| ||
|
Убийства.
Уверенно и последовательно доказывал обвиняемый и невозможность получения им денег на кладбище Св. Раймонда 2 апреля 1932 г. Обвинение, напомним, утверждало, что Хауптманн не имеет alibi на все дни, связанные с похищением ребенка ( т. е. 1 марта 1932 г.) и встречами с Кондоном ( 12 марта и 2 апреля 1932 г.). Довольно убедительно Хауптманн сумел объяснить и факт опознания его Джоном Кондоном. Оба они - жители Бронкса - ходили в один и тот же спортивный клуб ; Хауптманн занимался греблей, а Кондон - играл в крикет. Возможность их встречи нельзя было исключать и хотя они не были знакомы, вполне можно было допустить, что друг друга они в клубе все же видели. Хауптманн предположил, что Кондон на официальном опознании принял его за "кладбищенского Джона" именно потому, что встречал его прежде в спортивном клубе и разновременные воспоминания наложились друг на друга. Подобная версия с одной стороны выглядела весьма правдоподобной, а с другой - щадящей в отношении Кондона. Хауптманн не пытался дискредитировать опасного свидетеля обвинением в его сознательной недобросовестности ( хотя, в общем-то, имел на то право ), а напротив, предоставлял ему лазейку отречься в будущем от своих слов не боясь повредить репутации. В психологическом отношении это был правильный шаг. Вообще, обвиняемый весьма благоразумно воздержался от каких-либо недружелюбных выпадов в адрес недобросовестных свидетелей ( упоминавшейся уже Силии Барр, Кондона, Линдберга ). Если бы Хауптманн отпустил в адрес этих людей несколько уничижительных или саркастических замечаний это было бы по человески вполне понятно, хотя и произвело бы на присяжных заседателей неблагоприятное впечатление. Поэтому Хауптманн был в своих выражениях чрезвычайно корректен. Нельзя не признать, что Хауптманн в суде придерживался очень разумной и точно выверенной линии поведения. Он предложил изучить в суде его приходно-расходные книги, чтобы присяжные заседатели убедились в его вполне достаточной материальной обеспеченности. Примечательно, что министр юстиции Виленц отказался рассматривать это предложение по существу, заявив, что бухгалтеры прокуратуры уже изучали эти документы... Некоторые журналисты, присутствовавшие в зале суда, остались разочарованы поведением Ричарда Хауптманна, проявленной им сдержанностью и корректностью. В части газетных публикаций его поведение называлось "жалким", то как обвиняемый отвечал на вопросы Виленца было сочтено "заискиванием", но стенограмма допроса Хауптманна производит совсем другое впечатление. Хауптманн действительно не закатывал в суде скандалов и истерик, он держался очень достойно и, думается, был даже симпатичен. Поэтому те журналисты, которые ожидали скандальной сенсации, почувствовали себя обманутыми в своих надеждах. Именно ко времени допроса обвиняемого относится предложение министра юстиции Виленца, сделанное адвокатам Хауптманна. Виленц предложил не добиваться вынесения обвиняемому смертного приговора в обмен на признание им своей вины в похищении "ребенка Линдберга". Хауптманн с негодованием отверг предложение обвинителя. Кстати, эта попытка сговора косвенно указывает на неудовлетворенность обвинения результатом допроса обвиняемого. Эффектно "расколоть" Хауптманна на глазах присяжных у Виленца не получилось, уличить во лжи - тоже. Именно для того, чтобы нейтрализовать то благоприятное впечатление, которое, видимо, произвел на присяжных обвиняемый, Виленц и решился предложить сговор. Но не вышло... Между тем к концу января Хауптманн стал испытывать все большее разочарование в своих защитниках. Жене, посещавшей его все время, пока длился суд, он сетовал на то, что фактически не может даже обстоятельно поговорить с ними. С Рейлли и Флемингтоном обвиняемый встречался только в зале суда, на все его предложения повидаться "с глазу на глаз", дабы обсудить стратегию защиты, они отвечали отказом ввиду недостатка времени. Лишь Ллойд Фишер периодически встречался с Хауптманном вне стен зала суда, но адвокат признавался, что никак не может влиять на поведение своих нью-йоркских коллег. 
рис. 39 : Анна Хауптманн, супруга обвиняемого, присутствовала на судебном процессе и регулярно встречалась с мужем в тюрьме. Впоследствии - в радиопередачах и многочисленных интервью - она поведала массу любопытных деталей о закулисных нюансах "процесса века". Своего рода "моментом истины" для защиты, проверкой ее профпригоднности, явилось заслушивание в суде результатов аутопсии и проведенной на ее основе судебно-медицинской экспертизы. Ее представлял уже упоминавшийся в настоящем очерке главный патологоанатом графства Чарльз Х. Митчелл, тот самый, кто по причине болезни пальцев доверил держать скальпель шерифу Свейзи. Он весьма бодро рассказал о том, как был опознан труп ребенка, найденный утром 12 мая 1932 г. поблизости от дороги Роуз-роад и при этом не словом не обмолвился о тех вопиющих противоречиях, которые рождало подобное опознание. Если предпологать, что найденное тело действительно принадлежало ребенку Линдберга, то в таком случае незаросшая парантральными костями теменная область служила бесспорным доказательством ненормальности развития Линдберга-младшего и явно уличала во лжи как Бетти Гоу, так и чету Линдбергов, утверждавших под присягой, что исчезнувший ребенок был совершенно нормален ( вопрос о нормальности похищенного ребенка прямо задавался Бетти Гоу, Чарльзу и Энн Линдбергам при их допросе под присягой в суде и все они утверждали, что никаких отклонений в развитии Линдберга-младшего не наблюдалось ). Если же считать, что свидетели не лгали и похищенный ребенок был действительно нормален и имел сросшиеся теменные кости, то это означало, что возле автотрассы Роуз-роад было найдено тело другого младенца. А стало быть аутопсия Чарльза Х. Митчелла никуда не годится ! Опытный адвокат ни в коем случае не позволил бы обвинению протащить ту экспертизу, которую озвучивал Митчелл. Несовпадения роста найденного трупа и исчезнувшего "ребенка Линдберга", никем не объясненный дефект развития парантральных костей давал защите уникальный шанс оспорить опознание трупа и тем самым снять с Хауптманна все обвинения в убийстве. Ибо нельзя обвинять в убийстве не доказав сам факт убийства ! При отсутствии трупа сына Линдберга министр юстиции Виленц не мог поддерживать обвинение Хауптманна в его убийстве. Опираясь на эту правовую норму, опытный и принципиальный адвокат был бы способен за 10 минут разрушить все обвинение на процессе. Но ничего подобного не произошло. Адвокаты Хауптманна абсолютно индифферентно заслушали судебно-медицинскую экспертизу и не предприняли никаких попыток отвести от подзащитного обвинения. Когда Хауптманн увидел, что Рейлли признал экспертизу, его изумлению не было предела. Как вспоминала Анна Хауптманн, ее муж написал написал гневную записку адвокатам, в которой потребовал объяснений происходящему. Это был, пожалуй, единственный случай на процессе, когда он потерял самообладание. Встреча, на которой настаивал обвиняемый состоялась. Рейлли, правда, на нее не явился, а прислал вместо себя Флемингтона. Последний общался с Хауптманном не более 1/4 часа, после чего, сославшись на необходимость "поработать со стенограммой", распрощался и покинул узника. Хауптманн был потрясен поведением адвокатов. Он заявил своей жене, что отныне не сомневается в существовании заговора, целью которого является его осуждение любой ценой. Встреча Хауптманна и Флемингтона была их единственной встречей с глазу на глаз за почти что полтора месяца ( с конца декабря 1935 г. по середину февраля 1936 г. ). После нее обвиняемый впал в жесточайшую депрессию, из которой до конца процесса уже не выходил. Типичным образчиком работы Рейлли как адвоката явился вызов в суд некоего Сэма Стреппоне, которому надлежало дать благоприятные для Хауптманна показания. Суть заявления Стреппоне сводилась к тому, что он якобы видел 14 мая 1933 г. Изадора Сруля Фиша с картонной коробкой в руках, точно соответствовавшей описанию той тары, в которую Чарльз Линдберг упаковал выкуп за своего сына. Сэм Стреппоне был владельцем небольшой мастерской по ремонту радио- и электротоваров и в эту-то мастерскую и приходил Фиш, отдавший в починку свой радиоприемник. По версии Рейлли получалось, что Изадор Фиш - настоящий похититель сына Линдберга - получил выкуп 2 апреля 1932 г. на кладбище Св. Раймонда и более года - вплоть до мая 1933 г. - разгуливал по Нью-Йорку с коробкой из-под денег ! Это выглядело, конечно, полным бредом, но Рейлли с большой помпой преподносил показания своего свидетеля. Как нетрудно догадаться, затея с вызовом Стреппоне в суд закончилась полнейшим крахом. При перекрестном допросе этого свидетеля, состоявшемся 6 февраля 1936 г., быстро выяснилось, что он неоднократно ( более 5 раз ! ) заключался в сумасшедший дом, причем однажды находился в строгой изоляции более 3 месяцев. Стреппоне был замечен в преследовании женщин, что дало основания присяжным видеть в нем человека лишенного строгих представлений о нравственности. В результате показания Сэма Стреппоне прозвучали недостоверно и легковесно и этот свидетель ничем не смог помочь Хауптманну. Т. о. получалось, что Рейлли носился с разного рода вздорными свидетелями и гипотезами ( вроде виновности упоминавшегося выше Реда Джонсона, друга Бетти Гоу ), но при этом игнорировал очевидные соображения, которые можно было реально обратить в пользу его подзащитного.
| ||
| . |
