Мошенничества. Торговцы "подставными" рекрутами. стр. 3 ( окончание )     В афере Судейкина необходимо выделить один весьма существенный момент, неочевидный на первый взгляд. Его мошенничество ударяло не только по интересам армии, но и коллегии финансов ( так до 1802 г. называлось в Российской Империи министерство финансов ). Государство облагало помещиков денежным сбором ( т. н. "подушным" окладом ) пропорциональным количеству крестьян, находившемуся у них в крепостной зависимости. Эти платежи осуществлялись ежегодно в особых учреждениях, которые назывались "крепостными экспедициями". Понятно, что крупные крепостники платили государству больше мелких и в силу очевидных причин стремились занизить величину своих платежей ( прежде всего, за счет уменьшения "облагаемой базы", как сказали бы сейчас, т. е. занижая численность крестьян ). Государство стремилось недопустить обмана и для этого регулярно проводило переписи населения, в ходе которых составлялись весьма точные "ревизские сказки" - списки крепостных, закрепленных за теми или иными помещиками. Все сделки по купле-продаже крепостных вносились в "ревизские сказки", т. к. именно на их основе рассчитывалась величина ежегодного платежа в казну. Легко понять, что Лев Судейкин и его компаньоны, продавая под видом своих крепостных свободных людей, искажали официальную отчетность. Рославльская крепостная экспедиция после регистрации каждой купчей уменьшала список закрепленных за продавцами крепостных и тем самым начисляла им на будующий год меньший сбор в казну. При этом фактического уменьшения количества крепостных во владении помещиков не происходило ; якобы проданные крестьяне продолжали трудиться на своих хозяев и даже не подозревали, что согласно официальной отчетности они уже служат в армии !     В ходе расследования была проведена ревизия имущества всех лиц, прикосновенных к делу. Оказалось, что многие крепостные Судейкина, Толпыги и Брянова, помеченные в "ревизских сказках" как проданные, продолжали работать на своих хозяев. Это могло означать только то, что под фамилиями этих крестьян продавались совсем другие люди.     В общей сложности речь шла о 12 сделках купли-продажи крепостных, в которых просматривался элемент мошенничества. Круг вовлеченных в расследование лиц неуклонно расширялся : под арест были взяты мать Льва Судейкина - Екатерина Петровна, зять Лосинского Егор Кубышкин ( который, напомним, так и не осуществил ни одну из трех обещанных мошеннических операций ), а также ряд крепостных, которые по мнению следствия были осведомлены о преступной деятельности хозяев и активно в ней участвовали. Общим для всех арестованных были обвинение в недонесении друг на друга. Примечательно, что ближайший друг и помощник Судейкина Семен Толпыга, узнав о череде арестов, благоразумно скрылся и арестован так и не был. Также скрылся от полиции и немолодой уже помещик Ефим Савин, тот самый, у которого останавливался Лосинский после своего дезертирства ( этот побег ясно указывал на вовлеченность отставного майора в круг аферистов ; Судейкин использовал его отнюдь не "втемную" ).     Расследование афер Льва Судейкина и его компаньонов растянулось более чем на 5 лет. Существенно затормозило следствие перемена власти в Петербурге : новый Император Павел Первый сменил всех видных чиновников екатерининской эпохи, что негативно сказалось на повседневной работе судебного и полицейского ведомств.     Орловская Палата суда и наказаний рассмотрела "дело о торговцах подставными рекрутами" в первых числах января 1797 г. Из представших перед судом лиц виновными "в злоумышлениях, обманах и подлогах" были признаны Лев Григорьевич Судейкин и Прокофий Иванович Лосинский. Они приговаривались к лишению дворянского достоинства и бессрочной ссылке в Сибирь на поселение. Кроме этого Судейкин лишался права именоваться званием "прапорщик в отставке".     Также виновным признавался и Федот Гаврилов, крепостной Судейкина, с самого начала участвовавший в аферах своего барина. Его, впрочем, суд постановил освободить от наказания, ввиду того, что крепостная зависимость лишала Гаврилова свободы выбора.     Мать Судейкина была освобождена из-под стражи за "недостатком доказательств". С такой же формулировкой суд освободил и корнета Кубышкина.     Брянов, Толпыга и Савин к январю 1797 г. так и остались неразысканы. Дальнейшая судьба этих людей неизвестна.     Суд не нашел подтверждений тому, что помещики, покупавшие у Судейкина и его подельников "подставных" добровольцев ( граф Щербатов, отставной майор Орлов, генерал Каменский и др. весьма известные в губернии лица ), были осведомлены о мошенничестве.     Следует признать, что суд в своих приговорах оказался весьма гуманен. С большой долей уверенности можно утверждать, что мать Судейкина была осведомлена о проделках сына и подлежала наказанию за недонесение ; скорее всего, помещики, покупавшие у Судейкина "подставных" добровольцев, тоже понимали, что являются участниками аферы. Иначе трудно объяснить, как отставной майор Орлов умудрился дважды на протяжении года купить у Судейкина одного и того же крестьянина "Ефима Иванова". Тем не менее, суд не захотел углубляться в этом направлении, справедливо опасаясь обнаружить всеобщий сговор местного дворянства, с которым - если следовать букве закона - надлежало бороться только поголовными репрессиями.     Что и говорить, дело Судейкина вскрыло весьма неприглядную картину нравственного падения смоленского дворянства !     Ради соблюдения исторической правды нельзя не отметить, что мошенничество Судейкина и Ко. было не единственным в своем роде. Как бы красочно не живописала официальная историческая наука о великих победах Суворова, Ушакова, Румянцева и Потемкина следует помнить о тяжкой доле простых русских крестьян, которые были вынуждены одевать форму солдат и матросов и своей кровью оплачивать эти победы. Иллюзий быть не должно : народ, терзаемый деспотичной властью и унизительным крепостничеством, не разделял имперских устремлений петербургских владык. Народ боялся армеской службы даже больше сибирской каторги. Вот как написано о военной службе в небезинтересных мемуарах современника : "В дореформенное время деревня смотрела на солдата, как на "отрезанный ломоть". С того дня, как крестьянину, приведенному в рекрутское присутствие, делали на голове "метку", т. е. брили лоб, он уже навсегда выходил из крестьянской среды. Если рекрут был из крепостных, то со дня сдачи он переставал быть собственностью помещика и поступал в другую крепость - на продолжительную военную службу - службу суровую, требовательную, где били смертным боем, а кормили и одевали плохо и где в перспективе не виднелось ничего, кроме трех нашивок из желтой тесьмы на рукаве за беспорочную службу. Но ведь эти нашивки хлеба на старость не давали !" ( "За много лет. Воспоминания Неизвестного. 1844 - 1884 гг.", "Русская старина", т. 83-1, 1895 г., стр. 121-122 ). Именно это отношение к солдатскому жребию, глубоко укоренившееся в массе русского народа, создавало питательную почву для афер, подобных рассмотренной выше. ( НА ПРЕДЫДУЩУЮ )