На главную.
Убийства детей.
Уральский Монстр.
(Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза.)

13. "После моего крика женщина не оглянулась..."


     Вова Петров рос в семье неблагополучной, нищей даже по критериям скудных предвоенных лет, и за свою короткую несчастливую жизнь видел мало радости.

Если вообще ее видел. Его мама, Евдокия Андреевна Петрова, к 42 годам умудрилась прижить четырех сыновей от четырех разных мужей. Дети ее - 18-летний Николай, 15-летний Андрей, 13-летний Геннадий и самый младший Вова, 3 лет - росли непохожими друг на друга, недружными, кое-как одетыми и вечно голодными. Последний муж Петровой - сильно пивший Иван Сидельников, отец самого младшего из сыновей - оставил Евдокию и вернулся к прежней своей жене, но... потом стал наведываться и интимные отношения бывших супругов оказались восстановлены. Этот факт он от своей новой старой жены не скрывал и жил фактически на два дома, как в известном анекдоте советских времен: "Жене сказал, что пошел к любовнице, любовнице - что ушел к жене, а сам - на чердак!"
     Евдокия Петрова обитала с сыновьями (язык не поворачивается назвать это прозябание "жизнью") в одном из самых мрачных районов Свердловска по адресу площадь Коммунаров, барак № 1. (**) Несмотря на пафосное название, в конце 1930-х гг. это была настоящая клошарская клоака, причем расположенная практически в геометрическом центре города. Планировка Свердловска, кстати, крайне нетипична для российских городов, традиционно растущих от центра к окраинам. Столицу же Урала возводили в разное время крупными районами, не придерживаясь однажды выработанного генерального плана. Поэтому крупные жилые массивы оказались к востоку от площади Коммунаров, к северу и западу, саму площадь активно перестраивали и облагораживали на протяжении всего десятилетия, но это мало помогло изменить общее состояние района. К югу от площади тянулись места малонаселенные и лишенные дорог и транспорта: убогого вида стадион, за ним старое Ивановское кладбище, завод утильсырья, собачий питомник, рядом огромная тюрьма, точнее, целый тюремный комплекс из нескольких зданий, именовавшийся в те годы "Изолятором специального назначения". Южнее район самостроя - несанкционированно построенных на огородных участках дощатых клетушек. К югу от огородов и самостроя находились кирпичный завод, громадная городская мусорная свалка, тут же целое искусственное озеро фекалий, в которое свозилось содержимое отхожих мест из многочисленных кварталов, лишенных канализации. Подле этого озера нечистот был устроен скотомогильник. Южнее этих весьма специфических достопримечательностей тянулся обширный заболоченный лесной участок, на котором велись довольно значительные торфяные разработки (Московский торфяник). Далее к югу рос настоящий лес, в который уходили 6 параллельных просек длиною по 400-500 метров. И все это дивное разнообразие, подчеркнем, находилось в черте города! От площади Коммунаров до Московского торфяника расстояние по прямой составляло примерно 1 800 метров.
     Этот географический экскурс совершенно необходим в контексте нашей истории.

Карта восточной части Молотовского района г. Свердловска. Штриховкой выделены районы: «1» — барачной застройки, непосредственно прилегавшей к площади Коммунаров, и «2» — самовольной застройки в районе Московского торфяника. Именно в бараках в районе «1» проживал пропавший в сентябре 1939 г. Вова Петров. Использована карта 1932 г., поскольку после 1940 г. бараки в районе площади Коммунаров были в своем большинстве снесены и на их месте возведены больница Верх-Исетского завода, электроподстанция и иные объекты, в силу чего карты последующих лет не позволяют получить представление о наличии и истинном расположении объектов на этой части территории Молотовского района. Знаком «*» и буквами обозначены: «a» — каменоломни к северу от Московского тракта, «b» — собачий двор, куда свозили отловленных на улицах города бродячих собак, «e» — скотомогильник, территория которого ранее использовалась для слива городских нечистот, «c» — завод по обработке утильсырья, «f» — кирпичный завод, «d» — свалка. Точкой «g» обозначена пожарная вышка на Московском торфянике. Что и говорить, район пустынный и мрачный! Приведенная карта особенно интересна для нас тем, что на ней указаны зоны ответственности территориальных отделов рабоче-крестьянской милиции: 4-го (кварталы, выделенные желтым цветом) и 1-го (зеленым). Легко заметить, что площадь Коммунаров находится как раз на границе их зон ответственности.


     Евдокия Петрова ушла из дома за картошкой 12 сентября в 11:20. В этом походе на рынок ее сопровождал старший из сыновей, Николай, ему предстояло дотащить мешок до дома. Младшенький Вова во время ухода матери играл возле барака. В то утро все сыновья ушли из дома, поскольку "на постой" прибыл Иван Сидельников, последний из мужей Евдокии; явился он, как водится, пьяный, принес с собою бутылку водки, которую выпил, и завалился спать. Дети ушли на улицу, чтобы не тревожить его сон. Обратно Евдокия с Николаем возвращались в 12:45; навстречу мчался средний из сыновей, Андрей, кричавший: "Вовка куда-то убежал!"
     Нельзя сказать, что Евдокия отнеслась к услышанному равнодушно - материнское сердце сразу почуяло неладное, хотя в прошлом уже бывало такое, что Вова уходил из дома в неизвестном направлении. Не далее, как два месяца назад он совершил самостоятельный поход в магазин, и тогда мать оказалась вынуждена потратить на его поиски полдня. Но теперь все было иначе, теперь во всех очередях только и было разговоров о похищениях малолетних детишек! Евдокия сразу же помчалась в первое отделение милиции, где ее заявление об исчезновении ребенка не приняли, сославшись на то, что площадь Коммунаров территориально относится к четвертому отделению. Тем не менее дежурный милиционер ее внимательно выслушал и даже попросил занести описание внешности пропавшего ребенка дежурному по детской комнате милиции, что Евдокия Петрова и сделала. Нельзя не отметить разительную перемену в отношении милиционеров к обращениям граждан: еще несколько месяцев назад никто бы из них даже пальцем не шевельнул в ответ на обращение встревоженной матери, а теперь - максимум внимания, дельный совет и готовность помочь. Вот что творит с бойцами сильно невидимого фронта живительный пинок начальства и визит московских "важняков", пристрастно проверяющих действия и бездействие утомленных суровыми буднями правоохранителей!
     Евдокия направилась в четвертое отделение и там ее заявление вызвало настоящий переполох. До этого все случаи исчезновений детей фиксировались в северной и восточной частях Свердловска, теперь же, похоже, таинственный злоумышленник решил сменить область своей активности. Евдокию Петрову принял лично начальник отделения, который не только распорядился принять все меры к розыску пропавшего малыша, но и обстоятельно допросил женщину.
     Все свободные силы 4-го отделения были брошены на осмотр территории, примыкавшей к площади Коммунаров. Примерно с 16 часов милиционеры приступили к опросу населения. На розыск мальчика были направлены и сотрудники 1-го отделения, которые проводили осмотр местности и опрос населения на своей территории (площадь Коммунаров в 1939 г. находилась на границе зон ответственности 4-го и 1-го отделений РКМ).

Карта г. Свердловска с указанием мест исчезновения детей в 1938–1939 гг. Точками обозначены места: «1» — похищения 12 июля 1938 г. Герды Грибановой, «2» — попытки похищения 10 февраля 1939 г. Бори Титова, «3» — покушения на убийство 1 мая 1939 г. Раи Рахматуллиной, «4» — похищения 12 июня 1939 г. Али Губиной, «5» — похищения 30 июня 1939 г. Риты Ханьжиной, «6» — похищения 22 июля 1939 г. Вали Камаевой, «7» — похищения 27 июля 1939 г. Лиды Сурниной, «8» — похищения 20 августа 1939 г. Ники Савельева и «9» — исчезновения 12 сентября 1939 г. Вовы Петрова. После похищения в августе в Сталинском районе Ники Савельева преступник вновь вернулся в западную часть города, в район поселка Верх-Исетского завода. Видимо, он регулярно бывал в прилегающих к месту похищения кварталах, вполне вероятно, там жили его родственники, либо ему приходилось там появляться по делам работы или учебы. Во всяком случае, существовала веская причина (возможно, даже не одна!), способная правдоподобно объяснить знакомым и родственникам регулярные появления преступника в западной части города. Примечательно, что активность злоумышленника не распространялась на районы Свердловска к северу и югу от Сталинского. Причин тому могло быть несколько и самая очевидная из них — худшая транспортная доступность северной части города, связанной с центром длинной петляющей трамвайной линией, по которой в 1939 г. был пущен только один маршрут.


     Во время допроса Евдокия Петрова рассказала о трудностях воспитания. Средние сыновья - Андрей и Геннадий - нигде не работали и не учились, особые хлопоты доставлял Гена, который несколько раз сбегал из дома и имел проблемы с милицией. В общем, мать с воспитанием явно не справлялась, не находила управы на взрослеющих детей. Характеризуя младшего из сыновей - пропавшего Вову - Евдокия Андреевна отметила: "Вова мальчик развитый, бойкий, посторонних никого не боится, ласковый ко всем, пойдет с кем угодно, лишь бы кто позвал". Разумеется, лейтенант Деев задал вопросы и о родном отце исчезнувшего малыша, на что Петрова отреагировала однозначно: "Сделать что-либо с Вовкой он ничего не сможет, ибо он его сильно любит". По ее словам, Иван Сидельников последние два дня провел у нее в бараке, то приходя, то исчезая на несколько часов, утром 12 числа, будучи нетрезв, вручил Николаю, старшему из сыновей Евдокии, 3 рубля, а Вове подарил 1 рубль. Хотя Сидельников вернулся к своей предыдущей жене, он не забывал о сыне и приносил Евдокии деньги без всяких угроз взыскать алименты по суду. По словам женщины, отец ежемесячно выплачивал примерно по 100 рублей, не очень регулярно, с задержками, но в среднем получалась примерно такая сумма. Интересно, что сам Сидельников, будучи спрошен о том же самом, заявил, что давал Евдокии примерно по 50-60 рублей в месяц, то есть женщина преувеличила поддержку с его стороны, что следует признать весьма нетипичным для отношений расставшихся супругов.

Площадь Коммунаров, барак № 1 — место проживания Вовы Петрова. Именно возле него мальчика в последний раз видели в 11:20 12 сентября 1939 г. мать и братья. На заднем плане видно новое здание. В конце 1930-х — начале 1940-х гг. район площади Коммунаров подвергся масштабной перестройке и облагораживанию, в результате чего его облик изменился радикально.


     Вскоре милиционеры, проводившие опрос жителей района, обнаружили первого важного свидетеля. Мария Степановна Вяткина, 39-летняя кладовщица городской больницы № 1, рассказала, что видела Вову Петрова около 12 часов дня в сквере у здания тюрьмы на улице Репина, дом № 4, рядом с Ивановским кладбищем. Причем за несколько минут до этого она видела мать и старшего брата - то есть Евдокию и Николая Петровых - на перекрестке улиц Малышева и Московской. Они как раз возвращались с рынка. Расстояние от перекрестка до того места, где находился Вова, не превышало 200 метров. Вяткина хорошо знала семью Петровых, она окликнула малыша, тот ее увидел, рассмеялся и отошел. Вова был один, пребывал в хорошем настроении, и ему, по-видимому, ничего не угрожало, то есть его не похищали, он сам ушел от дома. Это была хорошая новость, однако была и плохая. Если Вова действительно отправился на юг, в сторону кладбища, то там на его пути оказывались все те дебри, что были перечислены выше: свалка, огороды, самострой, торфяник...
     Едва только милицейские патрули получили приказ двигаться в южном направлении, как пришла новая информация. Оперуполномоченный Баринов доставил в четвертое отделение нового важного свидетеля - 15-летнего Михаила Кириллова, проживавшего в доме № 21 по улице Крылова. Молодой человек часто ходил играть в футбол на стадион у площади Коммунаров и хорошо знал братьев Петровых. Согласно рассказу Кириллова около полудня 12 сентября или чуть позже он ходил вместе со своим другом Геннадием Трофимовичем в книжный магазин на Площади 1905 года, возле которого Кириллов увидел Вову Петрова. Мальчик шел по тротуару в сторону улицы 8-го Марта, то есть удаляясь от своего дома, в сопровождении какой-то импозантной женщины, которую свидетель описал такими словами: "Женщина была одета в синее пальто, туфли черные, высокие, на голове - белый берет. Я эту женщину в лицо не видел. Она его вела за руку". Малыш ел эскимо, мороженое на палочке. Ошибка была исключена, поскольку Кириллов окликнул Вову, и тот обернулся. Кроме того, Михаил совершенно верно описал одежду мальчика, не забыв упомянуть шапочку "с помпоном" на его голове.


     Место, где Кириллов, по его словам, видел Вову Петрова, находилось на удалении около 1,5 километров от барака, в котором жил малыш. А расстояние от сквера, где Вову видела Мария Вяткина, составляло примерно 1,3 км. или даже чуть менее. Ни Кириллов, ни Вяткина часов не имели, так что сложно было определить, какой же интервал времени разделяет их встречи с пропавшим мальчиком, но очевидно, он не мог быть очень большим. Другими словами, это должны были быть десятки минут, но никак не несколько часов. Насколько по силам 3-летнему малышу преодолеть расстояние в 1,2-1,3 километра на своих ногах - за 30 или 40 минут? Тем не менее оснований не доверять новому свидетелю не имелось, и хотя его рассказ звучал странно и запутывал картину, было принято решение повести розыск Вовы Петрова в восточном направлении.
     Уже поздним вечером, после 22 часов, в четвертое отделение доставили для допроса Ивана Сидельникова, отца потерявшегося ребенка. Иван Васильевич ничего дельного не сказал, честно признался, что весь день проспал, точнее, пил водку, засыпал, просыпался, снова пил и засыпал снова. Он помнил, как в комнату забежал один из сыновей Евдокии Петровой, Гена, и крикнул ему, что Вова пропал, но это не помешало папаше спать далее. Лишь в десять вечера его оторвал от лежанки участковый... Такой вот персонаж, запойный алкоголик в самом своем естественном состоянии. Понятно, что помочь милиции он ничем не мог. Еще до полуночи дежурному по областному Управлению РКМ позвонил диспетчер дистанции железной дороги и сообщил, что к обходчику путей обратилась некая женщина, назвавшаяся Еленой Бурениной, заявившая об обнаружении трупа ребенка на территории Московского торфяника. Диспетчер делал сообщение с чужих слов, поэтому не знал деталей и не мог дать уточняющую информацию об ориентирах на местности, проводить же осмотр торфяных выработок в темное время суток представлялось занятием совершенно бесперспективным. Поэтому выезжать на место было решено с рассветом следующего дня.
     Тело ребенка удалось найти к 10 часам 13 сентября. Для осмотра места в Московский торфяник отправилось как руководство местными правоохранительными органами, так и командированные из Москвы следователь-"важняк" Краснов и старший оперуполномоченный союзного угро Брагилевский. В протоколе осмотра места обнаружения трупа проставлено время его составления - 13:15. Точное местоположение тела указано в нем довольно расплывчато: "В лесисто-болотистой местности Московского торфяника близ мыловаренного завода". Насколько это близко к проходной завода - в прямой ли видимости, на расстоянии крика - понять невозможно. Кроме того, ничего не сказано о положении тела относительно пожарной вышки, находившейся у входа в зону торфяных выработок со стороны города (то есть с севера). Ее расположение известно в точности по картам тех лет, и можно было бы составить верное представление о том, где же именно находился труп, но в протоколе об этом нет ни слова. Раздетое тело лежало лицом вниз, частично прогруженное в воду, нижняя часть спины, ягодицы и ноги были прикрыты темно-синим пальтишком. Рядом с телом находились предметы одежды: вязаные старые штанишки справа, а белая рубашка, и пара черных ботинок - слева. Ботинки были развязаны, но не расшнурованы, то есть преступник, видимо, начал их снимать, но затем потерял терпение и просто сорвал с ног. Осмотр местности позволил обнаружить в 7 метрах от трупа детскую вязаную шапочку "с завязками и маковкой". "Маковка" - это тот самый "помпон" на макушке, который упоминал в своих показаниях Михаил Кириллов, деталь приметная и запоминающаяся. Уже по одному этому можно было предположить, что в торфянике найден именно Вова Петров, а не какой-то другой ребенок.
     После того, как было поднято пальто, прикрывавшее труп, стал виден отпечаток ботинка на левой ягодице и левой части спины. Преступник, очевидно, наступил ногой на спину жертвы, притапливая ее в луже. Отпечаток был измерен, его длина составила 23,4 см, наибольшая ширина - 8,6 см, ширина каблука - 7 см, а выемка между каблуком и плоскостью подошвы - 6,1 см. Беглый осмотр привел к обнаружению нескольких резаных ран на лице и ногах, также стало ясно, что ребенок мужского пола. Тело было направлено в морг для проведения судебно-медицинской экспертизы и формального опознания, хотя мало кто сомневался, что найден пропавший накануне Вова Петров и никто иной.

Отпечаток ноги, обнаруженный на пояснице Вовы Петрова. Качество фотографии, конечно, оставляет желать лучшего, но в данном случае неудачная фотография лишь полбеды. Гораздо печальнее то, что криминалист должным образом не измерил отпечаток, ограничившись фиксацией трех его размеров. Мы не знаем размера каблука, формы носка, мы даже не знаем, полный ли это отпечаток или только его часть! Очень странно и то, что в следственных документах не отражена попытка выяснить размер обуви, которой оставлен след… Скорее всего, такая попытка была предпринята, но результат ее оказался таков, что руководство уголовного розыска предпочло удалить документ из дела и вести дальнейшее расследование так, словно никакой ориентирующей информацией на сей счет не располагало. Почему соображения служебной целесообразности побудили следственных работников поступить так, а не иначе, мы в своем месте постараемся обосновать...


     Обнаружение отпечатка обуви явилось серьезным успехом следствия, поскольку это позволяло сделать кое-какие выводы о личности преступника. Прежде всего, размер обуви оказался на удивление небольшим, он соответствовал 35 (sic! - самому маленькому) из четырех "мальчиковых" размеров обуви, принятых в СССР. Криминалисты давно пытались выявить закономерность между размером стопы человека и его ростом, и хотя универсального решения данная задача иметь не может просто в силу значительного разброса индивидуальных особенностей строения скелета, все же кое-какую ценную для следствия информацию из отпечатка ноги извлечь можно. Хотя встречаются невысокие люди с аномально большими ступнями и наоборот, все же житейский опыт подсказывает, что у крупного человека должна быть длинная стопа, а у маленького, соответственно, маленькая. Для большинства взрослых людей наибольшая длина отпечатка босой ноги составляет 1/7 роста, это простейшее правило дает весьма неплохое соответствие истине при большой статистической выборке (в пределах 1,5 %, другими словами, истинный размер ноги будет отличаться от высчитанного математически не более чем на 1,5 % в большую или меньшую стороны).
     Однако люди редко ходят босиком, поэтому важнее связать размер отпечатка обуви с ростом ее обувшего. Тут начинаются нюансы, связанные с половой принадлежностью и возрастом человека, а также типом обуви (сандалии, например, оставляют более крупный отпечаток просто в силу своей конструкции). Для определения роста человека по отпечатку, оставленному закрытой неспортивной обувью, вроде туфель, ботинок и пр., можно использовать такое мнемоническое правило: (длина полного отпечатка в сантиметрах) минус 1,5 см, умножить получившееся число на 100 и разделить его на 15,8 (в случае, если отпечаток оставлен женщиной, делить надо на 15,5). Полученное число составит рост в сантиметрах. Но это правило дает хорошую сходимость результата с истинным ростом лишь взрослых людей. В данном случае маленький размер указывал на подростка и существовала неопределенность относительно того, насколько корректно применять правила, разработанные для взрослых, к человеку, чей позвоночник еще находился в процессе активного роста? Тем не менее имело смысл сделать прикидку; с учетом 1,5 % погрешности получалось, что рост убийцы, скорее всего, выше 137 и ниже 145 сантиметров.
     Прямо скажем, росточек у предполагаемого убийцы получался невысокий. Советские 15-летние школьники в 1940 г. имели средний рост 159,5 сантиметра, 16-летние - 163,2, 17-летние - 165,5. Тут невольно вспомнишь слова Елизаветы Голиковой, утверждавшей на допросе 29 августа, что преступник оставил "впечатление как о подростке 13-14 лет". И прямо противоположное заявление старшего лесника Николая Петухова, также видевшего преступника в непосредственной близости и утверждавшего, что тот "повыше меня" (какого же роста сам Петухов? Увы, в материалах дела нет данных на сей счет).
     Как видим, отпечаток обуви на трупе заводит нас в совершеннейшие дебри. Ощущение неопределенности лишь усиливается из-за подозрений о небрежности, допущенной милиционерами при осмотре и измерении отпечатка. Небрежность или банальную ошибку при записи измерений сбрасывать со счетов никак нельзя - примеров всякого рода ляпов, глупостей и бессмысленностей, вышедших из-под пера мастеров оформления ордеров и протоколов, рассыпано по страницам этой книги великое множество. К сожалению, детальное фотографирование места обнаружения тела, самого трупа и отпечатка на нем 13 сентября не проводилось. Была сделана всего лишь одна фотография отпечатка ноги на теле убитого мальчика! И получилась она весьма низкого качества. Ну, что тут поделать, в этом вся наша замечательная Рабоче-крестьянская милиция - все начальство без всякой цели и толку соберется у трупа, чтобы просто поглазеть, а потом отрапортовать в Обкоме, но вот взять в поездку криминалиста с фотоаппаратом и разрешить ему сделать не 4, а, скажем, 14 или 24 фотоснимка - на подобное не хватит смелости. Ибо сия щедость есть расточительство народного имущества и ресурсов! Увы!

Фотографии места обнаружения тела Вовы Петрова и нанесенных ему порезов горла. Как видим, тело было оставлено в лесистой местности, в густой траве, но преступник не стал утруждать себя его маскировкой. Хотя картина места преступления несколько отличается от той, что можно видеть в случаях убийств Риты Ханьжиной или Лиды Сурниной — тогда преступник маскировал тела травой, ветками и камнями — отмечаемое несоответствие лежит в пределах допустимой вариативности постмортального поведения убийцы. Нельзя исключать того, что в случае умерщвления Петрова преступнику кто-то или что-то помешало (например, появление свидетеля, острая нехватка времени и пр.). Множественные хаотичные порезы горла убитого мальчика хорошо узнаваемы, такие же неглубокие раны присутствовали на телах некоторых иных жертв (например, Али Губиной, Лиды Сурниной). Подобные неглубокие порезы, а также поверхностные уколы, являлись, по-видимому, важным элементом поведения преступника во время нападения. Посредством нанесения неопасных, но болезненных травм убийца усиливал страдания ребенка, и переживаемый беззащитной жертвой ужас являлся источником патологического возбуждения убийцы.


     Труп был доставлен в секционную 1-й городской больницы Свердловска и опознан в тот же день матерью. Убитым действительно оказался Вова Петров.
     Старший оперуполномоченный Отдела уголовного розыска союзного Главка Артур Брагилевский сразу после идентификации трупа, найденного у Мыловаренного завода, возбудил формальное расследование и пожелал допросить главного свидетеля - Михаила Кириллова. И тут начались события по-настоящему детективные.
     Юноша не явился в четвертое отделение милиции к 10:30 13 сентября, хотя его обязали это сделать накануне. Начальник отделения распорядился отыскать Кириллова, и после явки оперсотрудника и участкового в дом к последнему выяснилось, что Миша дома не ночевал. Как ушел в милицию во второй половине дня 12 сентября, так и пропал. Милиционеры отправились по месту работы Кириллова на Ватно-камвольную фабрику, и в отделе кадров сделали пренеприятнейшее открытие. Оказалось, что никакого Михаила Антоновича Кириллова там не знают, среди слесарей нет 15-летних мальчишек и, похоже, малец на допросе накануне все про себя наврал. Получив доклады подчиненных, начальник 4-го отделения РКМ Деев направил начальнику областного Управления РКМ Урусову рапорт, в котором, в частности, имелся и такой пассаж (стилистика и орфография оригинала сохранены): "Вчерашнее поведение Кирилова на допросе кажется странным, а именно: когда Кирилова стал спрашивать опер.уполномоченный Боженков, то Кирилов при допросе вел себя как-то боезливо, вплоть до того, что заплакал и говорил "Вы на меня составляете протокол, хотите меня судить, а я сдесь при чем". Повода какого-либо к обвинению Кирилова сделано не было, и он допрашивался как свидетель. После допроса Кирилова я Кирилова хотел направить на вогзал в месте с пом.политом тов. Хохловым для розыска мальчика на вогзале, где поехать Кирилов на вагзал категорически отказался, заявил, что у него в цирк куплен билет за 12 рублей и ему надо итти его ждут товарищи".
     Если не обращать внимания на чудовищные ошибки, орфографические и стилистические, то можно понять, что Миша Кириллов (именно так - с двумя "л" - он писал свою фамилию) здорово струхнул во время допроса 12 сентября. Он испугался до такой степени, что не явился даже домой на ночь, а пустился в бега, разумеется, сообразно своему пониманию того, как это надлежит делать. Такое паническое поведение довольно любопытно - перед нами еще один интересный штрих того времени - в мозгу маленького, малообразованного, неразвитого советского человека тех лет сотрудники НКВД ассоциировались с чем-то по-настоящему ужасным и коварным. Вряд ли 15-летний Миша Кириллов успел за свою недолгую жизнь плотно познакомиться с наркомвнудельцами, в своем отношении к ним он явно опирался на опыт родителей и старших товарищей, и можно понять, что этот опыт являлся далеко не позитивным. В мозгу Кириллова протокол допроса ассоциируется с судебным приговором и вызывает искренний плач, а предложение отправиться "на вогзал" кажется равносильным ссылке - "менты" посадят в поезд и отправят в Воркуту по-быстрому! Наверняка что-то такое подозревал бедолага Кириллов, а потому, выскочив из 4-го отделения, решил перейти на нелегальное положение, дескать, в дом не вернусь, дома - засада, спрячусь где-нибудь, пережду... В этой чудовищно искаженной рефлексии маленького человека перед нами предстают истинные реалии конца 1930-х гг., той эпохи, которая сейчас порой пафосно ассоциируется с "великими успехами индустриализации и перековки Человека". Помимо "великих успехов индустриализации" тогда еще был и Великий Страх!
     На розыск важнейшего свидетеля немедленно были ориентированы все силы городской милиции - у домов родственников разместились засады, к друзьям и знакомым беглеца направились сотрудники в штатском, описание внешности молодого человека получили милиционеры пикетов на станциях железной дороги как в самом Свердловске, так и ближайших районов. Самая большая неприятность могла заключаться в бегстве за пределы области, чего нельзя было исключать ввиду того, что беглец располагал форой около 20 часов. Правда, у него не было паспорта и он не мог иметь сколько-нибудь серьезной суммы денег, так что к серьезному побегу он вряд ли был подготовлен хорошо, но...
     К счастью, розыск важнейшего свидетеля не затянулся надолго. Беглец был обнаружен мирно спящим на голубятне одного из товарищей. Миша даже не подозревал, какой переполох в самых высоких кабинетах вызвала его выходка.
     Кириллова доставили на допрос к Брагилевскому к 7 часам вечера. В отличие от допроса накануне, теперь разговор с молодым человеком пошел неспешно и куда более обстоятельно. Брагилевский, по-видимому, успокоил юношу, разъяснил, что тому не грозит наказание за попытку побега от милиции, и это помогло установлению должного психологического контакта. Возможно, сообщил, что Вова Петров убит, и рассказ Миши может очень помочь изобличению преступника. Трудно сказать, как именно Артур Брагилевский расположил к себе юношу, но контакт между ними явно установился - это видно по результату. Миша оказался намного словоохотливее, чем накануне, и сообщил весьма интересные детали. Вот в каких словах Кириллов описал увиденную со ступеней у книжного магазина сцену: "Вову вела за руку неизвестная мне женщина, которую я видел только сзади. Женщина и Вова шли в направлении улицы имени 8-го Марта. У Вовы в правой руке были небольшая палка и мороженое "эскимо", шел он спокойно, не быстрым шагом. Увидев Вову, я окликнул его по имени, он оглянулся, засмеялся и продолжал идти с женщиной". Этот рассказ содержал важную деталь - мальчик обернулся, услыхав свое имя, значит, ошибку опознания можно было исключить. Разумеется, в том случае, если Миша Кириллов не выдумывал всю эту историю от начала до конца. Но если не выдумывал, то очень важным представлялось описание внешности женщины, с которой Вова Петров уходил в направлении прямо противоположном тому, в котором находился его дом.
     Вот что свидетель рассказал о внешности таинственной женщины: "...описать ее наружность я не могу. Я хорошо запомнил, что на ней было надето темно-синее длинное пальто намного ниже колен, на ногах и женщины были черные шелковые чулки и черные туфли на высоком каблуке. На голове был белый берет, из-под которого я видел короткие, завитые черные волосы... Я думаю, что эта женщина должна была слышать, как я окликнул Вову, так как крикнул я громко. После моего крика женщина не оглянулась и продолжала идти таким же шагом, [что и прежде]". Уже после окончания допроса Миша Кириллов пожелал сделать дополнение, и оно оказалось очень любопытным: "Дополняю: женщина, которая вела Вову, была высокого роста, полная, плечи - широкие, зад - толстый, талия сильно выделяется. На спине пальто в центре имеется продольная небольшая складка". Можно, конечно, улыбнуться "толстому" заду и "широким" плечам, но нельзя не признать, что свидетель постарался дать как можно более образный портрет и это у него получилось. Действительно, из того описания, что имеется, уже можно приблизительно понять, о какой женщине ведется речь. Одна только продольная складка на спине пальто чего стоит! Можно биться о любой заклад, что в Свердловске 1939 г. очень немногие женщины ходили в черных шелковых чулках и носили темно-синее пальто с продольной складкой на спине.


     О чем идет речь? Это были ультрамодные для той эпохи аксессуары... В 1941 г., после начала Великой Отечественной войны, немецкие войска стали в огромных количествах захватывать в плен военнослужащих РККА. Из воспоминаний и писем домой немецких солдат и офицеров мы знаем, что они были удивлены тем обстоятельством, что у советских военнослужащих нет кальсон с трикотажными резинками - вместо этого советские солдаты и офицеры затягивали тесемочки. Не было в Советском Союзе производств, способных в заметных объемах производить трикотажную продукцию, поэтому трикотаж тогда был практически весь импортным и исключительно дорогим. И много позже, в счастливые годы "развитОго социализма" чулки и колготки из дешевых синтетических волокон являлись дефицитом, даже детские хлопчатобумажные колготки было непросто купить, а что уж говорить про конец 1930-х! Шелковые же чулки были товаром запредельным по своей роскоши для воображения советского обывателя - пара таких чулок могла стоить на "черном" рынке (ибо в магазинах не продавалась) и 200 рублей, и 250 и даже 500 в зависимости от региона и личных симпатий продавца. Не надо думать, будто в Советском Союзе не было богатых людей - подпольные миллионеры существовали всегда.
     В московском "елисеевском" гастрономе каждый день выставлялись на продажу дорогие вина ценою от 1 000 рублей и выше. В 1939-1940 гг. каждый день продавалось не менее дюжины таких бутылок - 15-20-25 штук. Это удивляло работников БХСС - сколько ж богачей ходит по столице?! И по этому поводу даже составлялись служебные записки с предложениями агентурными методами выявлять такого рода покупателей. Удивление сотрудников "ведомства щита и меча" понять можно - товарищ Сталин лично и вся страна работают над тем, чтобы устранить социальные и классовые противоречия, а тут, понимаешь ли, некие злонравные антиобщественные лица эти самые противоречия разжигают! И хотя провинциальный Свердловск конца 1930-х гг. жил намного беднее столицы, все же богатые по меркам своего времени люди были и тут. Не всех "красных баронов" вывели репрессии, организованные Дмитриевым и Викторовым, да и чего греха таить - на смену одним расстрелянным номенклатурным работникам всегда приходили другие. Кем могла оказаться дамочка, купившая Вове Петрову эскимо и уведшая мальчика в неизвестном направлении, старший лейтенант Брагилевский мог только гадать. Но было ясно, что эта женщина никак не могла быть уборщицей, санитаркой или валяльщицей шерсти с камвольного комбината.

    

( на предыдущую страницу )                                ( на следующую страницу )

.

eXTReMe Tracker