядок и учет" являются не более чем демагогией. Как и во всякой мощной бюрократической системе, колоссальное мздоимство тогда правило бал и процветало на всех уровнях. К тому имелись как объективные, так и субъективные предпосылки, которые интересны сами по себе, но разбирать их сейчас вряд ли уместно. Просто подчеркнем, что осуждение члена ВКП(б) Александра Якушева в 1937 г. вовсе не означает, что он явился невинной жертвой массового террора.
Старший брат Марии - Владимир Александрович - подвизался на ниве советской торговли и, работая в свердловском универмаге "Пассаж", в 1935 г. оказался пойман на растрате. В результате он был отправлен в места не столь отдаленные на 5 лет и на момент описываемых событий оставался в заключении. Сама Мария жила на иждивении мужа, что по тем временам выглядело подозрительно, т. к. считалось, что молодые женщины должны работать, а жить на иждивении могут только жены узкого круга номенклатурных работников. Для рядовых советских семей неработающая жена и мать уже стала чем-то из разряда буржуазных пережитков - бюджет семьи при наличии всего одного работника просто "не сводился". Но у Мелентьевых с бюджетом все было нормально, Петр работал завскладом театра музыкальной комедии, и его доходов хватало...
Лейтенант Лямин с большим вниманием расспрашивал Марию о родителях ее мужа, и это может показаться до некоторой степени странным, ведь в тот же самый день на допросе побывала Елизавета Винничевская, и почему же о родителях не расспросили ее саму? Но в этом, по-видимому, крылся некий особый расчет - милиционеры хотели услышать не официальную семейную историю, отрепетированную детьми назубок, а ее пересказ человеком со стороны. Вдруг он сообщит простодушно или с умыслом нечто такое, что дети постарались скрыть? В этом специфическом милицейском хитроумии чувствуется ставка на подлеца, на такого человека, который не откажется сказать какую-то гадость... С точки зрения ведения следствия в этом нет практического смысла, ведь отец Петра Мелентьева и Елизаветы Винничевской был расстрелян без вины и суда более двух десятилетий до описываемых событий, так какое отношение его судьба могла иметь к проделкам внука, которого он никогда не знал?
Мария Мелентьева, надо полагать, все эти милицейские приемы понимала прекрасно, поэтому аккуратно сообщила, что с родственниками мужа отношений практически не поддерживает, в Верхней Салде, откуда тот родом, никогда не бывала. Про свекра она сказала лишь, что тот был рожден в бедной семье под фамилией Ермолаев, но в детстве его усыновил богатый купец Мелентьев, державший обширную торговлю в Верхней Салде. Вот от этого-то Ермолаева-Мелентьева и родились Елизавета, носящая ныне фамилию Винничевская, и Петр, муж Марии. А ничего более она не знает.
Рассказывая о муже, Мария сообщила, что тот прежде был судим за скупку краденого, был осужден на два года, но после трехмесячного заключения ему удалось кассировать приговор, в результате чего он был освобожден вчистую. Петр явно владел искусством находить синекуры - до работы в театре был завскладом культторга, а такие удивительные места работы в советское время торгово-снабженческая мафия распределяла только в узком кругу особо доверенных лиц. Мария познакомилась с Петром в 1933 г., завязала с ним интимные отношения, тут же бросила работу счетовода и вот уже 5 лет жила на иждивении мужа. Вместе с Марией и Петром проживали их дети - мальчик в возрасте 4 лет 11 месяцев и девочка 3 лет, а также бабушка Петра.
После всей этой довольно продолжительной преамбулы лейтенант Лямин подступил к сути допроса, поинтересовавшись отношениями Мелентьевых с Винничевскими и Владимиром Винничевским в особенности. Мария ответила бесхитростно и даже обезоруживающе бесхитростно: "Отношения меня и мужа к Владимиру и его к нам были очень хорошими. Я, часто уходя в театр, детей оставляла с Владимиром, и он к ним относился лучше, чем {родная} бабушка".
Далее последовало несколько довольно любопытных замечаний об образе жизни и досуга Владимира Винничевского: "Он каждый день учил уроки. Родители его в школе ничего не проверяли... Отношение родителей к Владимиру было хорошее, часто он ходил в театр музкомедии, в кино, ходил иногда с родителями, ходил и один... Владимир вообще очень скрытный, у него добиться в чем-либо признания бывало трудно. Были случаи, когда я сама замечала, что он ходит бледный, угнетенный, но причин этого мне узнавать не удавалось. Он жаловался, что у него плохая память и ему трудно усваивать уроки. Он просился, особенно нынче (по смыслу: в последнее время - А. Р.), чтобы оставить учение и поступить куда-либо работать, но его в этом разубеждали и мы, и родители".
Разумеется, Марии был задан вопрос о друзьях Винничевского. Ответила она, в общем-то, ожидаемо, примерно так, как после отвечали на подобный вопрос многие: "Друзей у него никого не было, он не был общественником... любил уединение. Но во дворе он иногда играл в мяч с Файбушевичем Владимиром, 15 лет, и его сестрой Розой, лет 12". Про отношение Винничевского к детям Мария Мелентьева ответила однозначно, без малейших колебаний: "Он к моим детям относился хорошо, иногда он читал [им] книги, рассказывал сказки, играл с ними. Никакого недолюбливания детей со стороны Владимира я не замечала".
Мария оказалась осведомлена об инциденте с похищением Винничевским револьвера отца и рассказала об этом происшествии следующее: "Когда Владимир учился в школе № 14 в 5 классе, он познакомился с Сарафанниковым и Гапановичем. Эти мальчики были плохого поведения, Сарафанников был исключен из школы. Тогда Владимир похитил у отца револьвер и из дома сбежал, ночь не ночевал, ночевал он на ВИЗе у моей снохи Якушевой, а утром вернулся домой и револьвер возвратил. Он рассказывал нам, что договорился с Сарафанниковым и Гапановичем совершить кражу из военного склада, а после уехать на Кавказ. Револьвер он передал этим ребятам. Он по договоренности с ними о встрече ходил к Агафуровским дачам, где ждал Сарафанникова и Гапановича, но они не пришли. По его же словам, кража из склада у них не удалась, они сорвались с забора".
Поворот интересный! Оказывается, во всем виноваты "плохие друзья", но на место сбора приходит почему-то один только "тихоня" Винничевский, а "плохие друзья" в последнюю минуту включили "задний ход". Тут невольно задумаешься, кто же из этой троицы по-настоящему "плохой"... Да и сама решимость совершить хищение с охраняемого склада тоже весьма примечательна. Учитывая, что предприимчивые ребятки озаботились добычей оружия - и раздобыли-таки револьвер! - попытка проникнуть на охраняемый склад могла закончиться убийством. Вот тебе и "тихоня" Винничевский!
Кроме того, Мария рассказала о еще одной попытке Владимира убежать из дома. Вот этот фрагмент протокола: "В марте сего года Владимир... тайно от родителей уехал из Свердловска. В Н. Тагиле его сняли с поезда, и он был в Тагиле два дня, и за ним в Тагил ездила мать. Его целью было уехать в Богословск, пойти работать. Всего он тогда отсутствовал дня 3-4, мне помнится, что мать за ним в Тагил выезжала 8 марта". Интересный сюжетный зигзаг! А ведь допрошенная в тот же день Елизавета Винничевская об этом маленьком приключении сына ничего не сказала!
Склонность к побегам из дома и бродяжничеству (так называемая дроромания) в большинстве случаев отнюдь не является следствием домашнего насилия или материальных трудностей, как может кто-то подумать. С точки зрения криминальной психологии это одна из форм девиантного поведения, имеющая не социальную, а психологическую природу. Склонных к дроромании лиц привлекает возможность жить по собственным правилам, не сообразуясь с ожиданиями близкого окружения - родных, друзей, коллег. Бродяги утверждают, что их влечет свобода, но правильнее сказать, что дело тут вовсе не в свободе, а бесконтрольности и анархии, ну и само собой, возможности тунеядствовать. За кажущейся безобидностью этого явления кроются серьезные социальные проблемы, создаваемые бродягами. Поскольку никто из них не склонен работать, они ищут нетрудовые источники доходов, тем самым создавая вокруг себя криминальную среду. С одной стороны, они становятся объектами преступных посягательств, а с другой - сами же продуцируют всевозможные виды незаконной деятельности от агрессивного попрошайничества и проституции до хищений, торговли краденым, грабежей и иных тяжких видов преступности. То, что Владимир Винничевский, проживая в крупном городе в родной семье в условиях относительного достатка, демонстрировал склонность к дроромании, является безусловно ненормальным. Данное обстоятельство следует рассматривать как серьезное свидетельство девиантности его личности.
Отвечая на вопрос о проявлениях Владимиром Винничевским жестокости, Мария Мелентьева заявила, что ничего подобного никогда за ним не замечала, и даже рассказала, что ему купили кроликов, за которыми тот ухаживал, и все эти кролики живы до сих пор. Более того, Владимир даже просил, чтобы ему купили поросенка именно с целью ухаживать за ним, а не для последующего забоя на мясо.
Об отношениях Елизаветы и Георгия Винничевских, родителей арестанта, свидетельница высказалась любопытно, процитируем эту часть протокола: "Винничевский ревнует свою жену, и на почве этого у них бывали ссоры и раза два была драка. Я лично со стороны Винничевской причин для ревности не замечала... Винничевская говорила, что у них с мужем половые акты бывают очень редко, часто в 3 месяца раз. Но на половое бессилие мужа она мне не жаловалась. Но я сама видела пузырьки от лекарства от полового бессилия, и об этом я спрашивала Винничевскую... Я сама видела, как Владимир пошел в аптеку за лекарством, и у него был пустой флакон от лекарства "спермаприн"". Получается, что мать отправила сына в аптеку за лекарством от полового бессилия. Странное, конечно, поведение, причем не без некоторой толики демонстративности. Такое ощущение, что Елизавета Винничевская умышленно хотела унизить мужа в глазах сына, который, разумеется, понимал, какое именно лекарство и для кого он купит в аптеке.
Далее последовал еще один интересный пассаж: "Владимир спит в одной комнате с родителями. Я не раз на это обращала внимание Винничевской, что Вова уже взрослый и может быть свидетелем их полового акта. На это она мне говорила, что этого никогда не было и не будет".
Тут и комментировать нечего - даже человек со стороны обратил внимание на некоторую ненормальность семейного уклада Винничевских.
Протокол, конечно, получился весьма информативный, и хотя Мария явно старалась демонстрировать лояльность к родственникам, наговорила она много интересного. На следующий день - 28 октября - место Марии у стола напротив лейтенанта Лямина занял ее муж, Мелентьев Петр Иванович.
Рассказывая о своем происхождении, свидетель упомянул, что отец его был усыновлен торговцем Мелентьевым уже в зрелом возрасте, после того, как отслужил действительную военную службу и устроился работать приказчиком в магазин купца. При появлении в городе "красных" Мелентьев скрылся, а отец остался, был взят в заложники в порядке "красного террора" и впоследствии расстрелян. Старший брат Николай умер в 1921 или 1922 г., Петр затруднился назвать точную дату. Рассказывая о родственниках, свидетель упомянул о том, что один из них - Александр Иванович Булавин, муж сестры матери - лечился от алкогольной зависимости в известной в те годы свердловской психиатрической больнице "Агафуровские дачи", где и умер в 1934 или 1935 г. Эта информация была следствию неизвестна, до этого все свидетели утверждали, что никто из родственников обвиняемого в лечебные учреждения психиатрического профиля не попадал. Лейтенант Лямин настойчиво расспрашивал о трудовом пути самого Мелентьева, местах работы, причине осуждения (выяснилось, что под суд Петр попал в 1930 г. за покупку краденого секундомера). Учитывая, что причина вызова свидетеля в уголовный розыск заключалась в сборе информации о племяннике, все эти дотошные уточнения, связанные с событиями многолетней давности, выглядят несколько нелепо и даже неуместно. Лямин долго расспрашивал Мелентьева о Георгии Винничевском, уточняя различные детали жизни последнего: когда тот познакомился с Елизаветой, будущей женой? Когда ушел из ОГПУ? Когда исключен из партии? Цель подобных расспросов, честно говоря, непонятна - все нужные детали можно было выяснить запросив отдел кадров Управления НКВД и Обком ВКП(б).
Наконец, лейтенант Лямин добрался до вопросов о личной жизни семьи Винничевских вообще и Владимира в частности. Рассказ Петра Мелентьева оказался обстоятельным, но очень аккуратным в оценках и, по-видимому, заблаговременно продуманным. Процитируем самые существенные его пассажи: "Взаимоотношения у нас [с Винничевскими] хорошие, хотя бывали мелкие ссоры, [но] это на почве исключительно мелких хозяйственных по дому неполадок, из-за дров... по кухне... Винничевский человек очень вспыльчивый, нервный, всегда он чем-то недоволен, ругается, но это все связано с незначительными мелочами. С женой у них на почве ревности бывали ссоры, Винничевский ревнивец. Сына Владимира Винничевский часто ругал, особенно нынче, и было у них это потому, что Владимир не хотел учиться и получал плохие отметки по школе. Винничевский говорил сыну, что если он не будет учиться, отдадим тебя в колонию".
На вопрос о половой слабости Георгия Винничевского допрашиваемый ответил так: "На эту тему у меня с ним никаких разговоров не было. Я лично об этом не слышал ни от своей жены, ни от жены Винничевского". Конечно, жена передавала ему свои разговоры с его сестрой - зная женскую натуру, в этом можно не сомневаться - но Петр Иванович решил скрыть свою излишнюю осведомленность и дистанцироваться от неприятной темы. Весьма разумное поведение в таком месте, как кабинет следователя...
О Владимире Винничевском свидетель высказал довольно интересные и даже оригинальные наблюдения, которые здесь нелишне воспроизвести: "Владимир - человек замкнутый, он не увлекался ни музыкой, ни книгами. У него нет никого друзей... К учебе стремления у Владимира также нет... Я на эту тему много разговаривал с Владимиром, он свое нежелание учиться объяснял тем, что учеба у него нейдет, нет памяти... Как отец, так и мать Владимиру ни в чем не отказывали, ему куплено пианино, велосипед, одежда, всегда ему давали деньги на личные нужды. Я знаю, что у него одно время своих личных средств было в копилке 600 руб. Материально он был полностью обеспечен. Часто ходил в театр, в кино. Я еще говорил Винничевским, что они испортят Владимира, давая ему много денег... Я сам замечал, что Владимир стремится уйти из дома, для этого он говорил отцу или матери, что вот он сходит в магазин, поищет сахару, за хлебом и т. д.".
Со слов Петра Мелентьева получалось, что дом родной для Владимира Винничевского был местом постылым и неприятным, откуда тот старался улизнуть под любым предлогом. Неожиданное замечание, не правда ли? Интересно, как отнеслась бы к этому Елизавета Винничевская? Наверное, подобное открытие ее бы неприятно поразило.
Нельзя не процитировать еще одно необычное наблюдение Петра Мелентьева: "Владимир любил слушать разговоры взрослых, кто бы где ни сидел или стоял, о чем бы ни разговаривали - он подойдет и слушает. И надо отметить, что у него ни к чему никакого предрассудка не было, он ко всему относился равнодушно, и ему не давалось и учение, музыка и т. д.". В православии таких равнодушных ко всему людей обозначают весьма точно и многозначительно - "теплохладные". Это люди, не верующие в Бога и вместе с тем не убежденные атеисты, люди равнодушные, без всякой искры в любом деле, вся жизнь для которых подобна движению по течению.
Уже в самом конце допроса Петр Мелентьев сделал интересное замечание о заикании Владимира Винничевского: "Было у него сильное заикание, теперь стало лучше". Деталь эта важна, ведь по меньшей мере два свидетеля утверждали, будто разговаривали с похитителем детей, но никто из них не упоминал о дефектах его речи. Любопытно и то, что в ходе психиатрического освидетельствования специалисты, указав массу весьма незаметных и специфичных симптомов, вроде "сглаженной справа носогубной ямки" и перекошенного влево языка, почему-то ни единым словом не упомянули о таком значимом для любого психиатра и притом явном дефекте, как заикание. Так что нам придется самостоятельно собирать все замечания свидетелей на эту тему, чтобы понять, когда и в какую сторону менялась речь Владимира Винничевского.
На следующий день после допроса Петра Мелентьева состоялся повторный допрос его сестры Елизаветы Винничевской, о чем выше было уже рассказано. А в Нижнем Тагиле с целью проверки поступившей из областного уголовного розыска информации о причастности к похищению Риты Фоминой юноши, приехавшего летом из Свердловска в гости к родственникам, вызвали на допрос Оленева Василия Алексеевича, проживавшего по улице Тельмана, дом 25, квартира 7. Сразу скажем, что это был странный человек, чья роль в этой истории, вполне возможно, оценена совершенно неверно. Работал он на Уралвагонзаводе весовщиком электрических весов, и на момент описываемых событий ему уже исполнилось 59 лет. По тем временам его впору уже было называть дедом. Хотя Василий Оленев был женат, детей он не имел, что для нравов первой трети 20 века выглядело несколько необычно. Мужчины обычно уходили от тех жен, которые не могли родить здоровое потомство, если же такой вариант в силу каких-то причин являлся недопустимым, то бездетная чета усыновляла сирот.
Оленев являлся дядей Елизаветы Винничевской, то есть она была дочерью его родной сестры. Василий Алексеевич рассказал о взаимных поездках к Винничевским и Винничевских к нему. Странно, что говоря о приездах членов семьи Винничевских к нему, он заявил, будто последний такой визит имел место в 1927 г. Начальнику нижнетагильского угро Кузнецову пришлось даже задать специальный вопрос относительно того, бывал ли у Оленева в гостях Владимир Винничевский? Тут Оленев все сразу вспомнил и уточнил, что Володя приезжал в Нижний Тагил и жил в его семье со 2 или 3 августа 1939 г. и убыл "числа 11". Этот момент, конечно, очень любопытен. С одной стороны, можно подумать, будто гражданин Оленев действительно забыл о приезде внучатого племянника, имевшем место два с половиной месяца назад, но с другой, в такую забывчивость не верится никак. Управление НКВД в те времена являлось местом до такой степени депрессивным и суровым, что играть с товарищами в синих галифе в "тупого и забывчивого" было чревато самыми печальными последствиями для собственной жизни и здоровья. Именно поэтому советские граждане с готовностью вспоминали в этих учреждениях даже то, чего на самом деле никогда не происходило... Примеры тому имеются даже в этой книге.
Василий Оленев явно попытался хитрить на допросе, но его тут же поставили на место. Дабы не зарывался. Гражданин Оленев правильно понял, что допрашивающему известно все, а стало быть, "тупить" в такой ситуации - лишь здоровью вредить. Факт колебаний гражданина Оленева заслуживает быть отмеченным. Это один из тех крючочков, что плотно удерживают цепь событий всей этой немыслимой истории в жестких пространственно-временных координатах, и нам придется еще не раз вспоминать и гражданина Оленева, и его странную семью, и удивительное поведение Василия Алексеевича на допросе, потому что... ответив на одни вопросы, этот персонаж на самом деле задал другие. Безответные.
Процитируем самое окончание допроса гражданина Оленева, оно того заслуживает:
"Вопрос: В момент проживания у Вас Владимир Винничевский чем занимался?
Ответ: Владимир днями играл в футбол с ребятишками, которых он привозил с собой из города Свердловска, а вечерами уходил куда-то, говорил, в клуб центральный, находящийся около Парка культуры и отдыха.
Вопрос: Шестого августа чем он был занят днем, и когда, то есть во сколько времени, уходил из квартиры и когда возвратился?
Ответ: Точно не помню (было бы удивительно, если бы помнил! - А. Р.), где он в этот день был или нет, но я был выходным и находился дома. А насчет Владимира не помню, уходил [ли он] куда или нет, т. к. я на его отсутствие из моей квартиры [внимания] не обращал и не придавал особое внимание, считая его за ребенка... У меня в квартире из ребят никого не было (по смыслу: не бывало - А. Р.), на улице, я видел, он играл с ребятами в футбол, но с кем из них - не знаю, т. к. у меня детей своих нет и они меня не интересовали".
Потрясающий совершенно пассаж, поскольку Василий Алексеевич умудрился наговорить в нескольких предложениях столько интересного, что даже диву даешься - то ли это какая-то особенная глупость, то ли незаурядный умище? Ну в самом деле, он совершенно неожиданно упомянул "ребятишек, которых он [Володя Винничевский] привозил с собой из Свердловска". Фраза парадоксальная во всех отношениях, поскольку мать арестанта, его дядя Мелентьев и жена последнего, истово убеждали товарищей из свердловского угрозыска в том, что у Володи друзей нет и быть не может, ибо он "замкнутый". И вдруг такая странная оговорка! Но мы-то знаем, что Винничевский никого из Свердловска привезти в Нижний Тагил никак не мог по той простой причине, что приехал он в этот город вовсе не из Свердловска, а из Кушвы. Да и не было у него таких друзей, которые отправились бы в другой город, чтобы проведать Володю, во всяком случае следствие отыскать таковых не смогло, хотя и очень старалось.
Кроме того, заслуживает пристрастного внимания оговорка насчет того, что Василий Оленев считал Владимира Винничевского "ребенком". Это как-то совсем уж режет слух, в 1939 г. подростки в возрасте 16 лет вовсю прыгали с парашютных вышек и сдавали лыжные кроссы на 15 километров, а тут дяденька-весовщик называет такого почти готового солдата "ребенком". Ха! пробежал бы он сам лыжный кросс, да прыгнул разок с привязного аэростата, тут бы мы и узнали, кто же считался ребенком в Стране Советов... И конечно, совсем уж странна оговорка Василия Оленева насчет того, что "дети его не интересуют". Это совершенно педофильская формулировка, в разных видах она встречается в показаниях самых разных преступников, совершавших преступления против детей. Нормальный человек не говорит о том, что его не интересует, он не делает на этом смысловой аффектации, потому что при отрицании чего-либо возникает потребность в позитивном признательном утверждении. Так устроен наш мозг: когда мы слышим тезис отрицания, то интуитивно продолжаем мысль в утвердительном ключе. Если Оленев не "интересуется" детьми, то кем он тогда интересуется? Стариками? Старушками? Инвалидами? Соседками? Для чего он подчеркивает отсутствие интереса к детям, если его об этом никто не спрашивает?
Оговорка Василия Оленева чрезвычайно любопытна. Она заслуживает того, чтобы ее запомнили, поскольку сам этот персонаж очень странный, у нас еще будут вопросы по поводу его взаимоотношений с Володей Винничевским. Выражаясь метафорично, скажем так, что в этом колодце очень и очень мутная водица.
В самом конце допроса Василий Оленев, видимо, узнал о причине задаваемых ему вопросов, о задержании внучатого племянника по обвинению в убийствах и посмертных изнасилованиях малолетних детей и... тут тональность его демагогических рассуждений резко изменилась. Моментально! Просто процитируем последние слова гражданина Оленева, сказанные уже после того, как начальник уголовного розыска осведомился о том, хочет ли он дополнить свои показания. Василий Алексеевич захотел сам себя дополнить, и сделал это так, что его слова нельзя не процитировать: "Кроме того, могу добавить в отношении Винничевского Владимира, [что] он был у нас и вел себя замкнутым, ни с кем лишнего не говорил, и от него много услышать было невозможно, т. к. он мало говорил, но вид его нас крайне смущал, какой-то наиособенный, то есть грубый и напоминал преступника. Больше добавить ничего не могу".
Вот так! К концу допроса Владимир Винничевский стал уже "напоминать преступника". А ведь всего лишь страницей ранее он казался свидетелю просто "ребенком"! И ведь никакого смущения у гражданина Оленева по поводу явного противоречия самому себе не возникло. Воистину, по всему Советскому Союзу здания отделов и управлений НКВД обладали мистической силой - в них даже самые недалекие люди обретали чудесный дар распознавать "преступников"!
Воистину, трудно быть Богом, а вот сволочью - проще! Родственники постараются...
( на предыдущую страницу ) ( на следующую страницу )
|