| ||
|
Убийства.
Одним из интереснейших эпизодов судебного процесса над Бруно Хауптманном следует признать графологическую экспертизу анонимных посланий с требованиями выкупа, которые получали Чарльз Линдберг и Джон Кондон. Мнения экспертов-почерковедов были заслушаны судом 31 января и 1 февраля 1935 г. О содержании заключения графологической экспертизы, подготовленной обвинением, было уже упомянуто выше. В суде выступил полицейский графолог Альберт Осборн, который весьма живо изложил основные тезисы экспертизы, подкрепив их демонстрацией красочных планшетов. Осборн заявил, что писавший письма явно стремился изменить почерк, однако, специфические грамматические ошибки, а также уникальные особенности написания букв, неподдающиеся изменению, позволяют однозначно утверждать, что автором писем был "именно Хауптманн и никто другой". Эксперт обвинения был настолько убедителен, что Вриленд - графолог защиты - отказался выступать после Осборна, заявив, что полностью разделяет мнение последнего. Казалось, обвинение может торжествовать. Но адвокаты после короткого совещания попросили суд заслушать второго эксперта защиты - Джона Трендли. Появление этого человека вызвало немалое волнение обвиненителей. И тому были все основания. За 40 лет работы консультантом-графологом Трендли дал заключения по 388 уголовным делам. Абсолютное большинство его заключений даже не оспаривались противниками, столь высок был авторитет специалиста. Лишь один раз за все время работы Трендли допустил ошибку - в "деле Эдварда Олмера" в 1927 г. он перепутал подписи жены и мужа, что привело к ошибке в датировании документа. Было известно, что Трендли - великолепный имитатор почерков ; благодаря своему умению изменять почерк он как-то раз очень изящно продемонстрировал некомпетентность полицейского графолога. Случилось это в 1905 г. во время судебного разбирательства о банковских махинациях Патрика Риса, подделывавшего банковские чеки. Тогда Трендли предложил графологу обвинения найти среди предложенных 6 образцов почерка те, которые принадлежали руке Риса. Графолог обвинения выбрал 3 образца и доказательно обосновал свой выбор ; после этого Трендли признался, что все 6 образцов он написал собственноручно. К этому приему он впоследствии прибегал неоднократно ; чтобы дезавуировать заявления оппонента Трендли нередко предлагал ему отличить почерк обвиняемого от имитации, которую он - Трендли - был готов выполнить на глазах присяжных. Как нетрудно догадаться, графологи обвинения всегда отказывались от подобных предложений. 
рис. 40 : Перекрестный допрос в зале суда г. Трентон на процессе по делу о "похищении ребенка Линдбберга". Поэтому когда Джон Трендли занял место для допросов в зале суда прокурор Ланиган прежде всего постарался его дискредитировать. Он начал с того, что напомнил обстоятельства процессов по "делу Патрика Риса" и "делу Эдварда Олмера", затем рассказал присяжным о "деле Томассона", при рассмотрении которого Трендли изменил мнение прямо в зале суда. Подитожив сказанное, Ланиган назвал поведение Трендли "провокационным" и заявил, что не верит в компетентность эксперта ; на основании этото прокурор потребовал отвода графолога защиты. К чести Трендли надо сказать, что он совершенно спокойно воспринял все эти эскапады прокурора, на обращенные к нему вопросы отвечал невозмутимо и корректно и в конечном итоге эта сдержанность произвела сильное впечатление на присутствовавших в зале. Судья отклонил ходатайство прокурора как необоснованное и постановил заслушать эксперта. А послушать было что ! Трендли заявил, что человек, писавший письма с требованиями выкупа, был на самом деле левшой. Преступник пытался это скрыть и намерение свое осуществил успешно ( что косвенно свидетельствовало о его прекрасных навыках имитатора почерков ), но в одном месте он допустил ошибку : в письме N 2 первые четыре строки преступник написал левой рукой, после чего переложил ручку в правую руку. Трендли продемонстрировал присяжным как это было проделано и объяснил, что такая замена руки была вызвана, очевидно, удобством написания, возможно, злоумышленник писал на краю стола или в каком-то ином неудобном месте. Далее эксперт защиты согласился с полицейским графологом в той части, что ряд букв и элементов слов в текстах анонимных писем действительно выполнены в манере весьма схожей с манерой письма обвиняемого. Но при этом другие буквы были совершенно непохожи на то, как их писал Хауптманн. Например, из 39 букв "k", встречающихся в анонимках, ни одна не соответствовала манере ее написания Хауптманном. То же м. б. сказать и про буквы "a" и "s" ; в письмах с требованиями выкупа ширина этих букв превышает высоту, в то время, как у Хауптманна наоборот. Трендли насчитал в текстах анонимок более 300 букв "s" и ни одна из них не соответствовала манере письма Хауптманна ! И объективности ради обвинению следовало бы указать в своем заключении на существование не только совпадений, но и несовпадений почерков ! Трендли подчеркнул, что почерк Хауптманна нетруден для подделки и заявил, что готов продемонстрировать сколь просто такую подделку выполнить. Примечательно, что обвинение не стало с этим спорить и не попросило графолога сделать имитацию. Далее Трендли коснулся пресловутых "специфических грамматических ошибок" Хауптманна. Напомним, что Осборн, эксперт обвинения, считал будто преступник, написавший анонимки, был довольно безграмотен и его ошибки в точности повторил Хапутманн во время контрольного диктанта в ходе следственного эксперимента. Трендли объяснил присяжным как появились эти ошибки в тексте, написанном Хауптманном : полицейские обязали обвиняемого в точности записывать диктуемый текст и проговаривали ошибки по буквам, например, "h-t-e" вместо "the" и пр. И обвиняемый, в точности выполняя команду следователя, разумеется, повторил на бумаге диктуемые ошибки. Старый и недостойный полицейский трюк ! Трендли прямо назвал экспертизу Осборна "подтасовкой". Нетрудно представить в какой ярости пребывало обвинение после такого заключения ! Когда пришло время перекрестного допроса прокурор Ланиган буквально с цепи сорвался - эта идиома выглядит здесь весьма подходящей. С наивозможнейшим сарказмом Ланиган поинтересовался, какими именно документами пользовался для своей экспертизы Трендли и как долго он держал в своих руках подлинники анонимных писем ? Скрытый подтекст этого вопроса станет понятен, если сказать, что графолог защиты практически все время работал с фотокопиями писем и лишь накануне выступления в суде получил доступ к их оригиналам. Трендли не смутился и спокойно ответил, что оригиналы смог получить всего на 2 часа и не без колкости заметил прокурору : "Вы же лично препятствовали мне в допуске к материалам расследования". Обвинению не удалось подорвать то благоприятное впечатление, которое произвело на присутствующих заключение Трендли. Эксперт защиты был убедителен до такой степени, что его противники не высказали ни одного возражения по существу сделанных им выводов. Не подлежит сомнению, что указание на то, будто писавший анонимки был левшой, оказалось для Альберта Осборна полной неожиданностью ; вместе с тем, полицейский графолог не нашел в себе мужества оспорить это заключение Трендли. Тем самым он не только признал компетентность эксперта защиты, но и косвенно согласился с его выводами. Однако, следует признать, что выступление Трендли было единственным светлым пятном на всем протяжении пятинедельного судебного процесса. Все остальное выглядело для Хауптманна беспросветно. Заключительная речь его главного адвоката, произнесенная 11 февраля 1935 г., была сумбурна и малопонятна. Рейлли попытался оговорить всех, а подобная тактика была, безусловно, непродуктивной в условиях данного процесса. Адвокат напал на Бетти Гоу и ее друга Реда Джонсона, затем обвинил Кондона ( "никто никогда не видел как Кондон получает письма, всегда Кондон один, всегда один. Что бы Кондон не делал, он это проделывал в одиночестве" и т. п. ), потом перескочил на Изадора Фиша и фактически, произнеся большую и долгую речь, умудрился ничего не сказать в защиту Хауптманна. Безусловно, уровень этой речи, степень проработанности фактического материала, были совершенно недостаточны для процесса подобного уровня сложности. В период со 2 января по 13 февраля 1935 г. суд провел 29 заседаний, в ходе которых подверглись допросу 162 свидетеля. Совещание жюри присяжных длилось всего 11,5 часов, что немного для такого сложного и спорного процесса. Вечером 13 февраля 1935 г., в среду, присяжные огласили вердикт : "виновен" ( 7 членов жюри проголосовали "за", 5 - "против" ). Судья Тренчард приговорил Бруно ( Ричарда ) Хауптманна к казни на электрическом стуле. Первоначально казнь была назначена на 18 марта 1935 г. Приговор вызвал бурю страстей в прессе. Хотя многие газеты и журналы приветствовали решение суда, значительное число публикаций расценивали приговор в отношении Хауптманна как "ошибочный", а сам суд характеризовали не иначе, как "фарс". Немало нападок прессы оказалось направлено в адрес адвокатов. Рейлли, дабы спасти свою репутацию, помпезно объявил о своем отказе от гонорара в пользу Анны Хауптманн и учреждении общественного фонда для спасения осужденного. Впрочем, фонд этот адвокат создать не успел : в конце февраля 1935 г. он попал в психиатрическую лечебницу с диагнозом "белая горячка". Надо сказать, что на адвокатской практике Рейлли проигранный им процесс поставил крест : в силу очевидных причин никто не хотел иметь дела с этим человеком.
| ||
| . |
