Государственный прокурор Мишель Бурле производит впечатление человека, который не боится никого и ничего. Но, похоже, у него есть основания быть осторожным. Уже через несколько дней после ареста Дютру он начинает ездить к месту работы, окруженному забором полицейскому управлению на окраине городка Невшато в Арденнах, на бронированном автомобиле. Ему постоянно угрожают анонимными звонками, поэтому и прокурор, и его семья находятся под постоянной охраной. Когда Мишель Бурле выходит из машины и продирается через толпу журналистов, одетый в немодный уже плащ или поношенный твидовый пиджак, с папками под мышкой, видно, что он толковый и опытный профессионал.
     Бурле — один из самых известных следователей в стране. Он среднего роста, волосы расчесаны на пробор, он не очень следит за собой, да и мнение толпы ему безразлично; вообще он здорово напоминает Ива Монтана шестидесятых годов, когда тот играл комиссара полиции. Основная география деятельности Бурле — Арденны, горный кряж на границе Франции и Люксембурга. Местность здесь лесистая, население редкое, ярких уголовных дел международного масштаба почти не бывает. Невшато вообще крошечный городок и выбран в качестве штаб-квартиры местной полиции, чтобы хоть как-то уравновесить то обстоятельство, что центральный суд района расположен в Арлоне, впрочем, таком ясе маленьком и неприметном городке, что и Невшато.
     Дорожные указатели указывают здесь лишь на одну достопримечательность, да и та актуальна только в холодную зиму, — здесь можно бегать на лыжах. В Невшато мало дорог и всего один-единственный перекресток. Но теперь, после поимки Дютру, местность кишит журналистами. Желтое здание суда, построенное в классическом стиле, становится ареной драматических событий. Прокурора Бурле отправили сюда, в захолустье, на вечное прозябание, но это назначение — предвестник скорой отставки — обернулось головокружительным взлетом его карьеры. Поскольку последняя жертва Дютру проживала в общине Бетрикс, которая находилась в ведении Бурле, расследование начал он, а не коллеги из Льежа, Брюсселя или Брюгге.
     Когда Бурле, знавший Арденны вдоль и поперек, сразу же бросил все силы на поиск преступников, а через несколько дней уже посадил их за решетку, это никого в Бельгии не удивило, ведь суд в Невшато в недавнем прошлом уже разыскал убийц руководителя валлонских социалистов Андрэ Куулса; ими оказались сотрудники валлонского министра Алена ван дер Биста. Правда, тогда Бурле распоряжением высшей инстанции был отстранен от дальнейшей работы «по процессуальным причинам», и дело было передано во дворец правосудия в Льеже, а как раз льежская юстиция имеет устойчивую репутацию гнезда коррупции и политических махинаций. Тамошнее правосудие всегда поворачивает туда, куда его направляет администрация. И все ушло в песок; дальнейшая работа проходила без какого-либо общественного контроля.
     Люди Бурле, профессионалы, не занимающиеся политикой, смогли быстро раскрыть преступление, оставшееся загадкой для следователей в течение нескольких лет. И снова деревенский полицейский оказался на голову выше столичных экспертов. Следователи из заштатного Невшато спускаются со своих заснеженных гор в Шарлеруа, освобождают на глазах бессильной местной полиции двух заточенных девушек, раскрывают целую банду, специализирующуюся на похищении детей. Параллель с делом Куулса была слишком очевидной, бельгийцы не могли ее не заметить. Создавалось впечатление, что если где-нибудь и имеется еще надежная неподкупная полиция, то никак не в столице или крупных городах. Провинцию еще не охватили щупальцы коррупции, здесь справедливость пока еще не пустое слово. Но именно поэтому, — высший кассационный суд в Брюсселе еще раз подтвердил это, — провинциальным следователям и указали их место. Поэтому бельгийцы так волновались за прокурора Бурле. Разве столичная судебная система допустит вмешательства извне ? Возможно, снова будет сделана попытка застопорить расследование, опутать его коконом юридических уловок, прежде чем откроются имена могущественных покровителей ?.. И самые мрачные предположения, похоже, стали оправдываться, когда Мишель Бурле произнёс многозначительную фразу: «Я раскрою это преступление и найду его корни, если, конечно, мне дадут это сделать».
     Бурле так и не выяснил, кто эти загадочные «некто», заинтересованные в укрывательстве истинных виновников трагедии. Впоследствии прокурор даже отрекся от своих слов: он де пытался только сказать, что не надо мешать полиции в ее работе. Но для всех, кто не забыл о сходных случаях в прошлом, было ясно, чего боится мужественный прокурор — того, что сам полицейский аппарат станет помехой в раскрытии преступления. Помимо убийства Куулса в 80-х и 90-х годах в Бельгии было совершено множество нераскрытых преступлений, которые — это было ясно даже непосвященным — тесно связаны с экономическими интересами, с мафией, возможно, с коррупцией в государственном аппарате. С 1982 по 1985 год в Брюсселе и окрестностях быласовершена серия бандитских налетов. Группа профессиональных воров нападала средь бела дня на супермаркеты, рестораны, ювелирные магазины. Правда, добыча была не так уж велика, но вели себя бандиты с вызывающей жестокостью ; по всей провинции Брабант за ним тянулся кровавый след. «Банда из Нивелля», так назвали ее по месту, где было совершено наибольшее количество преступлений, погубила в общей сложности 28 человек. Все это напоминало кровавые голливудские боевики, бандиты просто упивались своей жестокостью и расправлялись с людьми с бездушием палачей. Действия полиции никак не соответствовали масштабу злодеяний, ужасу, охватившему страну. Было очевидно, что полиция не способна бороться с организованной преступностью. Бандиты были вооружены новейшими техническими средствами, к их услугам были самые мощные автомобили, которые мгновенно переносили ворюг из одного места в другое, в то время как следователи вынуждены были довольствоваться техникой, оставшейся чуть ли не с античных времен.
     Как тут не провести параллель с делом Дютру ? Поскольку «банда из Нивелля» работала в разных районах, розыскной работой занимались четыре разных департамента полиции, и каждый ревниво скрывал свои результаты от коллег. К тому же большинство преступлений проходило в районах, которые являются пограничными между Фландрией и Валлонией, так что даже перевод соответствующих документов с одного языка на другой занимал месяцы. На это наложились еще споры о компетенции между автономной провинцией Брюссель, министерствами юстиции Валлонии и Фландрии и столичным управлением. Поэтому министерство юстиции в Брюсселе не решилось передать все дело одному управлению, тому, которое было оснащено лучше других, ведь сразу же заговорили бы о произволе центральной власти, об ущемлении прав провинций.
     Серия убийств особенно ярко обнажила язву бель- гийского общества, которая кровоточит именно в этом незаживающем сочленении централизма и федерализма. Демократическое государство, которое как раз в эти годы заново перераспределяло полномочия между центральным аппаратом, регионами, провинциями, городами и языковыми меньшинствами, оказалось абсолютно беспомощным, столкнувшись с маленькой, но сплоченной группой бандитов. Именно это вызвало предположения, что речь идет о сознательном ослаблении, разрушении государства. И в самом деле, расследование показало, что в этих преступлениях замешаны праворадикально настроенные экстремисты из числа полицейских. Радетели единой и неделимой Бельгии готовы были любой ценой помешать децентрализации. Речь шла не столько о деньгах, захваченных убийцами, сколько о том, чтобы терроризируемое бандитами население потребовало бы усиления полиции и авторитарного правления. Подозрения такого рода были вполне оправданы, но разобраться, где тут истина, а где просто догадки, невозможно.
     Процесс против «банды из Нивелля» завершился в 1988 году фарсом, который подорвал остатки доверия к правопорядку в Бельгии. Главным обвиняемым был бывший полицейский Филипп Кокю. Кстати, во время процесса рассматривалось только 4 убийства из 28, потому что соперничающие следовательские группы не представили своевременно досье на все случаи. Подозреваемые уголовники дали 38 различных показаний, от которых потом отказывались. Эксперты по баллистике из разных стран так и не смогли выяснить, действительно ли жертвы были убиты из оружия, которое нашли у подозреваемых. Ни одно обвинение не было доведено до конца ; даже в 1996 году, через четырнадцать лет после первого убийства, фирма, владеющая несколькими супермаркетами, все еще объявляла о большой награде тому, кто предоставит убедительные доказательства обвинению. Две парламентские комиссии, назначенные для расследования, ушли в отставку. Единственным ощутимым результатом, которого добились органы юстиции, было ограничение свободной продажи оружия. Полицейские получили более мощные машины, лучшее оружие, пуленепробиваемые жилеты. Население восприняло эти результаты как насмешку над идеей общественной безопасности, каждому было ясно, что государству не удалось добиться торжества закона, просто спираль противостояния законопорядка и преступности закручивалась на новый виток.
     Родственники жертв объединились и основали юридическое сообщество, потому что их, как впоследствии и родителей украденных детей, всячески отваживали от участия в следствии и не давали ознакомиться с его материалами. Правда, этим людям так ничего и не удалось сделать, и образованное ими общество распалось, так и не пролив свет на загадочную серию убийств. Впрочем, через несколько лет о «банде из Нивелля» вспомнили в связи с другим примечательным уголовным делом.
     В 1989 году из собственного подземного гаража был выкраден бывший премьер-министр Бельгии Поль Ван ден Бойнантс. Его удерживали в заложниках в течение тридцати дней и выпустили за выкуп в три миллиона марок. В этот раз следователи выказали больше прыти. Подозреваемый в преступлении уголовник со стажем, давно разыскиваемый органами правопорядка Патрик Хамерс, был взят в Брюсселе, два его возможных сообщника, которые сделали себе подложные паспорта и надеялись провести остаток жизни, нежась на пляжах, были схвачены на колумбийском курорте. Экспертиза порохового следа на оружии позволила привлечь банду Хамерса также и в связи с нападениями в Брабанте. Но прежде чем дело дошло до суда, появились новые обстоятельства: уголовники Брюсселя не собирались сдаваться без боя. В 1993 году процесс был отложен, потому что не нашлось достаточно свидетелей. Доверие бельгийских граждан к властям опустилось ниже нулевой отметки, люди не верили, что государство сможет защитить их от мести уголовников. Затем из тюрьмы был совершен массовый побег, среди четырнадцати сбежавших был и Филипп Лакруа, который считался главарем похитителей. Гангстеров удалось снова засадить за решетку, но тогда под здание полицай-президиума была подложена бомба. Потом умер Патрик Хамерс, который должен был стать ключевой фигурой по делу «банды из Нивелля» и о похищении Поля Бойнантса. Его, до одури накачанного наркотиками, нашли повешенным в камере.
     Шел февраль 1997 года, т.е. с момента первого убийства прошло уже 15 лет, а полиция все еще развешивала по всей Бельгии фотороботы подозреваемых. Было очевидно, что за это время свидетели изрядно подзабыли подробности, и поэтому их погружали в гипнотический транс, заставляя вернуться к событиям многолетней давности. Никто не задался вопросом, отчего фотороботы были вывешены так поздно. Во второй комиссии по расследованию, а она должна была — излюбленный метод бельгийских бюрократов от криминалистики — выяснить, почему не сработала первая, двое следователей показали, что судья всячески третировал их и мешал в работе. Оба следователя собрали данные, указывавшие да вмешательство правых радикалов, на поставки оружия фалангистам в Ливане, на растущее влияние неофашистов в среде полицейских, и обобщили их в рапорте начальству. Результатом был настоящий остракизм со стороны коллег, информационный бойкот, оба следователя закончили свою карьеру в дорожной полиции. «Их деятельность, — выразилось начальство, — подрывает национальную безопасность».
     Все же двое пособников Хамерса были осуждены, но этот успех не вызвал большого энтузиазма в обществе. Что же это за страна, где уголовники могут запросто запихнуть в багажник государственного деятеля?
     В 80-е годы у многих бельгийцев создалось впечатление, что никто не может гарантировать их безопасности. Стало также известно, что у Поля Ван ден Бойнантса были свои особые отношения с органами правопорядка, и история его похищения приобрела в этом свете новую окраску.
     Бойнантс был членом правительства с 1967 года, он был очень влиятельным политиком и дважды занимал пост премьер-министра. А в 1982 году ему было предъявлено обвинение в неуплате налогов на сумму десять миллионов марок и подделке документов, и он был осужден на три года тюрьмы условно. «Вы выдающийся мошенник», — сказал судья в лицо этому самому, пожалуй, влиятельному политику Бельгии послевоенного времени. А еще через несколько лет можно было прийти к выводу, что это было еще мягко сказано.
     В 1989 году иллюстрированный журнал «Кнак» выступил с обвинением. Оказалось, что Ван ден Бойнантс получил от оружейного концерна АСКО, заводы которого расположены в охваченных безработицей районах Валлонии, взятку в размере не меньше 43 миллионов марок. Это был первый случай, когда ответственного работника государственного аппарата обвиняли в коррупционной связи с военной промышленностью. Уже потом аферы с оружием станут обычным элементом бельгийского политического пейзажа : многие министры и партийные бонзы окажутся замешаны в скандальных махинациях с самолетными заводами «Аугуста» и «Дессо». В 1989 году обвинение в коррупции против Ван ден Бойнантса не было поддержано; считалось, что он достаточно настрадался и без того, и парламент отказался лишить его депутатского иммунитета. В эти же дни при загадочных обстоятельствах из зала суда исчезли все материалы дела. Возникло даже подозрение, что хитрец «ПВБ» — так для краткости пресса называет Поля Ван ден Бойнантса — инсценировал свое похищение, чтобы предстать в роли жертвы и воспрепятствовать дальнейшим расследованиям. Во всяком случае, после того как преступники освободили Бойнантса в Северной Франции, он преспокойно взял такси и отправился домой и лишь через несколько часов поставил полицию в известность о случившемся.
     С другой стороны, все было не так просто. Как-никак виноватых нашли, а некоторые из них были схвачены и осуждены. В 1990 году бывший полицейский Херман Вернайен рассказывает поразительную историю, вскрывающую связь между бывшим премьер-министром и нивелльской бандой. По долгу службы он вел дела, связанные с контрабандой и употреблением наркотиков. Он вынужден был уйти в отставку, когда все дела, которые он вел, куда-то исчезли. Один из важнейших свидетелей против Ван ден Бойнантса в деле о подкупе был убит «нивелльскими киллерами», рассказывали, что это был прицельный выстрел в затылок. Если уж политики пользуются услугами уголовников для дестабилизации общества, то почему бы им не воспользоваться убийцами в личных целях ?
     Выяснилось, что в 70-х годах, когда Бойнантс был членом правительства, он организовывал для членов кабинета министров вечеринки с девушками и кокаином. Об этом поведала в 1990 году в телеинтервью мадам Мод, одна из представительниц процветающей в Брюсселе древней профессии.
     — Не было ли среди убитых людей, которые могли знать подробности о развлечениях бельгийского истеблишмента ? Не ставилась ли задача убрать и их ? — спра- шивала тогда немецкая газета «Ди Вельт», а уж она известна своей осторожностью и не станет наводить напраслину на политиков из Брюсселя.
     В это время весьма вероятным казалось предположение, что страшные деяния нивелльской банды осуществлялись с целью подготовки государственного мятежа со стороны правых радикалов. Это предположение вызвало целый шквал газетных публикаций и послужило предметом парламентского расследования — без каких-либо результатов. Журналист Хуго Хезелс объяснял свою гипотезу о заговоре тем, что политики из валлонской провинции, а наиболее известными среди них были тогда Андре Куулс и Ван ден Бойнантс, явно теряли власть. Они привыкли не стеснять себя в средствах, привыкли к роскоши, и поэтому стремились установить диктатуру, которая позволила бы им и дальше оставаться у государственного кормила.
     Утверждение мадам Мод о том, что в оргиях высокопоставленных чиновников принимали участие и несовершеннолетние дети, подготовило почву для истерии, разыгравшейся в связи с делом Дютру. Бельгийцы готовы были заподозрить самое худшее в отношении своих правителей и тут же увидели стоящую за Дютру шайку извращенцев с депутатскими мандатами. Обвинения бывшей проститутки не подтвердились, равно как остались недоказанными и мотивы киднеппинга и загадочного самоубийства главаря банды. В 1992 году брюссельский суд оправдал Бойнантса и восстановил его в правах ; надо отметить, что был принят специальный закон, который дал судье возможность совершить этот акт милосердия. Бойнантс во всем покаялся и в последние годы вел себя пристойно. Как заслуженному государственному деятелю ему полагается весьма солидная пенсия, так что остаток дней Бойнантс проведет не со шляпой для собирания милостыни. А вот на Хермана Вернайена, который дал показания против бывшего премьер-министра, было совершено покушение, после которого он и его жена лишь чудом остались в живых. Что же касается ушедшего на пенсию полицейского, который предоставил важнейшую информацию, тому совсем не повезло : его убили.
     Не только этот скандальный случай, но и многие другие события такого рода питали подозрение бельгийцев, что многие громкие преступления проштемпелеваны государственной печатью. Про многих государственных деятелей Валлонии ходили подобные слухи. Чтобы понять, почему дело Дютру так всколыхнуло всю страну, достаточно вспомнить скандалы, замешанные на политике, сексе и уголовщине. О подкупах служебных лиц преступниками, занимавшимися незаконной торговлей оружием, прежде всего в связи с убийством Коола, мы еще поговорим.
     Чтобы разобраться в ситуации, сложившейся в Бельгии, в том, откуда взялась повсеместная убежденность граждан этой страны, что ими правит шайка бандитов и насильников, надо принять во внимание, что, будучи уверенными во всем этом, сами бельгийцы почти ничего не предпринимают, более того, своими действиями чуть ли не поощряют махинаторов. Достаточно сказать, что через несколько лет после осуждения Ван ден Бойнантса, человека, о котором в этой маленькой стране рассказывали ужасные истории, тот был с триумфом выбран членом городского совета Брюсселя, и лишь имевший место факт привлечения к уголовной ответственности помешал его избранию в 1988 году бургомистром европейского административного центра. В этом проявляется менталитет бельгийцев, их своеобразное отношение к государственной власти после многих сотен лет господства чужаков: там наверху все продажны и бессовестны, и нет смысла менять их, пусть лучше они и нам дадут урвать кусок от лакомого пирога. Энергичный представитель партии христианских демократов Ван ден Бойнантс делал все для защиты интересов своего города, выбивания теплых местечек близким ему людям, поэтому, несмотря на все скандалы, он оставался чрезвычайно популярным среди своих избирателей. А что касается частной жизни и декларации о доходах, то бельгийцы в этом вопросе очень толерантны и сами не любят, когда государство сует свой нос в их дела. Поддержка бесчисленного числа людей, которые так или иначе были обласканы Бойнантсом, и стала причиной победы на выборах человека, о руках которого никак нельзя сказать, что они чистые. А что до махинаций с налогами, то обман налогового инспека вообще относится к разряду народного спорта, и подобного рода обвинения никак не отражаются на репутации политика.
     Государство Бельгия, в отличие от Франции с ее мощным центральным аппаратом и эффективной административной элитой или Германии с ее традиционно неподкупной прусской администрацией, воспринимается собственными гражданами как некая непонятная структура, пронизанная иерархическими связями, которые мало интересны кому-либо, если только здесь не оказывается замешан личный интерес. Государственная машина Бельгии — это безвольный полупарализованный тигр, который обнажает зубы, если только кто-либо совсем уж нагло попирает его права. Такая ментальность, такое отношение к властям и полиции, от которых нельзя ждать ничего хорошего, свойственны бельгийцам с рождения. Разве только в Северной Ирландии и Сицилии можно встретиться с нелюбовью к властям, выраженной еще более ярко, чем на территории между Льежем и Брюгге. Аферы последних лет только укрепили традиционное мнение бельгийцев : справедливости в этом государстве нет, и не ищи.
     Политическое руководство страны, которое в первую очередь несет ответственность за сложившуюся здесь ситуацию, ставило палки в колеса розыскному аппарату, вполне справедливо опасаясь, что рвение следователей приведет к раскрытию тайн, которые политики старались держать за семью печатями. А населению не оставалось ничего иного, как терпеть махинации политиков, а если удастся — вытащить из чадящей административной кухни парочку каштанов для себя. Выбранным ими же представителям власти люди не верили ни на йоту и подозревали их в гораздо худших прегрешениях, чем те, в которых они были на самом деле виновны. А когда наступала пора выборов, избиратели отдавали свои голоса самым порочным из кандидатов, цинично подозревая лучших, что они просто более умело скрывают свои грехи. Эта атмосфера всеобщего покровительства злу в надежде, что оно наградит тебя объедками со своего стола, изменилась лишь после дела Дютру. В наши дни брюссельская бойня входит в бесконечный перечень объектов, которыми владеет семья Бойнантс. Энергичный мясник сделал головокружительную карьеру, поднявшись до высших постов в государстве. В чем бы его ни обвиняли, якоря, которые удерживали его политический и экономический дредноут, были такими стабильными, что он устоял под ударами самых сильных ветров и течений. Старик даже выступил в 1996 году на процессе против одного из своих похитителей, но его слуховой аппарат отказал, и эти показания не дали суду ничего нового. Информация о сексуальных оргиях в кабинете министров и о детях, которые принимали в них участие, так и не была опровергнута...
     В феврале 1995 года сначала сбили машину, а потом застрелили человека, который сидел за рулем. Это был главный государственный ветеринар Карел Ван Ноппен. Это было заказное убийство — Ван Ноппен был неподкупным человеком, он организовал внезапные проверки на фламандских бойнях, чем попортил немало нервов «гормонным баронам». К тому же Ван Ноппен вскрыл и многое другое: адреса производителей, от которых якобы было получено мясо, были ложными, были вскрыты каналы поставок гормонов, препаратов, которые заставляют скот быстро набирать вес, но являются и канцерогенами, выяснилось, что хозяева боен систематически подкупают инспекторов, определяющих качество мяса, а, если те не берут взяток, в их адрес сыпятся угрозы. Ван Ноппен выяснил, что существует целый разветвленный синдикат недобросовестных производителей мяса.
     Расследование убийства главного ветеринара шло по обычному сценарию. Вначале были торжественные похороны. Появились статьи, призывавшие бойкотировать бельгийские мясные продукты, вообще перестать употреблять мясо. Тут же выяснилось, что задеты интересы не только бельгийских производителей, но и зарубежных торговцев, а члены этого преступного синдиката ради прибылей не остановятся ни перед чем. Потом люди вернулись к своим делам, в том числе к употреблению отбивных и котлет. Лишь два года спустя во Франции арестовали подозреваемого Карла де Схетра и его сообщника. Де Схеттер признался, что его наняли, чтобы убить Ван Ноппена, и даже назвал человека, который заказал это убийство, — одного фландрского оптовика, потом, правда, отказался от этого показания. Незадолго до убийства Ван Ноппену удалось ввести жесткий контроль за продаваемым мясом, что принесло ощутимые убытки «гормонной мафии». Следствию так и не удалось обнаружить истинных виновников трагедии, хотя нет никаких сомнений, что это мясники и торговцы мясопродуктами. Можно представить себе, о каких деньгах идет речь, если эта публика не останавливается даже перед убийством.
     Летом 1995 года население Валлонии было встревожено серией нападений на машины, перевозившие деньги. Бандиты и здесь вели себя с беспримерной жестокостью: налеты следовали один за другим, было убито 5 человек, многие были ранены. Схема нападения была одной и той же : бронированную машину инкассаторов прижимали на улице к обочине, а потом обстреливали из мощного оружия, один раз даже бронебойными снарядами. Водители либо отдавали свой драгоценный груз, либо погибали. Во время последнего нападения, — это случилось за два дня до ареста Дютру, — налетчики остановили машину на шоссе, при этом съезд с автобана был заблокирован машинами, в которых сидели бандиты с автоматами. Машину раздробили с помощью устройства, которым на железнодорожных станциях толкают паровозы. При этом водитель погиб, а сидевший рядом инкассатор получил тяжелые ранения.
     Примечательно было то, что и на этот раз полиция опоздала, хотя была оповещена о краже грузовика, да и незаметно украсть и перевезти паровозный толкач — дело немыслимое. Все преступления совершались примерно в одном районе. Уже после четвертого нападения инкассаторы забастовали и потребовали полицейского сопровождения. В Бельгии возник дефицит наличных денег. Министр внутренних дел издал распоряжение о сопровождении инкассаторских машин специальными эскортами. Если в Голландии машины инкассаторов оборудованы устройством, которое мгновенно, как только возникает угроза нападения, уничтожает все перевозимые деньги, что делает всякий налет бессмысленным, то в Бельгии таким изобретением никто не воспользовался.
     Любопытно отметить, что арест Дютру и последовавшее за ним прочесывание всех воровских притонов Шарлеруа и окрестностей положило конец разбойным нападениям. В феврале 1997 года в лесу близ Намюра нашли тело одного из бандитов — его казнили сами уголовники за то, что он выдал двоих сообщников. Последовали аресты, главарю банды, румыну, удалось бежать. Один из следователей Нефшателя утверждал, что мгновенный распад банды указывает на то, что люди Дютру были связаны с налетчиками на инкассаторские машины.
     Влияние преступного мира на политическую жизнь Бельгии, которая слывет анклавом спокойствия и миролюбия, этаким ягненком в стае хищников, которую представляет собой Большая Европа, сравнимо разве только с размахом криминального бизнеса в Италии, с той единственной разницей, что бельгийская полиция организована и оснащена хуже любой в Европе. Еще задолго до взятия Дютру каждый знал о пресловутой войне полицейских — «герр де флик». Здесь также сыграл свою роль непоследовательный федерализм. Дело в том, что в стране и по сей день имеется так называемая имперская охрана (жандармерия) — рудимент унитарного государства. Имперская охрана, в свою очередь, состоит из особых следственных бригад. Наряду с этим существует судебная полиция, которая ведет расследование по всей стране по собственному разумению и как бы олицетворяет федеральные власти. Наконец, в каждой общине имеется местная полиция, главная задача которой — поддержание порядка на дорогах, но эта «ГАИ» принимает участие и в расследовании уголовных дел.
     Никто не может толком сказать, как поделена ответственность и компетенции между этими тремя полицейскими структурами. Федерализация государственного аппарата была осуществлена по самому скверному сценарию : вместо основательной реорганизации центральной власти подчинили региональные институты, разделенные по языковому принципу, заложив тем самым перманентную коллизию, которая практически парализо- вала государство как единую структуру, создав, с другой стороны, для политиков, прокуроров, судей многочисленные возможности злоупотребления. Вы скажете, что и в Германии основная полицейская работа проводится силами правопорядка данной земли, однако все полицейские силы страны очень хорошо координируют свои действия, а в спорных случаях национальное законодательство всегда берет верх над местным. Существует федеральное полицейское управление, федеральное управление пограничной охраны и другие общенациональные службы и институты правопорядка с очень точно очерченным кругом ответственности. Несомненно, и в Германии имеют место случаи спорной юрисдикции, так сказать «серые зоны», но это никогда не тормозило работу полиции так, как в Бельгии.
     Система управления в этой стране не следует ни правилам немецкого федерализма, ни французского централизма, не действует здесь и прагматическая традиция, свойственная британскому прецедентному праву. Хаотическая и неэффективная организация бельгийского государства больше всего напоминает ту бесформенную структуру, которую представляет собой новая объединенная Европа, столицей которой как раз и является Брюссель: прежние государства сохраняют свою независимость и компетенции, но рядом с ними начинает строиться новая структура, и никто не знает, как она будет функционировать. Распределение полномочий самое неопределенное, этим занимаются бесчисленные комиссии и судьи. В итоге придут к тому, что национальные правительства будут еще существовать, но потеряют власть. Как мыльный пузырь раздуется управленческий аппарат, который не в состоянии будет тягаться со сплоченными, хорошо осознающими собственные интересы группами влияния и организованной преступностью. Махровым цветом расцветет лоббизм, политические махинации, закрытые, неконтролируемые общественностью касты. Долги вырастут как снежный ком, и только новая искусственная валюта, быть может, удержит от катастрофы выстроенный анонимными архитекторами снежный городок, готовый ежесекундно развалиться.
     Тысячу раз прав был Мишель Бурле, когда говорил, отправляясь спасать двух маленьких девочек из подвала Дютру, что больше всего он боится коррумпированного полицейского аппарата и его связей с высшими чиновниками. Сразу после ареста преступника бельгийцы пришли к убеждению, что в данном случае речь идет о разветвленной и хорошо организованной преступной сети, и ни в коем случае не о маньяке-одиночке. Вначале это было просто интуитивной догадкой, основанной на печальном опыте прежних лет. Потом вскрылись и факты. Очевидно было, что полиция Шарлеруа, как бы это помягче выразиться, и в подметки не годится организованной преступности. Но истинные масштабы полицейских упущений раскрылись при знакомстве с досье Дютру. Почему, спрашивали газеты всей страны, прежний министр юстиции Мелькиор Вателе, сподвижник Поля Ван ден Бойнантса по христианско-демократической партии, отпустил насильника Дютру в 1992 году, хотя тюремное начальство протестовало против этого ? Ведь Дютру был осужден ни много ни мало на 13 с половиной лет.
     Помилование было основано на заключении психиатра, семидесятивосьмилетнего старца ; более подходящей фигуры для вынесения положительного вердикта не смог бы подобрать сам Дютру, если бы ему дали такую возможность. Обычно выпущенные на свободу на поруки находятся под присмотром психиатров и работников социальной службы. Их общение с Дютру проходило в духе полного взаимопонимания и приязни. Врачи, чрезвычайно довольные поведением своего пациента, только из сообщений по радио и телевидению узнали, что их клиент снова вернулся к прежним занятиям, значительно «усовершенствовав» свои приемы. Беззаботность юстиции стоила жизни по меньшей мере четырем девочкам.
     Скрупулезный анализ архивов позволил следователям из Невшато обнаружить, что, и находясь под стражей, Дютру нередко покидал тюрьму без всякого надзора, так что, вполне возможно, он совершил многие другие преступления в то время, когда, согласно материалам следствия, находился в тюрьме. Никто, похоже, не обратил внимание на то, что выпущенный на свободу уголовник владеет ныне несколькими домами, автомашинами и регулярно совершает вояжи то в Восточную Европу, то в Южную Америку. Общество воистину должно растерять всяческие моральные ориентиры, если считается нормальным, что человек, живущий с женой и тремя детьми на социальное пособие в 4 тысячи марок, не платит никаких налогов за многочисленные земельные участки и периодически приходящие на его имя значительные денежные переводы. Ни соседям, ни людям, отпустившим Дютру на поруки, не казалось противоестественным, что нищенствующий безработный купил себе бульдозер и — преимущественно по ночам — занимается загадочными земляными работами. Дютру, который уже привлекался за похищение детей, лишь с большим опозданием попал вновь в поле зрения полиции, а до того органы правопорядка даже не догадывались, что пропавшие девочки Ан, Эфье, Жюли, Мелисса, а потом и Летиция и Сабина похищены одним и тем же человеком. Следователи из центрального аппарата не имели информации с мест. Поневоле приходит на ум, что Дютру сознательно использовал административную неразбериху и сепаратистский кретинизм в органах самоуправления. Его преступления совершались на территории Бельгии, но в местах, находящихся под юрисдикцией Льежа, Брюгге, Турнэ, Брюсселя, Невшато.
     В конце 1995 года национальная жандармерия, при которой была создана специальная комиссия по пропавшим детям ( их число доходило уже до 30—40 ), организовала широкомасштабную акцию по розыску детей с кодовым наименованием «Отелло». Неизвестно, кому пришло в голову использовать имя героя шекспировской трагедии, ясно только, что название было не самым удачным, так как единственная версия, которую можно было исключить с самого начала, это гипотеза о ревнивом мавре. Здесь важно отметить, что в ходе этого Расследования под прицел попал и Марк Дютру. Проверили все документы, отражавшие его уголовную деятельность, а в декабре 1995 года полицейские дважды обыскали его дом в Марсинеле — пригороде Шарлеруа.
     Позднее полицейские будут утверждать, что вообще не знали толком, что они ищут. Некоторые думали, что речь идет об украденных машинах. Похоже, центральный департамент полиции настолько опасался утечки информации, что утаил от следователей все что можно и, соответственно, сам не получал никакой информации — либо же все было намеренно запутано. Хотя родители умоляли о своем присутствии при обыске жилищ, где преступники могли прятать их девочек, в надежде, что те услышат их голоса и откликнутся, полицейские отказались от помощи, которая была бы очень кстати. При втором обыске они даже услышали рыдание ребенка, но удовлетворились объяснением Дютру, что это плачут его собственные дети. Как мы знаем, в это время в подвале находились Жюли и Мелисса.
     Местные прокуроры, будь то в Льеже или в Брюгге, не получили от центральной прокуратуры исчерпывающей информации, каждое управление, каждый полицейский участок старались не раскрыть другим своих тайн, в результате чего жизненно важная информация не дошла до заинтересованных лиц. Одно факсимильное сообщение из Шарлеруа, направленное следователям в Грас-Олонь и судебным исполнителям в Льеже, которые искали Жюли и Мелиссу, так и не дошло до адресата и было обнаружено полтора года спустя. А в факсе между тем обращали внимание на некоего Марка Дютру, который строит подвалы, чтобы прятать в них украденных детей. В октябре 1995 года комиссар полиции из Шарлеруа попросил предоставить ему сведения о всех подозреваемых в связи с акцией «Отелло». Как городской следователь он несомненно связал бы своего старого знакомого Дютру со ставшими известными к этому времени фактами. Однако его собственный подчиненный, который, кстати, принимал участие в обыске дома Дютру, отказался дать письменный отчет об увиденном. Так и оказалось вне внимания розыска то обстоятельство, что в доме Дютру были обнаружены необычные в домашнем хозяйстве медицинские приспособления, например вагинальное зеркало и другие гинекологические инструменты, что они были изъяты, а потом, в нарушение всяких правил, по просьбе Дютру вновь возвращены ему одним полицейским. Даже при опросах комиссией, которая занималась этим делом, трое чиновников, участвовавших в обыске дома Дютру, отказались показать свои записи ( это при том, что их собственные квартиры были обысканы, а персональные банковские сейфы проверены ). Комиссар полиции не мог объяснить, почему его люди не внесли имя Дютру в свои записи. Возможно, на то было указание от более важных чинов, вплоть до самого генерального прокурора.
     Этот факт, а мы могли бы назвать бесчисленное множество подобных, самым красноречивым образом живописует те методы, которыми пользуется бельгийская полиция в своих расследованиях. «Война полицейских» охватывает все уровни юстиции, пронизывает аппарат сверху донизу. Каждый, кто становится обладателем какой-либо информации, хранит ее как зеницу ока, не делясь ею с коллегами. Если кто-либо обращал внимание на вопиющие несоответствия, на противоречивость показаний, это немедленно списывали на бюрократическую неразбериху и дальнейших вопросов не задавали.
     Журналистское расследование показало, что в Бельгии все-таки существует закон, регламентирующий взаимодействие различных ветвей и служб полицейского аппарата, но закон этот, по сути, препятствует их нормальному взаимодействию. Даже если какой-либо жандарм подчинен комиссару судебной полиции, он имеет право не выполнять его распоряжение, и никакой полицейский чиновник, каким бы высоким ни был его ранг, не может отдавать приказы работникам имперской охраны — столь велика ее автономия. Каждый полицейский сам для себя решает, чьим приказам он подчиняется, а чьим нет. Столь же «независимо» вела себя жандармерия, когда требовалось передать важнейшие сведения, которые могли бы спасти жизнь девочек. С другой стороны, работники уголовного розыска не скупились на приказы об обысках, надеясь, по-видимому, таким способом получить недостающую информацию. Такое недоверие друг к другу, взаимное вставление палок в колеса привело к тому, что были потеряны месяцы, — месяцы, в течение которых можно было бы найти девочек живыми.
     Не удивительно, что полиция постоянно проигрывала организованному преступному миру. Когда Мишель Бурле арестовал Дютру, недовольные прокуроры приписали этот успех хорошим связям Бурле с имперской охраной: он де получил от нее информацию, которая скрывалась ото всех. После этого началась волна взаимных обвинений и проверок, что, конечно же, не способствует взаимопониманию между различными полицейскими службами.
     Но даже эти безобразия не могут объяснить некоторые ужасные провалы : 5 ноября 1995 года — в это время Жюли и Мелисса все еще сидят в подвале, а Ан и Эфье уже убиты и закопаны — одна девочка-подросток сумела убежать из подземелья одного из домов Дютру. Дютру и его сообщники схватили девочку вместе с двумя другими подростками в Жюме — еще одном пригороде Шарлеруа. Они вначале оглушили их, а потом связали и увезли. Когда сторожа ушли на ночь из подвала, девочка пришла в себя, убежала к соседям и сумела поднять тревогу. Прибывает полиция. В это время уголовник, стороживший девочек, уже вернулся. Начинается перестрелка, но ему удается убежать. Полицейские находят еще двух связанных мальчиков, одурманенных наркотиками. Имя владельца дома узнать не трудно : это Марк Дютру, к тому времени один из главных подозреваемых в ходе акции «Отелло», о которой, впрочем, знают лишь немногие.
     Дютру арестовывают. Он объясняет, что трое мальчиков — его соседи, они помогали ему в краже автомобилей, но потом решили заниматься угоном автомобилей самостоятельно, и он решил урезонить их. Жилец дома, в котором нашли мальчиков, некий Бернард Вайнштайн, исчез. И тут происходит необъяснимое : суд Шарлеруа приговаривает Дютру к трем месяцам заключения не за то, что он взял заложников, не за то, что лишил подростков свободы, а только за угон автомобиля. Никто не задается вопросом, почему человек, в «послужном списке» которого уже значится киднеппинг и насилование малолетних, насильно держит в доме трех подростков, какие наркотические средства он применял, что собирался предпринять дальше. Все дело считается попросту закрытым. Судья объявляет только, что впоследствии срок отсидки будет продлен, ведь Дютру был отпущен условно, а за новый проступок ему добавят еще прежние шесть лет. Тут же, правда, судья проявляет чудеса-юридической изворотливости, утверждая, что, собственно говоря, угон автомобиля — совсем иной вид нарушения закона, как бы не замечая, что все обстоятельства этого дела несут черты уже совершенных Дютру преступлений. Никто не пытается найти Бернарда Вайнштайна, а между тем Дютру с сообщниками уже изловили его и держат в Марсинелле в подвале, потому что Вайнштайн решил выйти из игры. До нового ареста Дютру — он признается в этом — оглушает Вайнштайна и заживо закапывает его в саду в Жюме.
     Каким бы поразительным все это ни казалось, перечисленными глупостями дело не исчерпывается. Похоже, что Дютру, который объявлен в ноябре в розыск, вообще пустился во все тяжкие. В городишке Обэ, это тоже недалеко от Шарлеруа, 22 ноября совершается тяжелое преступление: семнадцатилетнюю девушку увозят на автомашине, под угрозой ножа принуждают заниматься оральным сексом, а потом оглушают хлороформом. Затем преступник отвозит ее в лес и перерезает ей горло ножом. Совершенно случайно девушку, находящуюся между жизнью и смертью, обнаруживают в лесу и с трудом возвращают к жизни.
     Тут уж полиция Шарлеруа ударяет во все колокола. Снова похищение, снова использование хлороформа, снова в промышленном предместье города. Преступник, которого схватили за две недели до того, а потом снова отпустили, известен как сексуальный маньяк. Это задача, с которой справится не только криминалист, а любой человек, перелиставший парочку детективов. Да к тому Же в Обэ живет мать Дютру, правда, она разругалась с сыном окончательно, поскольку тот выиграл тяжбу за наследство и отобрал бабушкин дом. Уже в сентябре мать Дютру направила в суд Шарлеруа письмо, в котором указывала на возможную связь сына с похитителями девочек. В ответ — никакой реакции. Позднее выяснится, что Дютру и в самом деле в означенный день занимался земляными работами в Обэ. Но следователи из отделов расследования убийств и насилий ничего этого не знают !
     Досье на Дютру направляется не в имперскую охрану, а в судебную полицию, в которой, как утверждают ее сотрудники, и слыхом не слыхали об опасном преступнике, ничего не знали и о похищении, которое произошло две недели назад, о письме матери Дютру, об операции «Отелло» — ровным счетом ни о чем! Впечатление такое, будто кто-то постоянно подсовывает корзину для бумаг, а кто-то аккуратно сбрасывает в нее любое упоминание о деле Дютру. Да что там говорить, один из работников имперской охраны во время рабочего совещания упоминает, что все эти злодейства сильно напоминают ему преступления Марка Дютру, совершенные в 80-е годы.
     И это остается без внимания. В чем тут дело ? Уже на следующий день ( девушка еще находится на грани жизни и смерти ) допрашивают свидетеля, который столкнулся лицом к лицу с преступником. Допрос вел некий «полицейский, одетый в штатское», протокол так и не найден, неясно, кем был этот полицейский. Свидетель не дал никаких важных показаний, лишь спустя несколько дней ему предъявляют для опознания фотографии различных преступников, в том числе и Дютру, но последний уже совершенно изменил свою внешность, он носит бороду и другие очки. Более свежими фотографиями Дютру полиция, конечно же, не располагает. Не стали проводить и лабораторное исследование, которое, возможно, обнаружило бы волосы преступника или волокна его одежды. Следователи отделались циничным замечанием, что это не похоже на изнасилование!
     Дом Дютру не был обыскан, одна служащая заявит потом, что пыталась получить ордер на обыск, но безуспешно. Одновременно она утверждает, что полиция назвала ей Дютру в качестве главного подозреваемого. Неясно, почему розыск не пошел по этому пути. Впрочем, сейчас эту служащую подозревают в даче ложных показаний.
     Это был решающий момент, когда национальная трагедия Бельгии могла бы быть если не предотвращена, то по меньшей мере смягчена: стоило обыскать дом в Марсинеле, и полицейские непременно нашли бы там Жюли и Мелиссу. Но когда через три недели дело всетаки дошло до осмотра дома, все ограничилось рутинной работой, не стали использовать ни детекторы, обнаруживающие скрытые источники тепла, ни поэтажный план дома. «Дело в Обэ» до сих пор не раскрыто.
     Как ни невероятно это звучит, были и другие указания на Дютру. Один информатор из уголовной среды сообщал, будто слышал от Дютру, что тот строит темницы, куда прячет девочек для дальнейшей продажи в Восточную Европу. Эта информация так и не легла на стол многочисленных следователей, занимавшихся похищением девочек, а к этому времени их число доходило до тридцати. В злачных местах называли даже цену, которую платят за одну девочку, — тридцать тысяч марок, и эта информация, прозвучавшая в подслушанном разговоре, также была отражена в полицейских протоколах. И все равно Дютру был как будто накрыт шапкой-невидимкой. При рассмотрении дела Сабины Дардонне в мае 1996 года полицию Шарлеруа запросили, не замешан ли в нем Марк Дютру. Ответ полиции был таков : ни в коем случае, мы дважды обыскивали его дома и не нашли никаких следов.
     Сейчас может показаться, что Дютру чуть ли не нарочно провоцировал свой арест. Трудно себе представить более жестокого и в то же время такого беззаботного правонарушителя. Чего еще ждали в полицай-президиуме в Шарлеруа, где были уже собраны более двадцати эпизодов, в которых участвовал этот опасный преступник. Наверное, если бы Дютру застукали в момент, когда он закапывал бульдозером свежий труп, ему выписали бы штраф за неправильную парковку. Дютру неоднократно похвалялся в среде уголовников, что у него есть «железная крыша».
     Именно в этом абсолютно убежден прокурор Мишель Бурле. Марк Дютру, утверждает он, находился под покровительством полиции Шарлеруа. Слишком длинной была цепочка совершенных им преступлений, слишком легко Дютру избегал наказания. Если Бурле прав, то мы имеем дело с первым случаем в истории, когда убийца многих людей использовал в качестве «крыши» полицию. Можно только гадать, как ему это удалось.
     Обычный автомобильный вор не может скупить на корню весь суд. Может быть, гадают бельгийцы, «услугами» детей пользовались очень влиятельные клиенты, которые и охраняли Дютру. Может быть, вся судебно-розыскная система Бельгии настолько прогнила и коррумпирована, что совершенно не пригодна для серьезной работы. Оба эти предположения кажутся невероятными, но как же иначе объяснить происшедшее ? И до сих пор лица, ведущие расследование в Шарлеруа, отказываются давать полную информацию в своих высказываниях либо противоречат друг другу. Уже через несколько дней после ареста Дютру был подвергнут строгому допросу коллега Бурле из полицейского управления Шарлеруа Тьери Маршандиз. Выяснилось, что он не принял целого ряда мер, которые помогли бы намного раньше схватить маньяка, но упущение не есть преступление...
     Был арестован комиссар полиции, которого обвиняют в контактах с организованной преступностью. Показания этого человека, — его зовут Жорж Зико, — проливают новый свет на деяния Дютру и его приспешников. Речь идет об угоне автомобилей.
     С конца 1994 года уголовная полиция Кельна напала на след угонщиков, на счету которых было множество автомашин. По всей Рейнской области, но прежде всего в Кельне и окрестностях, по ночам пропадали дорогие автомобили: "БМВ", "Порше" и другие. Полиция начала методический поиск и вскоре арестовала одного за другим пятерых воров, все они были бельгийцами, все из района Шарлеруа. Первые же их показания позволили установить, что речь идет о профессионально организованной банде, совершавшей преступления также во Франции, Люксембурге и Нидерландах. Иногда одновременно в поисках добычи из Шарлеруа за границу отправлялись до сорока угонщиков. В Лувриере, заброшенном промышленном поселке неподалеку от Шарлеруа, изготовляли фальшивые документы для украденных машин, перебивали номера, а потом продавали по всей Европе. Антверпенская гавань давно уже слывет центром, из которого на Восток транспортируют выкзаденные в Европе автомобили, чуть ли не по несколько десятков в день. .
     Кельнская полиция смогла выявить адреса нескольких нелегальных мастерских и имена организаторов, в том числе и некоего Марка. Но когда немцы появились в Шарлеруа, их начали буквально «футболить» из одного кабинета в другой, и они вернулись домой несолоно хлебавши, — бельгийским коллегам данные из Германии показались «слишком расплывчатыми», чтобы на их основании начать расследование. В интервью газете «Кельнише Рундшау» руководитель розыскной бригады из Кельна Рольф Берендс рассказал, что, несмотря на все усилия, немцам не удалось заставить бельгийскую полицию продолжить розыск и предпринять меры против банды угонщиков. Сотрудничество с бельгийцами окаралось малоплодотворным. Правда, машин стали красть меньше, скорее всего, в результате активности немецких полицейских. Лишь по прошествии года кельнские полицейские, получившие от ворот поворот, увидели во время телевизионной трансляции дом, который они хорошо знали, но к которому в свое время им был запрещен доступ. Это был дом в Жюме, где откопали трупы Ан и Эфье.
     Любопытно отметить, что в Шарлеруа побывали и полицейские из Люксембурга. Они тоже искали следы пропавших автомашин и тоже натолкнулись в Бельгии на гранитную стену. И во всех случаях человеком, который так или иначе был ответственен за провалы иностранных полицейских в Бельгии, был Жорж Зико. Стоило ему появиться на совещании по поводу краж автомобилей, как вскоре иностранцы получали указание покинуть страну. Жорж Зико оказался хорошим знакомым Марка Дютру. Зико, которого подозревают в многолетнем сотрудничестве с мафией, до сих пор отрицает все обвинения. Он де только один раз отдавал свою машину Дютру в ремонт, вот и все. Зико и другие полицейские, у которых рыльце оказалось в пушку, утверждают, что все это происки завистников и врагов из других ветвей полицейского аппарата.
     Мишель Бурле очень серьезно отнесся к сведениям о кражах автомобилей, связанных с именем Дютру. Ведь в этом случае становилось очевидным, что речь идет не о группе извращенцев-педофилов, которые поставляли малолетних детей и порнофильмы влиятельным клиентам из высших слоев бельгийского общества, а о разветвленной преступной организации, которая имела возможность препятствовать раскрытию своих преступлений. В феврале 1997 года один из руководителей криминальной полиции Нефшателя Жан-Пьер Верлюкт, выступая на государственной следственной комиссии, высказал предположение, что в дело Дютру в действительности вовлечен очень широкий круг лиц. Преступный мир Валлонии — многоголовый дракон, у которого имеются связи в самых различных государственных учреждениях, включая и органы юстиции. Дютру — лишь колесико гигантского механизма. Собранные сведения указывают на связь с другими преступлениями, на банду автоугонщиков с прекрасно поставленной логистикой, на организованную продажу женщин из Восточной Европы, на сопровождающиеся убийствами нападения на инкассаторов. С арестом Дютру все преступления внезапно прекратились. Вообще дело Дютру показало, что в Европе недооценили, какие возможности дают открытые границы для организованной преступности. Что делал Дютру во время поездок в Восточную Европу, остается тайной за семью печатями.
     Лишь потому, что он был уверен в полной собственной безопасности, Дютру забыл об осторожности и поставил под угрозу весь преступный синдикат. Если бы речь шла всего об одном свихнувшемся маньяке, трудно было бы объяснить и покупки многочисленных домов и земельных участков, и поездки за границу. Однако следствие до сих пор не может установить, кто был организатором преступной сети, кто готовил нужные документы и поставлял наличные, кто регулярно переводил Дютру большие суммы. Наверное, Бурле имел в виду именно этих загадочных покровителей, когда обещал довести расследование до конца, «если мне не помешают». Проблема реорганизации прогнившего полицейского аппарата, тесно связанного с уголовными элементами и коррумпированными политиками, — непосильная задача для Бельгии, молодому министру юстиции Стефану Клерку будет очень трудно добиться увеличения чисгнности следственных бригад, создания групп, работающих под единым началом при раскрытии серьезных преступлений. Однако он хорошо сознает, что это самая неотложная задача на ближайшее будущее. Специалисты до уголовному праву и наблюдатели, следящие за всеми перипетиями борьбы с организованной преступностью в центре Европы, полагают, что она изначально проиграна. Первые признаки «усталости» следственного аппарата обнаружились уже в феврале 1997 года, когда не удалось довести до конца расследование финансовых махинаций и вывести на чистую воду подозреваемого в них брюссельского бизнесмена Мишеля Нигуля. Активное, широкое расследование дела Дютру с сообщниками уже через несколько месяцев начало захлебываться. Так что, похоже, продолжается «война полицейских», противостояние одних отделов розыскного аппарата другим, в то время как бандиты ведут войну с населением.
     В Невшато в специальную комиссию по делу Дютру юдит около 350 человек. Члены комиссии проанализивали около 4 тысяч предметов, изъятых в домах Дютру: детскую одежду, игрушки, посуду. Обнаруженные следы указывают на то, что с 1976 по 1994 год члены банды похитили и убили по меньшей мере еще шесть девочек, пять из Бельгии, одну из Нидерландов. На территории бывшего угольного разреза в Жюме, куда можно пешком дойти от дома Дютру, начиная с конца 996 года полицейские прощупывают сантиметр за сантиметром, приглашенные спелеологи проникают в заброшенные штольни, ведь где-то должны отыскаться тела девочек. Но пока это поиски иголки в стоге сена, и, возможно, мы никогда не узнаем подробностей.
     Но самые насущные вопросы : кто были клиенты бандитов, кто организовал систему транспортировки сертв, как был связан Дютру и его сообщники с людьми из следственных органов ? Нужно ответить на эти вопросы, реформировать весь государственный аппарат. Если Бурле так и не доберется до влиятельных покровителей Дютру, если ему помешают довести работу до конца, если он не сможет опровергнуть подозрение, что уголовный спрут запустил свои щупальцы в самую верхушку государственной власти, страна не оправится от тяжелейшего транса, в который она погрузилась после ареста Дютру. Все подозрения, какими бы фантастическими они ни были, будут восприниматься как истина. Ведь детская проституция, порноиндустрия, спрос на видеофильмы, живописующие насилие — это не выдумки, а реальность. Государство Бельгия, которое должно стать к 2000 году частью объединенной Европы станет ее пугалом. Если такие люди, как Нигуль, являются сообщниками Дютру, то чего еще можно ждать ?