Слова, вынесенные в заголовок этой главы, узнает любой, взявший на себя труд прочесть текст физико-технической экспертизы, проведенной радиологической лабораторией Свердловской городской санитарно-эпидемиологической станцией в период с 18 по 25 мая 1959 г. Собственно, из ее заключения они и взяты. Напомним, что тогда по постановлению следствия проверялись на наличие радиоактивности биосубстраты, полученные из внутренних органов Дубининой, Золотарева, Колеватова и Тибо-Бриньоля, детали их одежды и грунт из ручья, в котором были найдены тела погибших туристов.

     Тут возникают два взаимосвязанных вопроса, ответы на которые невозможно дать вне рамок версии «контролируемой поставки». Первый: что за радиоактивное вещество высокой чистоты, демонстрирующее исключительно бета-активность, оказалось на одежде погибших туристов? Второй: почему в поисках ответа на первый вопрос следователь Иванов обратился в радиологическую лабораторию Свердловской СЭС, а не в организацию, для которой подобное исследование не составило бы проблем?
     Пойдем по порядку, то бишь с конца. Следователь Иванов не утруждал себя установлением природы радиоактивного загрязнения, поскольку этого от него никто не требовал. А не трепали лишь потому, что имелась осведомленная инстанция, "Редставители которой хорошо знали, какой именно изотоп годился на одежде погибших. Им важно было убедиться, что Радиоактивные вещи не переданы, — и как только подтверждее было получено, дальнейшая работа Иванова оказалась не ужна- Она делалась просто бессмысленной и в каком-то смысле же вредной, поскольку грозила оглаской.
     Потому-то следователю и приказали не пытаться установить тип изотопа, расследование закрыть, а о физико-технической экспертизе в итоговом тексте постановления о закрытии следствия — не упоминать. Более того, сам текст ФТЭ засекретить, из дела изъять и отправить как отдельную единицу на храненив «особый сектор облпрокуратуры», где она благополучно и пролежала почти 40 лет, пока дело не было восстановлено в более-менее полном виде. Интересна формулировка, с которой была проделана эта замысловатая комбинация, приведем ее дословно, сохранив стиль подлинника: «листы дела 370—378 как не относящиеся к делу из дела изъяты и хранятся в особом секторе облпрокуратуры. Прокурор-криминалист Иванов. 10/УП-59г.». Нормально, да? Не забудем, что сначала прокурор-криминалист считал результаты ФТЭ настолько существенными, что написал о них в черновике «Постановления о прекращении дела», вызвав ярость областного прокурора Клинова. Тот в сердцах перечеркнул абзац, посвященный экспертизе, аж даже двумя линиями. Следователь Иванов после полученной головомойки моментально все понял, изменил свою точку зрения на прямо противоположную и признал результаты радиологической экспертизы «не относящимися к делу»! Однако фокусы с присвоением степеней секретности на этом не заканчиваются. Уже на следующий день — П/УП 1959 г. — следователь Иванов пишет новую шедевральную резолюцию, адресованную, очевидно, начальнику архивной части областной прокуратуры Роговой Ю. И.: «По указанию Н. И. Клинова просьба хранить (уголовное дело. — А. Р.) в секретном архиве, пакет (с текстом ФТЭ) хранить — в с/с производстве». «С/с» означает «совершенно секретное производство», именно в совсекретную часть Архива и была спрятана на многие годы как физико-техническая экспертиза, так и переписка Иванова с отделом кадров п/я 404, того самого Управления строительства № 859 Министерства среднего машиностроения, в котором работал с 11 сентября 1957 г. по 19 января 1959 г. Георгий Кривонищенко. Ну, а после всех этих манипуляций Иванов предусмотрительно ото-брал подписки о неразглашении материалов следствия у всех «посторонних причастных», то бишь студентов-поисковикоп и родственников погибших туристов.

 

В уголовном деле хранятся довольно любопытные записки, исполненные в июле 1959 г. собственноручно прокурором-криминалистом Л. Н. Ивановым, из которых можно понять, как от следователя по уже закрытом делу дятловцев требовали сокрытия текста физико-технической (радиологической) экспертизы. 10 июля Иванов извлекает из сданного в архив «дела» страницы с текстом ФТЭ и делает краткую запись об этом, указывая, что страницы отправлены «в особый сектор» архива, где хранятся секретные материалы. А уже на следующий день, (11 июля) со ссылкой на областного прокурора Клинова, следователь требует направить все дело в секретный архив, а пакет с текстом ФТЭ и перепиской с отделом кадров п/я 404 - в хранилище совершенно секретной документации. Невольно задаешься вопросом: чего же так испугались отважные работники прокуратуры спустя полтора месяца с момента благополучного закрытия «дела», что начали вдруг расшнуровывать сданные в архив тома и раскладывать их содержимое по конвертам?.

     Показательно и то, что территориальный орган КГБ, узнав о результатах ФТЭ товарища Левашова, остался странно равнодушен. И сотрудники госбезопасности совсем не озаботились установлением типа таинственного бета-излучателя, да и вопросов относительно погибших туристов нигде никому не задавали Даже отца Кривонищенко на допрос в КГБ не вызвали... и отца Слободина — тоже. Из-за каких-то пустяков вроде частушек написанных от руки на банкнотах, целые отделы работали чуть ли не круглосуточно, а тут — 9 человек погибли чудовищной смертью, из них трое — явно не от переохлаждения, двое являлись секретоносителями высокой степени допуска, у погибших оказались найдены три разнородных предмета одежды со следами некоего высокоактивного изотопа высокой чистоты и... ничего! Областному управлению КГБ до этого нет никакого дела!
     Что бы это могло значить? Да только то, что «осведомленная инстанция» была по своему статусу выше свердловского областного управления КГБ и находилась в Москве. Где, собственно, и задумывалась вся операция «контролируемой поставки» радиоактивного груза.
     А теперь самое время сказать несколько слов о том, с какого рода радиоактивным грузом мы имеем дело в рассматриваемом случае. Все-таки важно понять, чем же по своей природе являлась таинственная ноша, ради которой Комитетом государственной безопасности была задумана и реализована до такой степени нетривиальная операция, что даже спустя более полувека наши сограждане не могут поверить в ее возможность. Только прежде чем назвать таинственный изотоп и объяснить важность всего того, чем занимались сотрудники КГБ в районе Холат-Сяхыл в конце января 1959 г., совершенно необходимо сделать некоторое отступление в историю отечественной военной техники.
     К середине 1950-х гг. как в странах социализма, так и в крупнейших капиталистических государствах в области создания и массового внедрения в войска различных вооружений наметился революционный скачок. С момента окончания Второй мировой войны практически во всех видах и родах войск произошла смена поколений — появились ядерное оружие, массовая реактивная авиация, баллистические ракеты разных классов, атомные подводные лодки, зенитные управляемые ракеты, радиолокационные станции разных типов и назначения и т. д.и т. п. Техническая мысль советских конструкторов военной техники уже билась над обоснованием таких перспективных видов оружия, как самолеты с атомными двигателями, передвижные атомные электростанции на танковом шасси, ядерные торпеды сверхкрупного калибра для формирования цунами, высотные крылатые ракеты межконтинентальной дальности и пр. Анализируя события той эпохи, трудно отделаться от ощущения, что слово «невозможно» как будто исчезло из русского языка — вторая половина 1950-х гг. оказалась временем, когда ставились и решались задачи, казавшиеся совершенно фантастичными еще 5 лет назад.
     В 1956-1957 гг. в Специальном конструкторском бюро №43 (ныне Санкт-Петербургское морское бюро машиностроения «Малахит») молодым тогда начальником сектора перспективного проектирования Анатолием Борисовичем Петровым была предложена совершенно революционная для своего времени концепция «сверхмалой атомной лодки-автомата». Сам конструктор называл свое детище «подводным истребителем». Корабль виделся ему максимально автоматизированным, скоростным и глубоководным — по всем этим параметрам ему предстояло превзойти все существовавшие и перспективные атомоходы вероятного противника. Экипаж лодки Петрова должен был составлять всего 12-15 человек, а водоизмещение не превышать 2 тыс. тонн. После нескольких лет проработок идеология «подводного истребителя» получила признание и в конечном счете была реализована в уникальном во многих отношениях проекте подводных лодок, известных под шифром «705». Одновременно с проектом 705 СКБ № 143 продвигало еще один по-настоящему революционный проект, вошедший в историю под шифром 661. Он, хотя и предусматривал создание подводной лодки, по своим кораблестроительным элементам и эксплуатационным характеристикам более «классической», нежели корабли 705-го проекта, тем не менее включал немало прорывных технических идей.

Анатолий Борисович Петров (1923—1982), конструктор от Бога, инженер исключительной творческой интуиции. В 1950 г., во время учебы в Ленинградском Кораблестроительном институте, выбирая тему многоэтапного курсового проекта, Анатолий Борисович решил разрабатывать подводную лодку «с единым двигателем», т.е. дизельной установкой, не нуждающейся для работы в атмосферном воздухе. Преподаватели «Корабелки» схватились за голову — в то время это было самое перспективное направление развития подводного флота и в Советском Союзе активно разрабатывались лодки подобного типа. Но все это было глубоко секретно, а тут какой-то студент додумался до главных тайн «советской оборонки» самостоятельно! Примечательно, что Петрову разрешили разрабатывать его «лодку с единым двигателем» и он в конечном счете защищал по этой теме дипломную работу, которая, понятное дело, не имела аналогов среди дипломных работ других студентов. Примечательно и другое — за почти 30 лет работы конструктором Анатолий Борисович, буквально ежедневно сыпавший парадоксальными идеями и инженерными решениями, оформил патент всего лишь на одно изобретение — ему просто было скучно заниматься такими глупостями. .

     В рамках обоих названных проектов советскими конструкторами планировалось совершить почти невозможное — отказаться от стали в качестве главного конструкционного материала. Со времен бронзового века железо и его различные сплавы являлись технологической основой земной цивилизации, и не будет ошибкой сказать, что человеческое общество и известный нам быт стали такими лишь потому, что на определенном этапе познания мира люди научились обрабатывать железо и пользоваться железными орудиями труда. И железным оружием тоже. Теперь же перспективное мышление советских военных конструкторов выводило человечество на новый уровень технологического совершенства, на котором стали предстояло уступить место титану.
     Нельзя, правда, не отметить, что сталь и ее сплавы с точки зрения технологии, в общем-то, совсем неплохи — они подда-ются ковке, штамповке, сварке, гибке, прокату в лист и профиль силового набора. Вместе с тем есть несколько принципиальных «но», от которых очень хотели бы избавиться конструкторы СКБ-143: сталь коррелирует в морской воде, имеет довольно высокую плотность (а значит, и массу конструкций) и, наконец, она магнитна. Вот лишь небольшая цитата: «при разработке предэскизного проекта 661 рассматривались три альтернативных варианта выбора материала корпуса: сталь, титановый сплав и алюминий. Нецелесообразность применения алюминия доказывалась достаточно убедительно, а вот интерес к титановым сплавам как к особому конструкционному материалу с высокой прочностью при малом удельном весе, высокой коррозионной стойкостью, немагнитностью оправдывался специфическими условиями эксплуатации подводной лодки, когда снижение веса конструкций и повышение долговечности оказывались особенно ценны» (цит. по: Дергачев Ф. Г. Первая в мире высокоскоростная подводная лодка проекта 661: сб. ст. СПб.: Гангут, 1998. Вып. 14. С. 60-61).
     Было известно, что титан в морской воде обладает свойствами благородного металла, этот металл парамагнетик, наконец, он имеет небольшую плотность. Именно на него Анатолий Петров и делал ставку как на потенциальный «металл будущего». Правда, были и загвоздки — цена чистого титана превышала Цену золота, а единственный его производитель в СССР — Запорожский титаново-магниевый комбинат — выпускал всего лишь 2 тыс. тонн титановых сплавов в год. Само качество титановых сплавов никак не соответствовало запросам подводников. Известен случай, который повторяли как анекдот: один из маститых оппонентов молодого Анатолия Петрова (тот закончил Ленинградский кораблестроительный институт лишь в 1950 г.), желая высмеять «мальчишку-фантазера», принес на совещание в кабинет директора СКБ Перегудова шайбу из титанового сплава. Он катнул ее по поверхности стола, дождался, когда шайба упала на пол и раскололась, после чего ехидно поинтересовался: «И вы, юноша, из этой трухи хотите делать свои подводные истребители?»

     Может показаться невероятным, но скептики были сокрушены. Группа молодых ученых из ленинградского Центрального научно-исследовательского института № 48 (ЦНИИ-48, ныне ЦНИИ «Прометей») разработала уникальный корпусной сплав на основе титана и технологии, необходимые для его обработки (в том числе резки и сварки в среде инертного газа). Результаты «мозгового штурма», предпринятого сотрудниками ЦНИИ-48, оказались столь обнадеживающими, что еще до окончания исследовательских работ «по титану» совершенно секретным совместным постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 28 августа 1958 г. «О создании новой скоростной подводной лодки, энергетических установок новых типов и развитии научно-исследовательских, опытно-конструкторских и проектных работ для подводных лодок» именно титан был определен в качестве материала для строительства подводных лодок проекта 661 (построили, правда, всего одну лодку, но изначально планировалась серия). Несколько позже было принято аналогичное решение и по проекту 705, хотя в нем уже предполагалось использовать иной тип титанового сплава. Специальными решениями Партии и Правительства в СССР стала создаваться крупнейшая в мире титановая промышленность, и уникальный производственный комплекс этого направления был заложен на Среднем Урале.

Таким был первоначальный проект — вернее, один из нескольких первоначальных проектов — миниатюрного «подводного истребителя», концепцию которого предложил молодой ленинградский инженер Анатолий Петров. Высокоавтоматизированная атомная подводная лодка из титана с глубиной погружения 600 м и скоростью подводного хода 45 узлов должна была управляться экипажем всего из 12-15 человек. Создание флота из таких лодок грозило произвести переворот во всей теории «войны на море», обесценив надводные корабли как класс вооружений.

     Итак, летом 1958 г. Советской Союз стоял на пороге революционного прорыва в области технологий строительства подводного флота. Не зря говорится, что подводные лодки — это оружие слабейшего; не имея возможности бороться с десятками авианосцев и сотнями крейсеров стран НАТО, Советский Союз мог обесценить морскую мощь своих противников роем сверхскоростных и сверхманевренных подводных лодок из титана, способных продемонстрировать невиданные тактико-технические данные. К слову сказать, лодки проектов 661 и 705 остаются и поныне самыми скоростными и маневренными подводными судами в мире. За истекшие десятилетия ни одна морская держава не сумела построить ни единого судна, способного хотя бы приблизиться по этим параметрам к упомянутым советским субмаринам.

     ( на предыдущую страницу )                                        ( на следующую страницу )