|
Виновный не назван
©А.И.Ракитин, 2023 гг.
©"Загадочные преступления прошлого", 2023 гг.
Дом смерти №147
1 2 3 4 5 6 7
14 января 1977 года констебль дорожной полиции Рональд Эддл (Ronald Eddl) на окраине Коллингвуда остановил автомашину, чьё вождение показалось ему неуверенным. Да, это Австралия и там полицейский может останавливать автомашину, если её вождение кажется ему неуверенным! Поговорив с сидевшим за рулём мужчиной, полицейский предложил тому пройти несколько простейших тестов на трезвость - сосчитать от 10 до 1, пройтись по белой линии, коснуться кончика носа указательным пальцем левой руки, назвать число, день недели и фамилию губернатора провинции. Услыхав [и увидав] желаемые ответы, полицейский решил, что отпускать водителя рановато и предложил тому разрешить ему - констеблю - осмотреть автомашину. Это Австралия и дорожный патруль может там безо всяких ордеров и выдвижения обвинений осмотреть оставновленную автомашину с разрешения владельца... Впрочем, и без оного разрешения сотрудники дорожной полиции всё равно могут её осмотреть.
В "бардачке" и салоне автомашины Эддл не нашёл ничего интересного. Но углубившись в перекладывание барахла в забитом забажнике, полицейский обнаружил нечто такое, чего найти никак не ожидал. Вообще-то, он предполагал увидеть пакет с травой или порошком, но из голенища сапога, валявшегося на дне багажника, констебль извлёк нож в ножнах.
Патруль дорожной полиции на выезде из Мельбурна (фотография 1976 года).
Нож был хороший - военного образца, из чиста тех, что находились на вооружении британских и австралийских войск в годы Второй Мировой войны. Обнажив клинок, констебль увидел, что тот покрыт едва заметной розовой плёнкой - такая остаётся на гладкой стали если её не обтереть после того, как с неё стечёт жидкая кровь. Это очень интересный эффект, которого не будет после разрезания обычного мяса - парного или замороженного, неважно.
Стремясь скрыть настороженность, Эддл поинтересовался, что это за оружие и откуда оно у владельца автомашины. В ответ полицейский услышал сбивчивый рассказ о том, как несколько часов назад его собеседник обнаружил этот нож под кустами на парковке у железно-дорожной станции "Виктория-парк" и забрал его с собой, дабы доставить в полицию. А в полицию он хотел его привезти потому, что прочитал в газетах об убийстве на Изи-стрит, неподалёку от "Виктория-парк", и подумал, что нож может иметь отношение к этому преступлению.
Звучал этот рассказ недостоверно хотя бы потому, что именно тогда, когда владелец автомашины якобы направлялся в полицию, его остановил дорожный патруль. Вот же не повезло парню, правда? Кто-то верит в такие совпадения?
При этом розовая плёнка на лезвии выглядела ну очень подозрительно. Констебль Эддл задержал владельца машины, доставил его в отделение уголовного розыска полиции Коллингвуда, передал детективам подозрительный нож и с тем отчалил.
Изучение ножа криминалистами растянулось более чем на 2 недели и было закончено лишь к концу января. Из его результатов следовало, что это был военный нож модели "Wilkinson Type I" FS общей длиной 11 дюймов (28 см), с длиной лезвия 16,7 см (6,5 дюймов) и шириной у основания режущей части 2,5 см (1 дюйм), ручной заточки. Его латунная рукоять, навинчивающаяся на лезвие, имела насечку, что делало невозможным снятие с неё отпечатков пальцев. Это означало, что таковые можно зафиксировать только если они есть на лезвии. И на лезвии в косых лучах вроде бы просматривались пятна, которые могли быть оставлены человеческими пальцами.
Боевой нож австралийской армии "Wilkinson Type I" модель FS с универсальными ножнами для ношения на поясе или голени.
И вот тут возник довольно специфичный вопрос, который может показаться современному читателю не совсем понятным и потому требующим небольшого пояснения. С ножом можно было провести 2 различных криминалистических исследования: а) выяснить, является ли след на лезвии кровью человека и если да, то какова её группа и б) снять отпечатки пальцев с лезвия. Проблема заключалась в том, что таковые исследования нельзя было провести одновременно, надлежало выбрать что-то одно. Если требовалось исследовать предполагаемые биологические следы на лезвии, то эксперт должен был протереть тампонами обе стороны клинка по той простой причине, что ему следовало собрать как можно больше исходного материала [следует понимать, что половина его не использовалась при экспертизе и сохранялась на случай проведения повторного исследования]. Понятно, что при протирании клинка ватным тампоном отпечатки пальцев [или то, что казалось на них похожим] автоматически уничтожались.
Если же требовалось снять отпечатки пальцев, то в этом случае криминалист обсыпал лезвие графитовым порошком, сметал его мягкой кисточкой из беличьей шерсти и... либо обнаруживал желанные отпечатки, либо не обнаруживал. Но при этом он уничтожал тот биологический материал, который мог бы использоваться для определения и групповой принадлежности крови. Потому что провести анализ крови в её смеси с графитом нельзя - таковое исследование не репрезентативно.
Понятно, что для неких исключительных случаев - каких-нибудь особых расследований, связанных с государственной безопасностью или чем-то иным умопомрачительным и важным - мог быть использован какой-то ну совсем особый вариант исследования улики. Скажем, для выявления скрытого отпечатка пальца могли быть использованы циановые пары - в то время такая технология уже апробировалась - или была бы проведена фиксация запахового следа, дабы обученная собака могла опознать владельца ножа... Но поскольку речь идёт о довольно тривиальном расследовании на уровне районного отдела полиции, ни о какой экзотике не могло быть и речи.
Поэтому в мельбурнских реалиях второй половины 1970-х годов дилемма формулировалась так: "либо мы исследуем предполагаемую кровь и уничтожаем возможные "пальчики", либо наоборот, мы фиксируем "пальчики", но уничтожаем предполагаему кровь. Чего изволите?" Возникший вопрос являлся, конечно же, глубоко философским. Задумайтесь сами, а что важнее? Понятно, что в рамках разных расследований ответ будет разным. Сотрудник уголовного розыска, принимвший решение о криминалистическом исследовании изъятого Рональдом Эддлом ножа, разумеется, знал о двойном убийстве на Изи-стрит, но сам он никакого отношения к проводимому расследованию не имел. При этом он был в курсе, что следствие продвигается хорошо и отличный подозреваемый уже есть - это тот самый Джон Грант, гнусный писарчук, газетный пачкун, что летом 1975 года уже подозревался в похищении бедняжки американки Джули Энн Гарсиасилей. Теперь этот алкаш и наркоман "всплыл" в новом деле! Но скоро его "дожмут" и либо он сам сознается в убийстве, либо его подруга-журналистка даст признательные показания и расследование на этом благополучно закончится.
При этом полиция Коллингвуда в январе 1977 года расследовала целый букет тяжких преступлений с весьма призрачными шансами на успех. И тут необходимо отметить, что Изи-стрит находилась в месте, мягко говоря, неспокойном, а если называть вещи своими именами, то - в самом криминогенном районе Мельбурна и его пригородов.
У некоторой части российских обывателей, к счастью, весьма незначительной, бытует представление об Австралии, как о "земле обетованной" и состоявшемся Рае. В действительтности, иллюзии эти имеют отношение к реальной жизни чуть менее, чем никакого. С точки зрения экономики Австралия являлась в 1970-х годах [и является ныне] сырьевым придатком стран Запада со всеми связанными с данным обстоятельством проблемами и перекосами развития. С одной стороны - мощная горнорудная промышленность и прекрасное высокоинтенсивное сельское хозяйство, а с другой - минимальное развитие обрабатывающей промышленности, совершенно убогое машиностроение, фармацевтика, нефтехимия и пр. Не будет большой ошибкой сказать, что Австралия образца 1970-х годов представляла собой копию Великобритании первой половины XIX века.
Коллингвуд всегда являлся рабочим пригородом Мельбурна. В 1861 году в его границах проживало около 13,5 тыс. человек, принадлежавших к низшим слоям общества. На протяжении последующих 90 лет этот район держал сомнительную пальму первенства среди мельбурнских районов и пригородов по удельному показателю смертности. Причиной тому были местный кирпичный завод и многочисленные кустарные матерские по выделке кожи - их присутствие сильно портило экологию района. Пролетарское сердце Коллингвуда проявилось в том, что именно в Коллингуде был избран в парламент штата Виктория первый депутат - промышленный рабочий. Произошло это ещё аж в 1859 году. Именно в Коллингвуде открылась первая в штате Виктория бесплатная поликлиника и больница - это произошло в 1891 году не в последнюю очередь в силу сплочённости местного сообщества, потребовавшего от властей улучшения условий жизни.
Ко второй половине 1970-х годов ситуация в Коллингвуде, разумеется, изменилась, но нельзя сказать, чтобы в лучшую сторону. Хотя промышленные производства были закрыты и район стал исключительно жилым, общая бедность жителей не сделали его привлекательным в глазах коренного населения. Есть пословица, гласящая, что деньги идут к деньгам, так вот, перефразируя её, можно сказать, что в Коллингвуде бедность тянулась к бедности. Те жители, кому удавалось хоть немного разбогатеть, уезжали в более престижные места, но их место тут же занимали эмигранты, прежде всего португальцы и греки.
Во второй половине 1970-х годов эмигранты в первом поколении и их дети состовляли более 40% жителей Коллингвуда. Это огромный показатель для любой общины и его величина недвусмысленно свидетельствовала о напряженной социальной и криминогенной обстановке. Именно присутствие эмигрантов делало эту локацию малопривлекательной в глазах коренного населения. Цены на недвижимость - как жилую, так и коммерческую - в Коллингвуде в сравнении с другими районами Мельбурна были кратно ниже. В этой связи можно упомянуть, что Сьюзи Андерсон при заключении договора аренды дома №147 внесла залог 100 австралийских долларов, в соседних же районах - Клифтон Хилл (Clifton hill), Ист Мельбурн (East Melburne), Карлтон (Carlton) - величина такого залога начиналась от 250 долларов.
Зарисовки из жизни Мельбурна второй половины 1970-х гг. Это фотографии из коллекции мельбурнского фотохудожника Ренни Эллиса (Rennie Ellis), они настолько интересны, что их просто жаль уменьшать - они заслуживают разглядывания с хорошим разрешением. Вверху: праздник греческой семьи, на вертеле - баран, на углях стоит поддон с картофелем. Эдакое барбекю с мельбурнским колоритом, задний двор похож на помойку. Внизу: митинг представителей португальской диаспоры, протестующие, как видим, молоды и энергичны.
Понятно, что бедность населения провоцировала криминальную активность, поскольку социальные корни преступности в южном полушарии проявляют себя столь же объективно, что и в северном. В Коллингвуде на протяжении многих лет цвёл этнический криминал, каждая из крупных диаспор - португальская, греческая, итальянская [в Австралии её называли "калабрийской"] и вьетнамская - имели своих известных бандитов и многочисленные молодёжные группировки. Особенно в этом отношении были заметны греческая и португальская общины - они были наиболее многочисленны и настроены непримиримо друг к другу. Обоюдная непримиримость питалась не только экономическими факторами, но и религиозно-психологическими - все греки являлись православными, а португальцы сплошь католиками. Понятно, что договориться им было крайне сложно в том числе и по этой причине.
Австралийская насильственная преступность имела довольно необычную особенность, отличавшую её от северо-американской или западно-европейской. Она заключалась в том, что вплоть до конца 1990-х большая часть посягательств против личности на территории "зелёного континента" совершалась без использования огнестрельного оружия. Если в Соедиенных Штатах Америки уже полувеком ранее вовсю строчили пистолеты-пулемёты, то в Австралии в ход шли кастеты, дубинки и, разумеется, всевозможные ножи и мачете.
Лишь в 1994-1997 годах - в разных штатах в разное время - число убийств с использованием огнестрельного оружия превысило 50% и с тех пор стабильно превышает половину.
Каков же был общий уровень преступности, если говорить о нём предметно, с опорой на цифры? "Австралийский институт криминологии" в Канберре издал в 1981 году весьма примечательный статистический сборник "Справочник криминальной и социальной статистики Австралии за период 1900-1980 гг." ("Source book of Australian criminal & social statistics 1900 - 1980") и из него можно узнать, что в 1976 году численность жителей "Зелёного континента" достигла 7 млн. человек. Тогда же на всей территории Австралии зарегистрировано 765 убийств (из них раскрыто 736), нападений с тяжкими последствиями для здоровья (serios assault) - 3538 (раскрыты 2532), изнасилований - 928 (из них раскрыты 433).
Много это или мало? Для сравнения можно привести аналогичные показатели советской уголовной статистики: умышленных убийств в Советском Союзе в 1976 году зарегистрировано 17842, преступлений, связанных с причинением тяжкого вреда здоровью - 35686, изнасилований - 16575. Но население СССР составляло в том году 255,5 млн. чел, что в 36,5 раз больше численности жителей Австралии.
Поэтому если кто-то из любопытных читателей захочет сравнить удельные показатели уголовной активности, т.е. количество преступлений на число жителей, скажем, 10 тыс. или 100 тыс., то он увидит, что австралийские показатели значительно превышают советские. При этом автор особо хочет подчеркнуть тот факт, что Советский Союз вовсе не был безопасным местом - уличная преступность даже в крупных городах всегда была серьёзным фактором, влияющим на поведение простого обывателя. Современная Россия - это просто оазис безопасности на фоне Советского Союза. Сейчас ни одному уголовнику не придёт в голову вырывать смартфон в метрополитене или сдёргивать меховую шапку с головы прохожего, а вот в Советском Союзе человек в бобровой или лисьей шапке на голове в вечернее время реально рисковал этой самой головой. Среди грабителей даже существовала особая специализация мастеров срывания шапок с последующим ударом молотком по голове. Общественный транспорт был в Советском Союзе местом весьма опасным [даже метрополитен], задремать в автобусе или пригородной электричке было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. А ведь помимо крупных городов, в которых уголовникам-рецидивистам законодательно было запрещено селиться, существовала "провинция" - те города и посёлки, в которых "откинувшиеся" из мест лишения свободы урки и прописывались. Там криминогенная обстановка была на порядок хуже того, что можно было наблюдать в крупных центрах.
Но в Австралии, как видно, всё было куда печальнее.
Картина становится ещё более выразительной, если мы рассмотрим уголовную статистику не Австралии в целом, а штата Виктория в отдельности, ибо в данном очерке нам интересен именно этот штат [Мельбурн с пригородами расположен на его территории]. В 1976 году в штате было совершено 108 убийств (раскрыто 104), нападений с тяжкими последствиями - 341 (раскрыто 277), изнасилований - 1299 (раскрыты 1013 случаев). И всё это при численности населения 1,87 млн. человек. Простейший подсчёт показывает, что статистика тяжких преступлений в штате Виктория превышает средние по Австралии показатели. Правда, и раскрываемость лучше, но для жертв преступлений и их близких это уже особого значения не имело.
Криминогенная обстановка в штате Виктория на протяжении всех 1970-х годов оставалась стабильно напряженной, что вызывало немалое беспокойство властей. Численность сотрудников правоохранительных органов росла непрерывно, каждый год открывалось 350-400 вакансий и за 10-летие общее количество лиц, занятых в той или иной форме правоохранительной деятельностью почти удвоилось. Если же говорить конкретно о полицейских силах в 1976 году, то численность полиции в том году достигла 6487 человек.
Наконец, нельзя не сказать несколько слов о возрастном составе австралийского криминалитета. Совершеннолетие в Австралии наступало в 21 год, так вот лицами младше этого возраста в 1976 году совершено 25,9% убийств (из числа 684 осужденных убийц несоврешеннолетних 177), 32,8% причинения тяжкого вреда здоровью (859 лиц младше 21 года из 2622 осужденных) и 52,8% изнасилований (278 несовершеннолетних из 527 осужденных насильников).
"Острые козырьки" на мельбурнский лад. К этой фотографии Ренни Эллиса, датированной 1973 годом, прямо-таки просятся пара-тройка узнаваемых музыкальных фраз: "Эй, прохожий, проходи! Эх, пока не получил..." или "А я в кепочке - малокозырочке..." Или бессмертное из Высоцкого: "А что до нас касательно, на жизнь засмартивались мы уже самостоятельно".
Что же получается? Коллингвуд, на территории которого в январе 1977 года были убиты Сюзанна Андерсон и Сюзанна Бартлетт, являлся районом бедным и притом с выраженными этническими диспропорциями, соответственно, там отмечалась активная этническая преступность. Криминальные кланы, основанные на принципе этнической общности, всегда поощряют развитие молодёжного бандитизма, который пополняет "молодой кровью" редеющие со временем ряды преступников постарше. Убитые женщины поселились в весьма опасном месте и сложно сказать, понимали ли они степень собственного неблагоразумия. Кажется, что нет...
Итак, в январе 1977 года полицейские силы в Коллингвуде вели 6 уголовных расследований, связанных с тяжкими преступлениями против личности, в которых использовались ножи, не найденые на местах преступлений. Поэтому привезенный в участок констеблем Эддлом военный нож "Wilkinson Type I" FS с кровью на лезвии мог иметь отношение к нескольким важным расследованиям [причём непонятно к какому именно]. Лица, проходившие по этим преступлениям в статусе потерпевших, имели все группы крови и потому следствию очень бы повезло, если бы на ноже оказалась какая-нибудь редкая группа - это позволило бы увернно связать нож с конкретным преступлением, потерпевший в котором имел такую же редкую группу крови. Следует иметь в виду, что двойное убийство на Изи-стрит для местной полиции в середине января вовсе не являлось приоритетным - во-первых, там руководили делом детективы полиции Мельбурна, а во-вторых, в первые же часы расследования подозрения пали на журналиста Джона Гранта и практически ни у кого не было сомнений в том, что его удастся "дожать" и на этот раз он из цепких рук полиции не выскочит.
Когда принималось решение о криминалистическом исследовании ножа, было решено, что исследование крови является приоритетным, а отпечатки пальцев по своей значимости второстепенны [тем более, что никто не мог дать гарантии их качества]. Исследование биоматериала с лезвия боевого ножа было проведено, в результате выяснилось, что это это действительно кровь человека группы О [такую же имела Сюзан Бартлетт]. А размеры лезвия отлично соответствуют тем параметрам орудия убийства, чтобы были зафиксированы судебно-медицинским вскрытием тел Армстронг и Бартлетт - ширина 2,5 см, длина - 16,7. Длина лезвия, напомним, оказалась немного меньше глубины отдельных ран [таковые достигали 18 см], но это противоречие смущать не должно - человеческое тело легко сдавливается и потому длина раневого канала при сильном ударе может значительно превосходить длину лезвия. Наконец, немаловажным казалось и то, что нож оказался найден неподалёку от дома №147, если точнее, то всего в 160 метрах [разумеется, с той оговоркой, что нашедший этот нож мужчина говорил правду].
Прошло несколько недель, прежде чем детективы, занятые расследованием двойного убийства на Изи-стрит, узнали о находке ножа возле платформы "Виктория-парк" и обратили внимание на отмеченные выше обстоятельства. Им бы очень пригодились отпечатки пальцев с этого ножа, но к тому времени они уже были стёрты и потому эта находка в практическом значении мало что давала. В конечном итоге нож так и не удалось связать ни с одним из преступлений на территории Коллингвуда, кроме двойного убийства на Изи-стрит. Уверенность в том, что это именно то оружие, которым были убиты Армстронг и Бартлетт, со временем росла, хотя и оставалась скорее вопросом веры, а не фактом.
Но если такое предположение было верно и нож действительно использовался для расправы над женщинами в доме №147, то картина получалась довольно интересной. В 180 метрах западнее места преступления были найдены вещи, унесенные убийцей - полотенце для рук и кашне - а в 160 метрах восточнее - нож "Wilkinson Type I" FS. Выглядело это так, словно убийца, покинув дом №147, сначала отправился в одну сторону и избавился от одной улики, а затем двинулся в противоположном направлении и избавился от другой. Удивительно не то, что преступник действовал настолько хладнокровно и осмотрительно, а то, что выброшенные им вещи в конечном итоге попали в распоряжение правоохранительных органов.
Этот очерк начался с рассказа о жителях дома №149 по Изи-стрит - Илоне Стивенс и Джанет Пауэлл - но по соседству с местом преступления находился и другой дом - №145. Если посмотреть на план дома, ставшего местом преступления [он представлен на 1 странице в середине текста], то можно заметить, что именно в сторону дома №145 обращены 3 окна "дома смерти". В январе 1977 года там проживала пожилая пара - обоим за 80 лет - и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить их особую осведомленность в деталях, представляющих интерес для полиции. Пожилые люди имеют плохой сон, часто страдают от бессоницы, они могут видеть и слышать многое из того, что ускользает от внимания более молодых. Кроме того, люди в возрасте часто страдают от недостатка общения и легко идут на контакт с соседями. Это те соображения, которые лежат на поверхности и которые детективы, занятые расследованием двойного убийства на Изи-стрит, обязательно должны были принять во внимание.
Обстоятельная беседа с жильцами дома №145 должна была стать одним из приоритетов следствия, её надлежало провести в первые же часы работы по данному делу.
Около полудня 14 января пожилая женщина приблизилась к полицейскому в форме, стоявшеу в оцеплении, и попросила пригласить для беседы кого-нибудь из детективов. Полицейский просьбу выполнил и из дома вышел мужчина в строгом тёмно-синем костюме и галстуке. Женщина представилась, назвавшись Глэдис Ковентри (Gladys Coventry), и сбиваясь от волнения, стала что-то говорить о мужчине на кухне, который мыл лицо и руки, потом расчёсывал волосы... потом он ходил по дому... а когда он вышел через кухонную дверь на мощёную дорожку, то посмотрел в её - Глэдис - окно, их взгляды встретились... но он не мог этого знать, поскольку она всё время оставалась в темноте... но он, видимо, чувствовал её взгляд из темноты... Детектив в штатском, слушавший женщину, по-видимому, торопился и не вполне понимал, для чего старушка всё это ему рассказывает. Он задал пару уточняющих вопросов, интонация с которой он говорил, выдавала нетерпение и пренебрежение, что было совершенно недопустимо при общении с важным свидетелем.
Женщина замолчала, по-видимому, раздосадованная или оскорбленная демонстративным невниманием ответственного лица. В этом время мимо разговаривавших проходил полицейский хирург Джон Бирелл (John Birrell), прибывший для осмотра тел убитых. От него не ускользнули как недружественная интонация детектива, так и смущение пожилой женщины. После того как детектив закончил разговор с Глэдис, хирург подошёл к нему и поинтересовался, кто эта женщина и о чём детектив с ней разговаривал. Бирелл сообразил, что Глэдис Ковентри, живущая в непосредственной близости от места совершения преступления, может оказаться ценнейшим свидетелем. Хирург отчитал детектива, справедливо заметив, что невнимание к свидетелю недопустимо и подобного рода небрежности могут загубить всё расследование.
Он принял решение лично поговорить с женщиной, рассчитывая установить с нею психологический контакт и тем устранить негативное впечатление, оставленное её разговором с детективом.
Следует заметить, что Бирелл был хорошо известен не только в штате Виктория, но и во всей Австралии. В январе 1977 года ему шёл 53-й год, он успел получить образование судебного медика и поработать как практикующим судмедэкспертом, так и преподавателем судебной медицины в университете, с 1957 года Джон работал в медицинском дивизионе полиции Мельбурна. Данное подразделение проводило медосмотры кандидатов в полицейские, занималось диспансеризацией штатных сотрудников, определяло допустимость продления контрактов, устанавливало наличие противопоказний для исполнения служебных обязанностей и т.п. В общем, медицинский дивизион был очень важен и не будет ошибкой сказать, что все полицейские Мельбурна и пригородов знали Бирелла, а тот в свою очередь знал всех полицейских. Ну или почти всех... В 1970 Бирелл стал главным хирургом полиции, то есть он совмещал в одном лице как функции судмедэксперта, так и практикующего врача.
Джон Бирелл во второй половине 1970-х годов возглавил борьбу по пересмотру правил вождения автотранспорта с целью снижения аварийности из-за употребления алкоголя за рулём.
Помимо этой узко специализированной работы Джон Бирелл вёл и другую, имевшую куда бОльший общественный резонанс. Он возглавил кампанию по ограничению употребления спирных напитков водителями транспортных средств. Движение это быстро стало международным, к нему подключились общественные деятели и медицинские работники из других стран [прежде всего членов Британского Содружества, но не только]. Бирелл привлёк интерес к целям созданного движения не только журналистов и общественность, но и политиков. К 1977 году он был уже широко известен в Австралии, часто давал интервью, появлялся на телевидении. Сразу скажем, что работа эта увенчалась успехом и в Астралии был принят закон, ограничивавший допустимый уровень содержания алкоголя в крови лица, управляющего транспортным средством, в 0,05 промилее [что очень незначительная величина!].
Нельзя не упомянуть и о том, что Джон Бирелл известен и как писатель - он автор книги о развитии судебной медицины в Австралии и биографий нескольких австралийских судмедэкспертов.
Итак, Джон Бирелл, увидев, что разговор детектива с Глэдис Ковентри не сложился, решил взять инициативу в свои руки и лично загладить неблагоприятное впечатление, произведенное полицейским. Постучав в двери дома №145, он спросил разрешения войти и хозяйка его впустила. Разговор поначалу протекал вполне благожелательно, Глэдис уточнила, не является ли посетитель полицейским, и получив отрицательный ответ, как будто бы успокоилась. Они немного поговорили и Бирелл понял, что женщина ясно мыслит и рассуждает вполне здраво, стало быть, она может быть ценным свидетелем!
Однако разговор закончился совершенно неожиданно для Бирелла и совсем не так, как он рассчитывал.
|
