| |
|
ЛЕНТА. Заметки на полях, связанные с тематикой сайта.
Всё-таки есть какое-то необычное обаяние в старых документах. Особенно уголовных. В них виден эдакий незавуалированный срез эпохи в самом своём сермяжном естестве. Не приукрашенный и лживый монолог историков, а слово очевидца, если хотите, его пресс-конференция. Старые юридические документы, разумеется, над очитать с поправкой на тогдашний юридический и протокольный язык, который, без понимания нюансов, может сильно сбивать столку. Вот замечательный пример из совсем недавнего, казалось бы, прошлого. Вскрытие погибших туристов из группы Дятлова проводил судмедэксперт, оставивший запись о "большой силе отбрасывания, наподобие удара автомобилем". В подобном словосочетании нет и намёка на транспортную травму - это лишь образное выражение, призванное показать читающему, что сила, оттолкнувшая человека, была очень велика. "Правила проведения судебно-медицинского вскрытия трупов", принятые в СССР в 1929 г., прямо запрещали судмедэкспертам использоваться в своих заключениях специальные термины и сокращения, зато разрешались поясняющие образные выражения. И словосочетание "наподобие удара автомобиля" как раз из числа таких пояснений. Смысл данного требования прост - советские юристы, как прокуроры, так и судьи, по сути своей являлись людьми малограмотными, хорошо, если у кого-то из них за плечами были 2 или 3 курса Академии красной профессуры, а в основной своей массе не было и того. И вот для этих грамотеев врач и пояснял, что имеет в виду большую cилу, наподобие той, с которой ударяет движущаяся машина. Ибо понималка и абстрактное мышление у прокуроров не срабатывалы. Современные оналитеги понятия об этих деталях не имеют, старых нормативных документов в глаза не видели, старые учебники судмедицины не читали, потому понимают прочитанное буквально. И очень забавно выглядят камлания этой публики, видящей в упомянутых судебно-медицинских документах подтверждение того, будто туристов действительно сбила автомашина. Они не понимают, что в этом случае судмедэксперт оставил бы в акте вскрытия трупа прямую запись, не оставляющую никаких разночтений, а именно: "смерть насильственная, транспортная травма". Но гибель группы Дятлова - это сранительно недавнее прошлое! Есть на нашем сайте очеки, посвященные намного более старым расследованиям, причём вполне себе запутанным и неодназначным. Например, "Дело об убиении французской подданой Луизы Симон-Дюманш", в котором описаны события 1850 г., или "Мултанское жертвоприношение", посвященное мрачному убийству с расчленением, произошедшему в 1892 г. Если в XX или XIX веках мы уже видим некие зачатки судебной медицины и криминалистики, попытки научного анализа вещественных доказательств, зачатки юридической психологии, изучающей как психологию преступника, так и психологию свидетельских показаний и механизмы запоминания, то в более ранние века ничего этого не было. При этом сами нормы уголовного закона выглядели довольно необычно с точки зрения человека XXI века. Например, в Великобритании изнасилование признавалось имевшим место в том случае, если произошло проникновение полового органа мужчины в женский и семяизвержение. А если семяизвержения не состоялось, то и... да-да... изнасилования тоже не было! Проникновение мужского полового органа в женский без эякуляции квалифицировалось как "сексуальное нападение". Для доказательства факта мужеложства необходилом было наличие 2-х свидетелей. Учитывая, что процесс этот довольно интимный, весьма непросто отыскать таких свидетелей, разумеется, в том случае, если любовники не занимались срамным делом на центральной городской площади или под фонарём. Англшийская уголовная история довольно хорошо задокументирована и в настоящее время известны тысячи протоколов судебных заседаний начиная со второй половины XVII столетия. Значительную их часть занимают уголовные дела по половым преступлениям - разного рода покушения на половую неприкосновенность, изнасилования, мужеложство, притоносодержание [публичные дома для гомосексуалистов]. Кроме того есть такая специфично английская штука, как ложное обвинение в мужеложстве в целях шантажа - это не преступление на сексуальной почве, а мошенничество, но до некоторой степени такое обыинение также относится к затронутой теме, поскольку эксплуатирует страх перед строгим наказанием за преступление на сексуальное нападение. Некоторые из старых уголовных дел чрезвычайно любопытны и рисуют яркую картину нравов и общественных отношений того времени. Автор принял на себя труд рассказать о некоторых сексуальных преступлениях в Лондоне в первой половине XXVIII столетия, надеюсь, это покажется кому-то интересным.
 В воскресенье 5 ноября 1732 года 9-летняя Элизабета Лонг (Elizabeth Long) отправилась поиграть с подружкой, жившей этажом выше. Как долго они там играли в точности неизвестно, зато известно, что когда появилась Энн Лонг, мать девочки, и позвала её домой, та вернулась очень расстроеной. Мать обратила внимание на странную походку дочери, стала распрашивать о её самочувствии, узнала, что у Элизабет болит живот... В общем, осмотрев дочь, мать обнаружила в интимной области кровавые выделения и поняла, что девочка была изнасилована. По словам маленькой Элизабет, живший в комнате под крышей дома 17-летний Джозеф Пирсон (Joseph Pearson), схватил её, затащил к себе, повалил на кровать и что-то сделал. Правда, тут надо пояснить, что сама девочка не заслушивалась ни констеблями, ни судьями, поскольку ввиду её малого возраста её нельзя было привести к присяге. Поэтому рассказы об изнасиловании озвучивались матерью Элизабет со ссылкой дочь. Итак, Энн Лонг вместе с дочерью направились к полицейскому констеблю, а от него - к дежурному судье Гиффорду (Giffard), который выписал несколько ордеров, а именно - на арест подозреваемого Джозефа Пиросна, медицинское освидетельствование потерпевшей Элизабет Лонг, и медицинское освидетельствование арестованого. Акушерка Лидия Скривен (Lydia Scriven), осмотрев потерпевшую, обнаружила у неё гнойные выделения, предположительно венерической природы, и множество глистов. Также она отметила большое количество синяков и ссадин на теле Элизабет, но признала, что никаких выводов об их связи с возможным изнасилованием сделать не представлялось возможным. Аптекарь Джон Смит (John Smith), принявший на себя обязанности по обследованию как потерпевшей, так и обвиняемой, оказался в своих заключениях намного более сдержан. Он заявил, что вообще не находит каких-то свидетельств сексуального насилия над девочкой и из аномальных для её возраста явлений наблюдал лишь гнилостные выделения из вагины. Осмотрев обвиняемого, аптекарь отметил, что из полового органа юноши также наблюдаются гнилостные выделения. Заключение о природе этих выделений - венерические они или же нет - аптекарь сделать не смог, что легко объяснимо: хотя в начале XVIII столетия примитивные микроскопы уже существовали, возбудители венерических болезней были открыты более полутора столетий спустя. Джозеф Пирсон свою вину в предъявленных обвинениях категорически не признавал, а Энн Лонг настаивала на сделанных ею заявлениях, что исключило всякую возможность внесудебного примирения сторон. Посему рассмотрение обвинения по существу было передано в уголовный суд Олд-Бейли, где 6 декабря, ровно через месяц после злополучного инцидента, состоялся суд. Судья запретил приводить к присяге потерпевшую Элизабет Лонг и заслушивать её показания ввиду малого возраста. Допрос Энн Лонг, матери изнасилованной девочки, касался самого общего описания событий 5 ноября, то есть, кто куда пошёл и когда вернулся. Едва только женщина попыталась рассказать о том, как обвиняемый схватил Элизабет, запер дверь в комнату и бросил девочку на кровать, как судья остановил Энн и уточнил, виделал ли она то, о чём говорит? Узнав, что мать не присутствовала при тех событиях, которые описывала, судья запретил ей продолжать свою речь, поскольку её утверждение являлось заявлением с чужих слов и не могло признаваться заслуживающим доверие.
 Далее судья заслушал акушерку Лидию Скривен и аптекаря Джона Смита. В общем-то, ничего нового они не сказали, суть их показаний изложена выше. Интересным экспромтом оказалось появление в зале суда Дэниела Лонга (Daniel Long), отца потерпевшей и мужа Энн Лонг. Мужчина заявил, что накануне приходил в тюрьму, где встретился с подсудимым и тот заявил, что сожалеет о соедянном. Джозеф Пирсон, услыхав такое, встрепенулся и выкрикнул с места [судебные традиции тех лет допускали подобный обмен репликами и судьи за такие выходки не наказывали]: "Я только сказал, что сожалею о том, что меня послали сюда!" ("I only said I was sorry that I was sent hither") В ходе судебного заседания выяснились кое-какие любопытный моменты. Во-первых, оказалось, что потерпевшая всё время находилась в обществе 3 подруг и Пирсон вполне разумно осведомился, как же он изнасиловать девочку, если та ни на минуту не оставалась в одиночестве? А во-вторых, подросток сообщил, что дверь его каморки под крышей не имеет ни замка, ни засова, то есть ни о какой приватности места совершения преступления не могло быть и речи.
 Американцы любят упражняться в фантазиях на тему апокалипсиса, где бегают всякие зомби, но настоящий апокалипсис - это просто исчезновение электричества на пару месяцев. Когда разморозятся холодильники с запасами медикаментов, даже простейшие нелады со здоровьем, вроде извлечения занозы или пульпит, начнут грозить непосредственной угрозой жизни. Ибо организм цивилизованного человека победить сепсис без антибиотиков скорее всего не сможет. Такая вот, понимаешь ли, загогулина, как говорил в минуты задумчивости первый Президент России! Английский уголовный закон демонстрировал неподдельный нитерес к половой жизни подданых Её Величества. Законодатель был особенно неравнодушен к гомосексуальным отношениям мужчин. За подобные проделки, совершенные насильственно или с угрозой насилия, можно было отправиться на виселицу, но даже в случае полной добровольности полагались тюрьма и позорный столб. Последний представлял собой деревянную платформу, установленную на рыночной площади, на которой размещался специальный станок, фиксировавший осужденного как правило на 1 час. В течение этого часа окружающие могли всячески приговорённого оскорблять словом и действием. То есть они могли кидать в него всевозможные предметы и всячески куражиться. Иногда бросание предметов заканчивалось смертью зафиксированного... Правда, если приговорённый к позорному столбу оказывался человеком неглупым и с чувством юмора, то ему порой удавалось избежать поношения. История знает случаи, когда осужденные добивались благосклонности толпы, развлекая её разного рода забавными репризами. Получался эдакий "stund up" - монолог длиною в час, вынужденный, конечно же, но зато презанятный! Именно из-за того, что преступники с хорошо подвешенным языком избегали оскорблений толпы, власти английской столицы в конце концов отказались от практики приговаривать Поздним вечером 31 декабря 1744 г. в гостиницу под названием "Mermaid Inn" на дороге Грэйт Картер лэйн (Great Carter Lane) заглянули два джентльмена. Одного из них, как выяснилось впоследствии, звали Джон Дэвис (John Davis), а другого - Ричард Мэннинг (Richard Manning). Хозяйке Саре Холланд (Sarah Holland) они заявили, что хотят выпить пива. От любезного предложения развести огонь в камине отказались и, получив бочонок пива, уселись в пустом зале. Время было между 21 и 22 часами.
  Ну, сели и сидят в полутёмной зале при свечах... Бывает и хуже, но реже! Хозяйка вроде как оставила мужчин наедине, удалилась вон, но на самом деле далеко не ушла и стала подглядывать за гостями. Помещение перегораживала стенка, частично забранная стеклом - из-за этого стекла миссис Холланд поглядывала на визитёров. Те повели себя странно. Сначала мужчины принялись целоваться, затем Мэннинг засунул руку в штаны Дэвиса. Через некоторое время последний, осмелев, штаны расстегнул. Тут миссис Холланд что-то заподозрила и принялась будить своего мужа, дремавшего подле. Мужчина особого интреса к тревогам своей благоверной не выказал, но миссис Холланд нашла другого свидетеля. Таковым оказался некий Эдвард Мори (Edward Morey), проживавший по соседству и зашедший на огонёк. Сара живо привела Мори к заветной стелянной стенке и, приоткрыв полог, спросила, что тот видит? Мори увидел примерно то же, что и Сара - двух гомосексуалистов, увлеченных обоюдными ласками, причём один из них - Дэвис - уже сидел на коленях другого. Мори поднял шум, миссис Холланд его поддержала, перепуганный Джон Дэвис побежал вон, потеряв впопыхах штаны. Во дворе его увидел некий Джонатан Грин, таким образом уже 3 свидетеля могли подтвердить под присягой, что налюдали предосудительные действия содомитов. Будучи преданы суду - процесс над задержанными гомосексуалистами прошёл 16 января 1745 года - Дэвис и Мэннинг особо и не запирались. Всё было ясно без лишних слов, судья лишь задал кое-какие уточняющие вопросы, вроде того, где и когда познакомились подсудимые, да поинтересовался характеристиками у работодателей обоих. Помогли обоим положительные отзывы, сообщенные судье. Например, владелец склада, на котором работал Дэвис, сообщил под присягой, что за 16 месяцев знакомства с Джоном видел того пьяным всего один раз.
 Подсудимые были приговорены к стоянию у позорного столба и последующему полугодовому тюремному заключению. Очень милостивое наказание, учитывая реалии того времени. Для героев другого судебного процесса с похожим составом обвинения, дело закончилось много хуже. 20 апреля 1726 г. в суде Олд-Бэйли прошли несколько судебных процессов, в которых рассматривались обвинения в гомосексуализме и содержании притонов для встречь гомосексуалистов. Такие дома свиданий в те времена назывались "домами Молли" [Молли - это женское имя, которым в Англии обозначали пассивных гомосексуалистов].
 В тот же самый день в Олд-Бэйли слушалось другое дело, со схожим составом обвинения, но никак не связанное с Джорджем Редиаром и его проделками. Лондонская полиция в феврале 1725 г. разгромила "дом Молли", принадлежавший некоей Маргарет Клэп (Margaret Clap). Женщина поставила в каждой комнате своего дома кровать и сдавала их мужским парочкам "чтобы пожениться". Люди приходили к ней как в одиночку, чтобы найти партнёра на месте, так и в обществе любовника. За сутки через притон Маргарет Клэп проходило по 30-40 клиентов, бизнес, по-видимому, был весьма процветающим. В конце концов полиция прихлопнула лавочку миссис Клэп, её отправили в женский лагерь, а некоторых самых активных посетителей её весёлого дома привлекли к суду. В числе таковых оказался Габриэль Лоуренс (Gabriel Lawrence) и некто по фамилии Экклстон (Eccleston), умеший в тюрьме буквально накануне суда. Был арестован ряд других лиц, в частности, Сэмюэл Стивенс и Томас Фуллер. Ещё один из завсегдатаев "дома Молли" и ближайших помощников Маргарет Клэп, некий Питер Бэвидж (Peter Bavidge), благоразумно бежал из Лондона, не дожидаясь ареста. 20 апреля был предан суду Габриэл Лоуренс, свидетелем обвинения выступил некий 30-летний Томас Ньютон. Последний также являлся гомосексуалистом, согласившимся сотрудничать с правоохранительными органами. Ньютон подтвердил судье, что занимался содомией с Лоуренсом, последний отрицал данное утверждение, как ложное. При этом Лоуренс был вынужден признать, что бывал в доме Маргарет Клэп, не имея понятия о том, кем являются люди, посещавшие то место. Подобная отговорка выглядела, прямо скажем, весьма неукложе. Судья, по-видимому, был склонен верить полицейскому осведомителю Томасу Ньютону, а не обвиняемому, тем более, что Лоуренс по своему вероисповеданию являлся католиком, а на таковых в Великобритании смотрели с большим недоверием. В результате быстрого и предсказуемого в мелочах суда, 43-летний Лоуренс был признан виновным в предъявленных ему обвинениях и приговорён к смертной казни через повешение.
 Приговор был приведён в исполнение 9 мая 1726 г. Довольно любопытно читать отчёты об этих экзекуциях, написанные священниками, призванными сопровождать смертников от тюрьмы к месту казни. В этих документах - а назывались они "О поведении, исповеди и предсмертных словах злоумышленников" ("Of the Behaviour, Confession, and dying Words of the Malefactors") - можно найти любопытные мелочи об использованных процедурах, поведении и последних словах смертников. Обычно на виселице в Тайберне казнили 12 человек, что было связано с особенностью конструкции этого устройства. Виселица представляла собой треугольник, на каждой стороне которого вешались по 4 человека. Возок со смертником подъезжал под перекладину, на шею приговоренного набрасывалась петля, возок отъезжал и человек повисал в воздухе. Казнь 9 мая доставила зрителям массу забавных впечатлений. Они оказались связаны с поведением 23-летнего Джона Мэпа (John Map), отчаянного грабителя с большой дороги, который решил не умирать просто так. Едва только возок с Мэпом подъехал к виселице и остановился, смертник вскочил на ноги и через головы оцепления прыгнул в толпу. Люди стояли очень плотно, буквально стеной, так что отчаянный грабитель побежал по головам и плечам зевак, как по мостовой. Далеко, правда, он не убежал, его тут же ударили пиками солдаты из оцепления, схватили и тяжелораненого повесили должным образом, но сам по себе прыжок Мэпа очень повеселил толпу своей непредсказуемостью и дерзостью.
 В своём отчёте священник особо указал, что не причащал перед смертью Лоуренса и не отпускал ему грехи, поскольку тот придерживался "папистской веры" (т.е. был католиком). Автор документа отметил сдержанность и осужденного, который до последней минуты отрицал свою виновность в том, в чём его обвинили. На вопрос священника как же в таком случае мог состояться обвинительный приговор, Лоуренс ответил, что Томас Ньютон его оклеветал. Лоуренс настаивал на том, что был женат, жена умерла за 7 лет до описываемых событий, в браке были рождены две дочери. Также Лоуренс сообщил священнику, что ранее - 15 лет назад - его уже обвиняли в мужеложстве, это обвинение также было ложным, но эта давняя история очень повредила ему сейчас. Как видим, приговоры по обвинениям в сексуальных преступлениях до появления криминалистики, как науки, основывались в основном на свидетельских показаниях, репутации обвиняемого и заявителя, а также здравом смысле судьи. Простор для своеволия и ошибок оказывался если не безграничен, то весьма широк. В таких условиях расследование сложных преступлений, сопряженных с убийством потерпевших и сокрытием их тел, оказывалось если не невозможным, то крайне затруднённым. Безусловно, мы должны быть благодарны медицинской науке [и естественнонаучному аппарату в целом] за то, что развитие наших представлений об окружающем мире сделало возможным формирование науки криминалистики - это безусловно сделало наш мир безопаснее и справедливее.
| |
