На главную.
Пытки и казни.
Убийство Анастасии Шумской, домоправительницы графа Аракчеева.
( интернет-версия* )


     На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. N 5351-I "Об авторском праве и смежных правах" (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков "копирайт" ( либо замещение их иными ) при копировании даных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 ("Возникновение авторского права. Презумпция авторства.") упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции ( антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т.е. сайта "Загадочные преступления прошлого"(http://www.murders.ru/)) является грубейшим нарушением ст.11 ("Авторское право составителей сборников и других составных произведений") всё того же Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах".
     Раздел V ("Защита авторских и смежных прав") упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта "Загадочные преступления прошлого" широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов ( получения с ответчиков: а)компенсации, б)возмещения морального вреда и в)упущенной выгоды ) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права ( т.е. по меньше мере до 2069 г.).

©А.И.Ракитин, 2001 г.
©"Загадочные преступления прошлого", 2001 г.

Страницы :     (1)     (2)     (3)


стр. 1


    Россия, 1825 год, Новгородская губерния... Военные поселения, рожденные фантазией генерала от артиллерии Алексея Андреевича Аракчеева, явились, пожалуй, первым земным воплощением коммунистического "Города-солнца", в котором волею их создателя оказались уничтожены различия между трудом физическим и умственным, военной службой и крепостной зависимостью, между городом и деревней. Мызы, мельницы, амбары, арсеналы, школы, цейхгаузы - все постройки военных поселений выкрашивались в уставной желтый цвет ; поселки были разбиты на прямолинейные улицы, точно военные городки.

По команде поселяне укладывались спать, вставали, ходили в церкви, на общественные работы. По команде начальника они женились, причем главный организатор этой затеи не ленился лично составлять списки молодоженов. Беременные женщины разрешаться от бремени тоже должны были сообразно руководящим установкам : генерал Аракчеев почитал нецелесообразным рождение девочек и потому периодически штрафовал матерей, их рожавших. Впрочем, о нравах и традициях, царивших в военных поселениях впереди предстоит разговор отдельный и обстоятельный, пока же просто отметим безо всякого преувеличения, что здесь в 1825 г. "порядок" означал "косность", "искренность"-"раболепие", а слов "свобода" и "уважение" не существовало вовсе. По причине их полнейшей неприменимости в обиходе.
    Граф Аракчеев ( см. рис.1 ) принадлежал к породе нудных педантов и имел обыкновение входить во всяческие мелочи.

рис.1 : Могущественный фаворит эпохи Императоров Павла Первого и Александра Первого генерал от артиллерии, граф Алексей Андреевич Аракчеев.


Ежедневно начальник корпуса военных поселенцев собирал со своих подчиненных письменные рапорта, которые не ленился читать, визировать, отправлять в свой архив на хранение и извлекать оттуда, когда в том возникала надобность. Он изводил свой штаб мелочной регламентацией, лишенной всякого здравого смысла. Аракчеев назначал даты покосов, определял границы лесных делянок под вырубку, делал личные распоряжения о всех постройках на подведомственной территории независимо от того, будь то колодец, казарма или овин. Необходимость доклада генералу заставляла трепетать офицеров, поскольку угодить желчному сквалыге было почти невозможно - он вечно бывал недоволен сроками, сметами и объемами. И никогда не благодарил. Казалось, в лексиконе этого чиновника просто не было слов для обозначения нормальных человеческих чувств и эмоций.
    Резиденцией Аракчеева была деревня Грузино - его родовая вотчина, в которой он родился 23 сентября 1769 г. Когда в 1817 г. начался масштабный опыт по переводу кадровых частей на военное поселение именно эта деревенька сделалсь штаб-квартирой одного из крупнейших чиновников Империи. За несколько лет Грузино преобразилось необыкновенно, превратившись в нечто среднее между настоящим городом и чистенькой немецкой деревенькой. Тут были мощеные улочки, с палисадничками и клумбочками, ресторан, библиотека, почтовая станция, отделение банка. Хорошая шоссейная дорога соединяла село с губернским центром и прочими поселениями. За восемь лет ( т. е. в 1817-25 гг. ) тут побывали практически все иностранные послы и гости Империи ; сюда приезжал Государь Император Александр Первый ; тут побывали высшие сановники государства. Здесь Алексей Андреевич Аракчеев демонстрировал гостям невиданные успехи задуманной им военной реформы.
    Именно отсюда Аракчеев отправился 6 сентября 1825 г. в инспекционную поездку по другим поселениям военного округа. Поездка обещала затянуться на неделю, не меньше, поскольку подчиненные давали слишком много поводов для неудовольствия Алексея Андреевича. Утро 10 сентября 1825 г. генерал посвятил осмотру построек в поселении полка своего имени - Аракчеевском. Увиденным он остался крайне неудовлетворен. Начав с выговора строителям, генерал быстро возбудился и перешел на крик, после чего прибег к более осязаемому педагогическому приему - отправил на местную гауптвахту как инженерного капитана Симкова, так и подчиненную ему команду плотников. Не удовлетворясь наказанием, Аракчеев догнал марширующий взвод и лично отвел его на гауптвахту. Там Аракчеев собственноручно запер замки и ключи от них положил в карман. Сие могло означать только то, что генерал планировал возвратиться на гауптвахту и продолжить наказание военнослужащих, вызвавших его неудовольствие.
    В это самое время на взмыленной лошади примчался общинный голова из села Грузино по фамилии Шишков. Он осторожно попросил одного из адъютантов передать полковому командиру фон Фрикену, что ему срочно следует поговорить с ним - Шишковым - но в тайне от генерала Аракчеева. Фон Фрикен отделился от группы сопровождавших Аракчеева офицеров и подошел к Шишкову. Последний сообщил полковнику, что "в Грузино неблагополучно, Настасья Федоровна очень больна".
    Упомянутая Настасья Федоровна ( см. рис. 2 ) была официально домоправительницей графа ; фактически же она делила с ним постель и заправляла всеми его домашними делами.


рис. 2 : Любовница графа Аракчеев, официально именовавшаяся "домоправительницей" и даже получавшая за это содержание от Военного министерства Анастасия Федоровная Шумская ( Минкина ), имела на него неограниченное влияние.


Их роман начался четвертью века ранее и ему ничуть не помешал брак Аракчеева, состоявшийся в 1806 г. Простая необразованная девка, дочь цыгана Федьки Минкина взяла над всесильным временщиком такую власть, какую непосвященному человеку даже и вообразить было трудно. С годами власть лихой цыганки только крепла. Когда началась эпоха построения военных поселений Анастасия Федоровна официально попала в штат графа и получала из фондов Военного министерства 400 руб. в месяц. Еще на заре их связи она убедила своего всемогущего любовника в том, будто беременна от него и тот выправил ей подложные документы о дворянском происхождении. Цыганка Настька Минкина, дочь нехристя и конокрада, превратилась в одночасье в столбовую дворянку Анастасию Шумскую - история почти фантастическая в условиях крепостнической России ! Когда у нее родился сын ( а об этом придется рассказать ниже в деталях ) граф подарил любовнице 24 тыс. рублей. Ловкая наложница сумела убедить недоверчивого Аракчеева в том, что тот сделался папой и всесильный временщик весь остаток своей жизни нянчился с полудурком, абсолютно непохожим на него внешне. В конце-концов хитрый интриган вроде бы начал понимать, что сделался жертвой ловкой интриги, растянувшейся на многие годы. Но все это будет потом, через несколько лет. Пока же - в 1825 г.- граф Аракчеев пребывал в счастливом неведении насчет своего отцовства, а его домоправительница жила в роскошном доме ( скромно именуемом "флигелем" ), украшенном резьбой по дереву и зеркальными окнами. Дом этот по праву являлся украшением деревни Грузино и находился как раз через дорогу от дома самого Аракчеева. Анастасия Шумская, не имевшая никакого официального статуса, общалась с иностранными послами вместе с графом, поила чаем Императора и это в то время никого не удивляло. Что ж тут могло быть удивительного ? Она же - домоправительница графа Аракчеева !
    Фон Фрикен, выслушав Шишкина, приблизился к Аракчееву и осторожно сказал ему, что "Настасья Филлиповна заболела". По воспоминаниям А.К. Граббе, оказавшегося свидетелем этой сцены, "Аракчеев вздрогнул и заплакал".
    Как старнно все это выглядит ! Мучитель и тиран, о выходках которого в этом очерке придется еще говорить не один раз, едва услыхав о недомогании любовницы, моментально съежился и превратился в полное ничтожество. Момент этот очень важен для понимания сущности взаимоотношений Шумской и Аракчеева, если говорить точнее, глубокой психологической зависимости последнего от первой.


    Итак, заплаканный граф, моментально позабыл о посаженных на гауптвахту солдатах и помчался к своей карете, чтобы не медленно отправиться в Грузино. Ключи от гаупвахты он увез с собою и замки там впоследствии пришлось сбивать : среди офицеров военных поселений не нашлось смельчака, который осмелился бы напомнить Аракчееву о его забывчивости. Штрих весьма характерный, выпукло показывающий отношения между должностными лицами той поры...
    До Грузино было почти тридцать верст. Аракчеев приказал гнать без остановки и еще до полудня его экипаж почти покрыл это расстояние. Вместе с Алексеем Андреевичем этот путь проделали главный доктор военных поселений К. Миллер и упоминавшийся выше командир полка фон Фрикен. Не доезжая села, Аракчеев повстречал двигавшегося навстречу капитана пионерного ( саперного ) отряда по фамилии Кафка, которого хорошо знал. Граф поинтересовался у него самочувствием Шумской. Ответ капитана был обескураживающе-простодушен : "Не нужно никакой помощи, Ваше Сиятельство, голова осталась на одной только кожице". Воистину, простота хуже воровства ! Сообразив, что речь идет об убийстве любовницы, Аракчеев вывалился из экипажа, с воплями покатился по луговой траве, начал рвать на себе волосы и т. п. По воспоминаниям свидетелей этой сцены граф матерно ругался, кричал, чтобы его самого зарезали, катался по земле, плакал и пускал слюни. Вид его был ужасен. Доктор Миллер и лакей насилу справились с Аракчеевым и посадили его обратно в экипаж.
    При приезде в Грузино обстоятельства происшедшего получили некоторое объяснение.
    Труп Анастасии Шумской с многочисленными ножевыми ранениями был обнаружен в седьмом часу утра 10 сентября. Как уже было упомянуто, Анастасия Федоровна занимала изящный особняк, скромно именовавшийся "флигелем", через дорогу от усадьбы самого графа. За домом распологался богатый сад, куда выходила роскошно украшенная веранда. Именно с вернады Шумская по утрам отдавала распоряжения дворне, толпившейся у ее ног. В это утро домоправительница к работникам не вышла, они прождали ее больше часа, пока, наконец, комнатная девушка не прошла в спальню, чтобы посмотреть, почему хозяйка не просыпается. Оказалось, что хозяйка, вся залитая кровью, лежит на полу в большой зале. Признаков жизни Шумская не подавала. Общинный голова Шишкин, прекрасно осведомленный об этих драматических обстоятельствах, отправился проинформировать графа, но не решился прямо заявить ему об убийстве и сказал, будто домоправительница эаболела.
    Арачеев отправился лично осматривать место преступления. В сопровождении офицеров штаба он прошел в дом и обнаружил, что тело домоправительницы было уже убрано и положено в гроб в большой комнате. Насильственный характер смерти женщины не вызывал сомнений. Шея была разрезана до позвоночника ; по следу ножа можно было заключить, что проделано это было в несколько приемов ( т. е. не одним движением ). Шумская отчаянно сопротивлялась : пальцы обеих ее рук были изрезаны - такое могло произойти только в следствие того, что женщина пыталась удерживать нож за лезвие. Кроме того, преступник или преступники, нанесли несколько ударов ножом в грудь и живот. Доктор Миллер, осмотревший тело Настасьи Федоровны, сообщил о результатах осмотра только Аракчееву и никаких официальных документов не оставил, поэтому сейчас невозможно сказать что-либо определенное и количестве и характере этих ранений. Есть упоминания о том, будто ножом оказались разрезаны губы и язык Шумской, но так ли это было на самом деле доподлинно неизвестно. Во всяком случае, официальные следственные документы, упоминая о ранах на шее, животе, груди, пальцах рук ничего не сообщали о повреждениях лица.


    Самообладание, которое незадолго до того сумел восстановить Аракчеев, вновь покинуло графа едва только он приблизился к телу своей любовницы. Он впал в состояние полнейшей невменяемости и казался со стороны человеком, лишившимся разума : Аракчеев повалился на гроб, разорвал на себе платье, схватил окровавленный платок своей домоправительницы и принялся метаться с ним по комнатам. Рыдания его перемежались воплями, типа, "режьте меня живого !" ни к кому конкретно не обращенными. В таком умопомрачении он пробыл фактически сутки и за это время ничего не выпил и не съел. Понятно, что никаких рассудительных мер, направленных на открытие преступников, он в таком состоянии предпринять не мог.
    Поэтому первые усилия по расследованию загадочного убийства приложил полковник фон Фрикен. Он распорядился немедленно заковать в кандалы и поместить в тюрьму всю дворню, бывшую в подчинении Анастасии Федоровны. Тюрьма у Аракчеева была своя, частная ; ее называли на французский манер "эдикюль" и помещалась она в глубине того самого прекрасного сада, вид на который открывался с веранды Анастасии Федоровны. По команде полковника в "эдикюль" отправились 24 человека, закованные по рукам и ногам.
    Специальным письмом полковник поставил в известность о совершившемся преступлении новгородского гражданского Губернатора Дмитрия Сергеевича Жеребцова. Тот немедленно ответил, что лично прибудет в Грузино, дабы засвидетельствовать свои соболезнования графу Аракчееву, а пока же вперед себя посылает советника Псковитинова, которому и надлежит заняться расследованием чрезвычайного происшествия.
    Розыск виновных не обещал особых затруднений. Одна из трех комнатных девушек погибшей домоправительницы - 21-летняя Прасковья Антонова - еще до приезда Аракчеева безо всяких внешних побуждений призналась в том, что зарезала собственноручно спящую хозяйку. Эти слова слышала многочисленная дворня, это же признание Прасковья повторила перед лицом онемевшего от ярости графа, когда он самолично взялся "разбираться" с дворней. Вместе с тем, ряд моментов уже в первый день розысков показался подозрителен как фон Фрикену, так и самому Аракчееву.
    Во-первых, общинный голова Шишкин рассказал начальникам о том, что сразу же после обнаружения тела Настасьи Федоровны ее кухмистер ( заведующий складом ) Иван Аникеев жестоко избил старшую из комнатных девушек - 30-летнюю Аксинью Семенову. Избиение это показалось Аракчееву довольно странным, поскольку по словам Прасковьи Антоновой она нарочно удалила из "флигеля" Аксинью Семенову, придумав ей поручение от имени хозяйки. Семеновой, якобы, следовало выйти к садовникам и распорядиться насчет посадки кустов в саду. Садовники подтверждали факт появления в саду Семеновой и разговор с нею по поводу посадок. Кухмистер Аникеев пользовался полным доверием погибшей домоправительницы, но когда Аракчеев обратился к нему за разъяснениями, тот не смог внятно объяснить своей расправы над Семеновой. У графа сложилось мнение, что Аникеев чего-то недоговаривает и это еще больше взвинтило Аракчеева.
    Во-вторых, весьма странно выглядело то, что никто из дворни, якобы, не слышал ничего подозрительного вплоть до момента обнаружения тела погибшей. Осмотр места преступления не оставлял сомнений в том, что Шумская отчаянно сопротивлялась напавшему на нее. Трудно было представить, чтобы смертельная схватка не сопровождалась криками и призывами помощи. Оконные рамы были одинарными, поскольку в начале сентября еще не успели вставить вторые рамы для зимнего утепления. Казалось невероятным, чтобы крик, исходящий из комнаты на первом этаже, не был услышан кем-то из дворни - теми же садовниками, разговаривавшими с Семеновой перед домом.
    В-третьих, при осмотре места преступления был найден большой окровавленный нож, очевидно, послуживший орудием убийства. Подобный нож не мог находиться в распоряжении комнатных девушек - его можно было добыть только на кухне. Исходя из этого соображения представлялось вероятным, что Прасковья Антонова имела сообщника или сообщников, предоставивших в ее распоряжение большой мясницкий нож.
    Эти доводы заставляли графа смотреть на свою дворню с крайним недоверием и подозревать предварительный сговор нескольких лиц, т. е. - заговор. В качестве цели заговора Аракчеев увидел... самого себя. Это может показаться неожиданным и никак не согласующимся со здравым смыслом, но в своем письме Императору Александру Первому граф через несколько дней многозначительно обронит : "можно еще кажется заключать, что смертоубица имел помышление и обо мне". Тезис этот не выдерживает никакой критики, но к нему Аракчеев возвращался в дальнейшем еще не раз.
    Вообще, события в Грузине 10 сентября 1825 г. вызвали бурную переписку высших должностных лиц Империи. Прежде всего Алексей Андреевич Аракчеев, несмотря на слезы и истерику, вызвал к себе вечером 10 сентября протоиерея местной сельской церкви Николая Степановича Ильинского и приказал ему готовить похороны Настасьи Шумской... возле храмового алтаря. Священник был прекрасно осведомлен как об образе жизни погибшей ( об этом еще предстоит большой разговор впереди ), так и об обстоятельствах ее гибели и потому приказ всесильного императорского фаворита поверг Ильинского в шок. Священник написал письмо преосвященному Моисею, викарию Новгородскому, в котором попросил разрешения исполнить приказ графа. Моисей ответить не успел, поскольку в дело вмешался архимандрит юрьевский Фотий ( еще один императорский фаворит с репутацией весьма неоднозначной ), который в это время направлялся через Новгород в Грузино, утешать страдавшего Аракчеева. Фотий, пользовавшийся огромным влиянием в силу своей близости к Императору, заявил, что сам урегулирует деликатную ситуацию и попросил преосвященного Моисея не вмешиваться. По приезде в Грузино архимандрит рассказал Аракчееву о том, что протоиерей Ильинский, не полагаясь на приказ графа, написал письмо в Новгород. Эта новость вызвала вспышку ярости Аракчеева, который ждал безусловного подчинения его воле. Аракчеев заявил бедному Ильинскому, что "тебе не будет места на земле". Чтобы спасти бедного протоиерея от ярости графа, хорошо известного своей злобностью и мстительностью, пришлось вмешаться сначала Митрополиту Новгородскому Серафиму, а затем и Святейшему Синоду. Сначала Николая Степановича Ильинского перевели в Боровичи, небольшой городок Новгородской губернии, а впоследствии - в Санкт-Петербург. К слову сказать, через много лет, уже будучи постриженым в монахи, этот человек сделался наместником Александро-Невской лавры ( под именем Никанора ).
    Чрезвычайно озаботился событиями в Грузино сам Император Александр Первый. Забегая несколько вперед следует отметить, что монаршим рескриптом от 3 октября 1825 г. генерал-майор Петр Андреевич Клейнмихель, начальник штаба отдельного корпуса военных поселений, был командирован из Таганрога ( где он сопровождал Императора в поездке по югу России ) в Новгород. Клейнминхелю надлежало лично курировать расследование убийства Настасьи Шумской. Дело таким образом приобретало государственную важность ! Оно оказалось на контроле у Императора !
    Соответственно, ходом расследования оказались чрезвычайно озабочены все учреждения правоохранительной системы государства : Министерство юстиции, Министерство внутренних дел, Сенат. В Новгород были командированы чиновники этих ведомств, которые приняли на себя труд информировать столицу о всех перипетиях сыска.
    Но вся эта гигантская бюрократическая машина закрутится чуть позже - в конце сентября-начале октября 1825 г.
    Между тем, в Грузино прибыл Псковитинов, опытный чиновник новгородской уголовной палаты, на своем веку немало повидавший кровавых преступлений. Он деятельно принялся за дело. Ему не было дела до игры придворных самолюбий и тонкостей светской политики, он взялся за расследование конкретного и вполне очевидного дела. Мотив убийства, по мнению чиновника, был куда проще и очевиднее пресловутого "заговора против его сиятельства графа". Любому разумному человеку было ясно, что заговорщики, если бы таковые действительно существовали, покушались бы на самого графа, но никак не на его любовницу. А потому, по версии Псковитинова, убийцами двигала банальная месть, поскольку домоправительница Аракчеева полностью соответствовала графу своим крутым и злобным нравом. Только такой тиран в юбке мог четверть века оставаться любезным очерствелому сердцу этого сухого педанта.
    Расследование Псковитинова быстро двинулось сразу в нескольких направлениях. Прежде всего, он озаботился установлением происхождения ножа, найденного на месте преступления. Не составило большого труда доказать, что нож был взят с графской кухни. Следователь вызвал к себе работавшего в тот день на кухне младшего брата Прасковьи Антоновой и просто поинтересовался у него : "Твой ли нож, братец ?" Потрясенный прозорливостью чиновника Василий Антонов упал ему в ноги и признался, что нож действительно принадлежит ему и этим самым ножом именно он, а не старшая сестра, совершил убийство. Псковитинов приказал немедленно раздеть Василия : на шароварах и подкладке зипуна последнего были обнаружены бурые следы, похожие на кровавые. Тут на руку следователю сыграло то обстоятельство, что никто из дворовых людей Аракчеева не успел переодеться - все они были закованы в кандалы в той самой одежде, в какой их застала весть об убийстве домоправительницы.
    Следователь распорядился осмотреть одежду всех остальных задержанных. Преступление было очень кровавым, а это значило, что соучастники ( если таковые существовали ) должны были перепачкаться кровью жертвы. Но более подозрительных пятен ни на чьей одежде обнаружить не удалось.
    По версии Василия Антонова события утра 10 сентября 1825 г. выглядели следующим образом. Старшая сестра, страдая от всяческих унижений и побоев со стороны Настасьи Федоровны, неоднократно жаловалась на это брату. Не видя ни малейшего способа покончить с систематическими издевательствами стареющей наяды, Василий несколько раз говорил сестре, что готов расправиться с Шумской. Но дабы обезопасить себя, в качестве обязательного условия он выставил требование, чтобы сестра взяла на себя вину за преступление. Прасковья давала на то устное согласие. Брат и сестра ждали удобного случая для нападения. В шестом часу утра 10 сентября сестра сказала ему, что как раз такой случай представился : одна из трех комнатных девушек находилась в заключении в "эдикюле", другую - Прасковья ручалась отвлечь, сама же хозяйка уснула не в спальне, дверь которой обыкновенно запиралась на ночь, а в проходной комнате на канапе ( нераскладном диване ). Антоновы решились действовать немедля. Прасковья пошла вперед, оставив боковую дверь на улицу открытой, и отослала другую комнатную девушку - Аксинью Семенову - в сад. Василий проник в дом спустя несколько минут и немедленно набросился на спавшую Анастасию Федоровну. Тихого убийства не получилось : проснувшаяся женщина оказала отчаянное сопротивление, борьба, начавшись на канапе, быстро переместилась на пол. Грохот опрокидываемых стульев и крики жертвы очень беспокоили Василия, но на помощь домоправительнице никто не пришел. Убегая с места преступления он не заметил, что позабыл в комнате нож, впоследствии решил, что обронил его где-то на обратном пути. Довольно быстро Василий восстановил полное самообладание ; когда через несколько часов ему пришлось по русскому обычаю приготовить и поставить перед гробом убитой им женщины кутью, он это сделал бестрепетно и ничем себя не выдал.
    Помимо разоблачения непосредственного убийцы, Псковитинов взялся исследовать поведение остальной челяди, как, впрочем, и самой погибшей. И то, и другое являлось немаловажным для понимания глубинных причин происшедшего. Отношения крепостных крестьян и их господ - увы! - в те весьма мрачные ремена были далеко не такими идиллическими, как это может показаться некоторым нынешним наивным последователям монархической идеи. Уголовная история России являет немало мрачных случаев расправ крепостных людей над своими господами-притеснителями. В 1821 г. крепостной Минаев убил своего хозяина - чиновника Тимофеева ; в 1806 г.- кучер Кондратьев расправился с графом Яблонским; в 1790 г. дворня артиллерийского капитана Маслова замучила его, не вынеся систематических притеснений; в июле 1811 г. погиб от рук своих крепостных фельдмаршал М. Каменский. Разумеется, Псковитинов знал об этих и им подобных случаях ; кроме того, он знал и крутой нрав самой погибшей, а потому не сомневался, в каком направлении надлежит вести расследование.

(продолжение)

.

eXTReMe Tracker