©А.И.Ракитин, 2019 г.
©"Загадочные преступления прошлого", 2019 г.
Баллада об Унтервегере (начало).
Цитата из невыдуманного (литературный перевод А.Ракитина):
"Успокоившись немного, я предложил ему то, чего он не ожидал. На самом деле оплата была мне безразлична, мой план основывался на другом. "Сначала любовь, а потом, как и в любом бизнесе, мы решим вопрос с ценой." Моя улыбка оказалась для него лучшим обещанием. "Идёт", - сказал он, впервые прикоснулся к моей руке и принялся поглаживать её до локтя, а я ответно удерживал его руку, демонстрируя своё настроение. Только когда его рука достигла моего плеча, я, вместо того, чтобы ласкать и поглаживать его, показал беспокойство и неодобрение. "Здесь только шлюхи!" - произнёс я, ничего не сказав о его ошибке, которую он допустил в своих растущих фантазиях: он продемонстрировал свою осведомлённость как об этой улице, так и процветающем здесь профессиональном бизнесе. Мужчины для мужчин. Мальчики для мужчин... В моих же мыслях и мечтах, за закрытыми глазами, жили Ману и воспоминания о других женщинах, которые я удерживал в голове до тех пор, пока не достиг своей цели поддержать игривость, которую он искал. Теперь, через короткий промежуток времени, поманив его близостью, я решил немного отступить, дабы возбуждение заставило его нервничать. Мой замысел подкреплялся его возбуждением. Он остановил где-то на Виа Казилина, вдали от ближайшего посёлка, и закрыл дверь автомашины изнутри. Мои ласки были бурными, целеустремленными, требовательными и явно мешали ему ясно мыслить.
Он повторил свой вопрос об оплате, и я покачал головой. Просто не позволяй ему трезво рассуждать, подумал я и прошептал: "Потом, потом!" Он повозился с откидными сиденьями, стало просторно и я почувствовал, что мне это мешало, поскольку мне нужна была теснота, чтобы лучше его сдерживать. Я потратил слишком много времени на то, чтобы заставить его почувствовать себя в безопасности. Я стал на колени над ним, стал раздевать. "Делай со мной всё, что пожелаешь", - сказал он и неожиданно попал в самую точку. Я немного приблизился и наклонился над ним, чтобы сузить его поле зрения. Рубашка моя была распахнута и теперь она послужила завесой для его глаз, которые он прикрывал всё чаще, словно лошадь, ожидающая всадника... я схватил куртку, которая лежала рядом со мной на "торпеде", потянул свой нож и нажал хромированную кпонку на рукоятке. Лезвие щёлкнуло... Сдерживая своё отвращение, гнев, ненависть, я прижал свою правую руку с ножом к его гортани... Он дёрнулся. "Что ты хочешь?" - "Заткнись!" - я сел ему на грудь, прижимая острие своего ножа к его шее, когда поувствовал, как его рука шевельнулась подо мной. "Если хочешь сыграть героя, пожалуйста!" - "Это отправит тебя в тюрьму на несколько лет!" - но я только громко и пронзительно рассмеялся в ответ на эти слова. "Если они поймают меня! По крайней мере, ты не в состоянии угрожать мне! Теперь повернись, очень медленно, и ляг на живот!"
Он колебался, но мой нож подчёркивал требование. Медленно, после долгого взгляда мне в глаза, он сдался и перевернулся на живот. Я чуть-чуть понизил давление ножа, но позволил кончику процарапать шею, следуя её повороту, и маленькие капли крови выступили из порезанной кожи. Мужчина выглядел угрожающе, но уже не был опасен. Я связал его руки за спиной шнурками. Одевшись, я перевёл сиденье водителя в нормальное положение и сел за руль, облегчённо выдохнув. С удовольствием выкурил одну из его сигарет. Я всё время старался не замечать его голую задницу. "Что ты сейчас делаешь?" - спросил он, но я не волновался на его счёт и ничего не сказал в ответ, молча проверяя карманы его одежды в поисках денег. Остальное барахло я оставил нетронутым. «Заберай всё, что пожелаешь, только отвези меня обратно в город!» - он раздражающе запричитал. Сейчас я видел в нём типичного представителя того лицемерного, лживого социального класса, который отвергал меня, вынуждая жить этой жизнью. Никто из этих людей никогда не бывал голоден в течение дня и не должен был дрожать мелкой дрожью на следующий день. Перед моими глазами возникло воспоминание женщины - социального работника и мужчина из бюро по трудоустройству, которые, узнав о моём происхождении, презрительно скривили лица и отвернулись. Мне становилось все труднее удерживать себя от того, чтобы этот приступ моего гнева не закончился актом мести.
Жидкость промочила его штаны."
(Для желающих углубиться в немецкую словесность оставлю оригинал фрагмента: "Wieder beruhigt, bot ich an, was er nicht erwartet hatte. Der Endpreis war mir gleichgultig, mein Plan hatte ein anderes Fundament. »Zuerst Liebe und dann, wie in jedem Geschaft, konnen wir uber den Preis verhandeln.« Mein Lacheln war sein schonstes Versprechen. »So einer also Е«, sagte er und tastete zum ersten Mal nach meiner Hand, strich an ihr entlang bis zum Ellbogen, und ich hielt ihn mit Gegendruck bei Stimmung. Erst als seine Hand meine Schulter erreichte, statt zu streicheln, zu kneten begann, wurde ich unruhig und zum Gegenspieler. »Hier stehen sonst nur die Huren!« Ich schwieg und sagte ihm nichts von seinem Fehler, den er in seiner aufsteigenden Erwartung ubersehen hatte: er gestand sein Wissen uber diese Stra?e und das Profigeschaft. Von Mann zu Mann. Knaben fur den Mann Е In meinem Hirn und Traumbildern, hinter geschlossenen Augen, lebte Manu und andere Fraulichkeiten, die mir in Erinnerung kamen, um, bis wir das Ziel erreichten, ihm eine Mitspielfreude vorzuspielen, die er, jetzt in immer kurzeren Abstanden suchte, abtastete Е Ich ruckte naher, um, wenn sein Zustand ihn nervos machte, wieder etwas abzurucken. Meine Absicht wurde gespeist von Vorstellungen. Er stoppte irgendwo in der Via Casilina, fern von der nachsten Ansiedlung, und verschlo? die Turen von innen. Meine Zugriffe wurden sturmisch, gezielt, fordernd und verhinderten, da? er noch klare Gedanken bekommen konnte.
Seine Frage nach meinem Preis wiederholte sich, und ich schuttelte den Kopf. Nur keine Nuchternheit mehr zulassen, dachte ich und sagte: »Spater, spater!« Er arbeitete mit den Liegesitzen, es wurde geraumig und storte mich, weil ich die Enge suchte, in der ich den Zwang ausuben konnte. Es dauerte, fur mich, viel zu lange, bis ich ihn hatte, um mich sicher zu fuhlen. Ich kniete uber ihn, seiner Nacktheit. »MachТ mit mir, was du willst«, sagte er und traf die Wahrheit ohne Absicht. Ich rutschte etwas weiter nach unten und beugte mich uber ihn, um sein Blickfeld einzuengen. Mein Hemd war geoffnet und diente mir jetzt als Vorhang zu seinen Augen, die er immer ofter schlo? und in denen sich die Erwartung eines Pferdes, das auf den Reiter wartet, spiegelte Е Ich griff zum Sakko, das neben mir auf der Konsole lag, zog mein Messer, druckte auf den verchromten Knopf am Griff und lie? die Klinge aufschnappen Е Gesteuert von meinem Ekel, der Wut, dem Ha?, pre?te meine rechte Hand die Klinge gegen seinen Kehlkopf Е Er zuckte. »Was Е, was willst Е« »HaltТs Maul!« Ich setzte mich auf seine Brust, druckte die Messerspitze fester gegen den Hals, als ich seine Handbewegung unter mir spurte. »Wenn du den Helden spielen willst, bitte!« »Das bringt dich fur einige Jahre in den Knast!« Ich lachte laut und schrill. »Wenn sie mich erwischen! Jetzt bist du jedenfalls nicht in der Lage, um drohen zu konnen! Und nun drehТ dich, ganz langsam, auf den Bauch!«
Er zogerte, und meine Messerspitze unterstrich die Forderung. Langsam, nach einem harten Augenkrieg, gab er auf und drehte sich auf den Bauch. Ich lockerte den Druck des Messers ein wenig, lie? aber die Spitze so am Hals entlang, seiner Bewegung folgend, mitgehen, da? kleine Blutstropfen aus der aufgeritzten Haut drangen. Drohend, aber nicht gefahrlich. Ich fesselte seine Hande mit Schuhbandern auf den Rucken. Nachdem ich mich angezogen hatte, kurbelte ich den Fahrersitz in die Normalposition und setzte mich erleichtert, ausatmend hinters Lenkrad und rauchte zufrieden eine seiner Zigaretten. Immer bemuht, seine nackte Kehrseite nicht sehen zu mussen. »Was machst jetzt?« Ich hatte mir daruber noch keine Gedanken gemacht, schwieg und durchsuchte seine Taschen nach Geld. Alles andere lie? ich unberuhrt. »Nimm was du willst, aber fahrТ mich zuruck in die Stadt!« Seine weinerliche Stimme wurde zum Reizmittel. Ich sah in ihm einen kompetenten Vertreter der heuchlerischen, verlogenen Gesellschaftsklasse, die mich ablehnte, die mich zu diesem Leben gezwungen hatte und von denen niemand auch nur einen Tag Hunger hatte, oder ohne Quartier dem nachsten Tag entgegenzittern mu?te. Vor meinen Augen erschienen die Frau aus dem Sozial- und der Mann aus dem Arbeitsamt, wie sie sich, als sie meine Herkunft erfahren hatten, ihre Gesichtszuge verachtlich entstellt, von mir abwandten. Es wurde immer schwerer fur mich, diese Wut aus der Erfahrung nicht in einem Racheakt enden zu lassen.
Nasse sickerte in die eigene Hose."
Цитируется по: Jack Unterweger, "Kerker", J&V Edition Wien, Wien, 1992, p.53)
Это фрагмент из романа под названием "Тюрьма" ("Kerker"), посвященного, как несложно догадаться, похождениям преступника. Писанина эта и по форме, и по содержанию была средней степени паршивости, на нынешнем samlib'e таких опусов отыскать можно немало. Автор вряд ли сильно ошибётся, назвав книжку эту бессодержательной и откровенно скучной. Её лирический герой вместе с подругой приезжает в отпуск в Италию, где, маясь от безденежья, встаёт на кривую дорожку: ворует рюкзаки туристов, похищает наркотики у марроканских драг-дилеров, выдаёт себя за гомопроститутку и грабит "снявшего" его клиента. Однако, главная изюминка этой книги заключалась не в том, что именно в ней написано, а то - кем.
Автором являлся жестокий убийца, приговоренный в 24 года к пожизненному заключению. Звали его Джек Унтервегер (Jack Unterweger). Личность автора придавала его творческим потугам в глазах австрийских интеллектуалов ореол особой достоверности и проникновения в суть описываемых явлений, хотя это была всего лишь иллюзия. В написанном Унтервегером не было ни того, ни другого.
Феномен Унтервегера заслуживает того, чтобы сказать о нём несколько слов.
Джек Унтервегер - человек, о котором нынешняя европейская т.н. интеллектуальная элита вспоминать не любит. Даже его книги, статьи и телевизионные передачи с его участием находятся ныне под негласным запретом. Ибо Унтервегер и плоды его труда - это насмешка над теми глубокомысленными болванами, что задают современной Объединенной Европе "культурный код" и тренд на моду.
Начать надо с биографии этого малопочтенного человека. Родился он в августе 1950 г на территории Австрии, в федеральной земле Штирия, находившейся в английской зоне оккупации. Мама - Терезия Унтервегер - нагуляла ребёнка от американского военнослужащего Фрэнка ван Блэркома (Frank M. Van Blarcom) и оставила маленького Джека на воспитание бабушки и дедушки. На этом основании Джек впоследствии называл мать проституткой, хотя неопровержимых подтверждений того, что мамаша и впрямь промышляла древнейшей, наряду с журналистикой, профессией, нет. То, что молодая мамаша оставила ребёнка на руках собственных родителей, свидетельствует лишь о попытках устроить личную жизнь, но никак не о проституции.
В зрелом возрасте Джек любил рассказывать о тяготах послевоенного детства, но многое в его воспоминаниях заставляет усомниться в их правдивости. Во-первых, город Юденбург, в котором рос Джек, не был разрушен войной, а оккупационная администрация была в своих требованиях очень умеренна. В октябре 1955 г оккупационные войска вообще покинули страну, предоставив Австрии возможность строить свою жизнь самостоятельно. Во-вторых, воспоминания Джека о детском быте, например, о том, будто дед был алкоголиком и часто его избивал, прямо опровергаются родными, в частности дядей. Очень вероятно, что Унтервегер умышленно "педалировал" тему "тяжёлого детства и колючих игрушек" с целью вызвать к себе сострадание и переложить вину за собственные грехи на окружающих.
Асоциальные наклонности Джека проявились рано, мальчик регулярно сбегал из дома, демонстрируя склонность к дроромании (бродяжничеству), и в конце-концов его передали в другую семью: дед и бабка просто не справлялись с воспитанием юного сорванца-наглеца. Ни о каком системном образовании Джека не могло быть и речи, среднюю школу он бросил и отправили учиться на официанта. Начиная буквально с 15 лет юноша попадал в полицию за разного рода антиобщественные выходки. В основном они были связаны с женщинами. Сложные отношения с женским полом стали эдаким лейтмотивом всей жизни Унтервегера. Уже в 16 лет юное дарование решило стать сутенёром и с соответствующим предложением обратилось к знакомым проституткам, с которыми он плотно общался с 14-летнего возраста. Надо сказать, что бизнес-фантазии Джека Унтервегера никогда не поднимались выше сводничества - он не представлял себе лучшей профессии и лучшего способа зарабатывания денег. Идея заделаться сутенёром снедала его на протяжении многих лет, хотя в реальной жизни зарабатывать Унтервегеру приходилось неквалифицированным трудом на разного рода тяжёлых и не очень работах - на железной дороге, камнедробильной фабрике, коммунальным рабочим, официантом.
Тогда же, в мае 1965 г, будущий криминальный талант был жестоко осмеян жрицами любви, обиделся и дабы доказать собственную "крутизну" принялся грозить ножиком. Демонстрация ножика закончилась появлением настоящего сутенёра, который без церемоний избил дрыща и выбросил вон из бара, предварительно отобрав ножик и очистив карманы. Это классический сценарий "приключения", которому Унтервегер с различными вариациями следовал 9 последующих лет. Он постоянно попадал в различные передряги, приставал к проститукам, нападал на сутенёров, его избивали, он грозил свести счёты и приходил обратно, после чего его избивали опять. Прямо скажем, Джек демонстрировал настойчивость, достойную лучшего применения. Унтервегер много путешествовал по Европе, но подобные ситуации повторялись с завидным постоянством по каждому месту проживания. Полицейские органы Австрии, Швейцарии, ФРГ и Италии заводили на Унтервегера уголовные дела в общей сложности 15 раз! С периодичностью каждые полгода... Парнишка жил яркой жизнью!
От серьёзной "посадки" Унтервегера в эти дни золотой юности спасало то, что в большинстве случаев он сам же и оказывался жертвой собственных противоправных действий. То есть, молодой человек провоцировал конфликт и по его результатам сам же отправлялся в больничку накладывать швы, гипс и лангету.
Что и говорить, персонаж настоящего очерка рос парнем броским, ярким, интересным и безусловно находился на пути к тому, чтобы прожить быстро и умереть молодым. Живи Унтервегер в Москве, Ленинграде или в суровом Урюпинске так бы непременно и случилось, и нашли бы Джека где-нибудь под мостом или в дренажной канаве. Но поскольку Джек жил в Европе, а место это было в 1970-х гг тихое, мирное и безопасное, то с ним ничего особенно плохого не приключалось вплоть до 1975 г. Тогда 24-летний Джек Унтервегер был арестован за убийство 18-летней Маргарет Шефер (Margaret Schefer), работавшей официанткой. Джек вышел с ней из бара на глазах многочисленных свидетелей. Когда девушку через 4 часа нашли с бюстгальтером, затянутым вокруг шеи, подозрения сразу сосредоточились на весельчаке Джеке.
Маргерет Шефер работала официанткой, хотя Унтервегер настаивал на том, будто она была проституткой. Это обстоятельство он приводил в качестве довода, смягчающего его вину в убийстве. Джек, по-видимому, всерьёз полагал, будто проституток убивать можно и не понимал, почему полицейские и суд считали иначе.
Весельчак запираться не стал и не без пафоса заявил, что убитая работала проституткой, а он являлся её сутенёром (сбылась-таки мечта идиота, из рабочего камнедробильной фабрики он дорос до сводника!). По иронии судьбы молодая женщина буквально 5-ю месяцами ране бежала из ГДР, выбрала, так сказать, свободу. Уж лучше бы оставалсь в социалистическом рабстве, наверняка бы прожила дольше... Маргарет по словам убийцы, утаила от него и растратила часть заработанных денег, а он такого потерпеть не мог, дескать, мужчина он строгий и дурить себе голову женщинам не позволяет. Потому и убил... Не обошлось без упоминаний "мамы-проститутки" и "деда-алкаша" - присутствие этих демонов в рассказе Унтервегера должно было объяснить особую душевную ранимость Джека.
Джек Унтервегер в суде.
Судья в душевные раны Унтервегера не поверил, по крайней мере, не отнёсся к ним серьёзно. А вот к отсутствию раскаяния, напротив, отнёсся со всей серьёзностью. И вместо 15 лет законопатил Джека в тюрягу пожизненно.
Что б, значит, от людей подальше!
"Росписной" Джек.
Заехал молодой Джек в широко известную в узких кругах тюрьму Грац-Карлау, 3-ю по величине в Австрии (470 заключенных). Тюрьма являлась одним из двух мест, где после Второй Мировой войны приводились в исполнение смертные казни. В 1950 г в Грац-Карлау приезжал английский палач, который давал мастер-класс австрийским коллегам, разъяснив им теорию повешения "длинным дропом" (Про маленькие хитрости повешения на нашем сайте имеется небольшая, но познавательная заметка).
Во второй половине 1970-х гг тюрьма Грац-Карлау являлась учреждением образцово-показательным. Туда для ознакомления с австрийским опытом тюремной педагогики приезжали специалисты из ФРГ, Франции, Великобритании и даже Австралии. В тюрьме активно внедрялись разного рода передовые концепции "перековки" уркаганов в созидательных членов общества, типа, открытые камеры, телевизоры, а потом - и женский конвой. В общем, заведение это было во многих отношениях передовым.
Тюрьма Грац-Карлау - юдоль скорби и печали. В настоящее время, дабы сформировать у мирных австрийцев позитивное восприятие государственной карательной системы, стены по периметру тюрьмы с наружной стороны расписаны граффити. Цветочками и всякими прочими ландышами. Всё-таки затейливый народ австрийцы, с повышенным чувством прекрасного!
И помер бы там Унтервегер никому неизвестным и никому неинтересным уркой лет через 30 или 40. Или может, напротив, дожил бы на тюремном кефирочике бодрым дедом до сегодняшних дней.
Но в передовой тюрьме издавался литературный журнал. Заметки, рассказы и стихи в который сочиняли сами узники. В рамках, так сказать, опыта по социализации преступников. Дело, кстати, доброе и в юдолях скорби и печали практикуемое не однажды. Достаточно вспомнить опыт Ломброзо, всячески поощрявшего литературные экзерсисы больных и для их стимулирования издававшего литературный журнал. Фрагменты из которого Ломброзо не без удовольствия цитировал.
Кстати, в этом месте не могу не удержаться от маленького отступления, не связанного с Унтервегером. Кому неинтересно, можете пропустить до следующего ниже пробела и читать про Джека дальше.
Сейчас занимаюсь продолжением "Истории Бостонского Душителя", вторую книгу готовлю, о чём напишу скоро отдельную заметочку. Так вот, копаясь в материалах об американской тюремной системе 1960-1970-х гг, наткнулся на любопытную информацию об опытах по социализации заключенных в тюрьме города Норфолк, в Массачусетсе.
В этой тюрьме отбывал срок Рой Смит, тот, которого посадили за убийство Бесси Голдберг. Кто читал первую книгу, тот поймёт про кого речь, во второй книге будет продолжение про него же.
Так вот тюремная администрация Норфолка много думала над тем, какие затеи придумать для заключенных. Надо сказать, что тюрьма по режиму содержания относилась к учреждениям среднего уровня строгости, там было много лиц, совершивших тяжкие преступления и притом имевших либо низкий уровень умственного развития, либо демонстрировавших задержку развития. Процент таковых в разные годы варьировалось от 70% до 82% от общего числа 800 заключенных, так что можно понять, что счёт имбецилам и олигофренам шёл на многие сотни.
Чтобы контингент не скучал, администрация выдумывала всевозможные соревнования в американский футбол, бейсбол и пр. Причём на товарищеские матчи приглашались противники достаточно высокого уровня, в т.ч. и из профессиональной лиги. Заключенные играли хорошо и даже порой выигрывали у мастеров, но речь сейчас не про то.
Помимо спортивных игр устраивались развлечения интеллектуальные. Насколько можно понять, играли в нечто, похожее на "Что? Где? Когда?", т.е. с вопросами на общую эрудицию и практическими навыками на сообразительность. Типа, как достать ключ, торчащий с обратной стороны двери, не повреждая дверь и не ломая замок. В какой-то момент команда тюрьмы бросила вызов команде Гарвардского университета, того самого, что в Кембридже. Так сказать, олигофрены против яйцеголовых... Смеяться не надо!
В тюрьму приехала команда из университета - преподаватели, пост-доки, студенты-старшекурсники. Как вы знаете, это учебное заведение считается элитным, там учатся разного рода будущие властители западного мира, в Википедии есть огромная подборка материалов про знаменитых выпускников этого учебного заведения. В общем, зеки сыграли "в соображалку" с элитариями. Элитарии проиграли.
Что, кстати, не кажется очень удивительным. Интеллектуальное превосходство университетских учеников и работников над тюремными сидельцами, скажем мягко, совсем неочевидно.
Товарищи из Кембриджа, однако, удивились. И даже обиделись. Назначили матч-реванш.
А теперь вопрос на соображалку читателям murders.ru: кто выиграл в матче-реванше?
Правильный ответ вы найдёте в самом конце этой заметки.
Смысл сего отступления поймёт не только взрослый, но даже карапуз прост и понятен: ум не эквивалентен сумме знаний и не является следствием наличия или отсутствия престижного диплома. Существуют интеллектуальные качества, не связанные с величиной абстрактных знаний, как-то: здравый смысл, жизненный опыт и обучаемость. Слышали, наверное, пословицу "глупость - это не отсутсвие ума"? Вот именно об этом автор и говорит.
Унтервегер был необразован и невоспитан, но он обладал живостью ума, здравым смыслом и тем замечательным качеством, которое принято обозначать словом "обучаемость". Сообразив, что печатать рассказы в тюремном журнале - это похвальное занятие и притом всячески одобряемое администрацией, он принялся строчить разного рода притчи и заметочки. Они были незамысловаты по содержанию, посвящались злободневным для уголовникам темам, как-то, отношения с любимой женщиной, недостатку материнской любви, несправедливости жизни, страданиям хорошего парня и т.п.
Довольно быстро Унтервегер набил руку, как говорят в литературной среде "расписался", но не в смысле сделал подпись, а в смысле - нашёл свой стиль и стал писать легко и быстро. На общем фоне литературных потуг других авторов тюремного журнала, рассказы Унтервегера отличались композиционной законченностью и стилистической цельностью. Это не значит, что Джек был как-то особенно талантлив, но он быстро приобрёл определенное мастерство и стал лучшем писателем на плацу в тюрьме. Его стали демонстрировать разного рода комиссиям, как австрийским, так и из других стран, посещавшим сие образовательное исправительное учреждение с целью ознакомления с передовым опытом. Унтервегер стал своего рода дрессированной мартышкой - его показывали людям в костюмах, они цокали языками и хвалили тюремное начальство. При этом не забывали прихватить на Родину тюремный журнальчик.
Помимо творческих потуг Джек сосредоточился на "личностном росте". Смешное, конечно же, словосочетание и притом бессмысленное, вроде "жареной воды", но для людей интеллигентных оно полно чарующего смысла. Унтервегер это живо понял и начал расти над собой. В тюрьме он закончил курс средней школы, а в 1978 г получил специальность "оформитель фасадов", изучил типы кистей, виды колеровок и таинства правильного монтажа водостоков. Личностный рост на этом не закончился - Унтервегер прослушал заочный курс театральной школы с говорящим названием "Искусство словесной миниатюры" (или "Искусство рассказа"), не остановился на этом и прошёл курс машинописи.
После этого дело пошло! Рассказы Унтервегера были замечены литературными критиками и австрийскими интеллектуалами, если их можно так назвать. Унтервегеру в 1979 г предложили поработать на детской радиостанции "ORF Vena" и он, разумеется, согласился. В тюрьму раз в неделю приезжал оператор с магнитофоном и Джек читал сказки братьев Гримм... потом переключился на Винни-Пуха. Что интересно, Джек не читал свои сказки по той простой причине, что он не умел их сочинять. Он мог написать рассказ про ограбление гомосексуалиста - мы с него начали этот очерк - но детскую сказку не мог написать в принципе. Может показаться удивительным, но написать простой текст в действительности очень сложно и для создания хорошей сказки надо соблюсти ряд специфических условий, понимание которых Унтервегеру было недоступно просто в силу его психологической ограниченности - он мог имитировать эмоции, но сам их не испытывал. Тем не менее, выпускающий редактор посчитал, что Унтервегер хороший актёр и к микрофону Джека стали приглашать чаще. Начиная с 1980 г выпуски с участием Унтервегера стали выходить дважды в неделю.
Дальше - больше. В том же 1980 г Унтервегера пригласили выступать на другой детской радиостанции - "Bayerischer Rundfunk". Тут уже тюремная администрация почувствовала, что в казематах сидит потенциальная звезда! Джеку выделили кабинет, где поставили рабочий стол с пишущей машинкой - там Унтервегер работал над своими нетленными опусами и принимал посетителей. В 1982 г он написал пьесу "Конечная станция "Каторжная тюрьма"" ("Endstation Zuchthaus") - заунывное произведение про тяготы тюремной жизин и наперёд предсказуемым концом. Лирический герой кончает жизнь самоубийством, симолизирую тем самым свой протест против торжествующего мира алчности и насилия. Торжество алчности и насилия проявлялось в том, что тюремный надзиратель запрещал закрывать окно в камере полотенцем, а потому солнечные лучи мешали спать томимому жаждой справедливости узнику... Ну, вы поняли, да? Пьеса вызвала бурление в головах австрийских интеллектуалов, потрясенных несправедливостью тюремного быта, и почтенные литературные критики удостоили "Конечную станцию..." особой стипендии и звания лучшего драматургического произведения года.
Обложка романа Джека Унтервегера "Тюрьма". Разумеется, автобиографического и, разумеется, остро социального.
Это был настоящий прорыв! Это не чтение про Винни-Пуха в детской радиопередаче - это уже культурное явление в масштабах государства!
В какой-то момент написание рассказов руками дало полезный результат. Не зря же в России говорят: сначала ты работаешь на репутацию, а потом - репутация работает на тебя. С Джеком именно так и получилось!
Прошёл год и Джек Унтервегер выдал на-горА роман. Так сказать, попробовал себя в большой форме. Роман назывался "Чистилище или путешествия в тюрьму". В течение короткого времени последовали его переводы на европейские языки, а через 4 года со времени первого издания роман был издан вторично.
Деньги к Джеку потекли со всех сторон. Сначала стипендия за пьесу, затем гонорар за издание романа немецком языке, потом - за издание на французском и испанском... Джеку стали платить за радиовыступления словно профессиональному актёру за минуту записи! А в случае повторной трансляцмии - платили ещё. Унтервегер не заметил, как стал богат. В США существовало ограничение на возможность заключенных распоряжаться деньгами, а вот в Австрии такового не существовало. Унтервегер задумался, куда бы вложить образовавшиеся деньги? И не прогадал с выбором - в 1985 г он зарегистрировал литературный журнал "Wortbrucke", который позиционировался как стартовая площадка для начинающих авторов.
То есть, на самом деле Джек на этом журнале не заработал денег, но он заработал кое-что более важное - реноме талантливого писателя, помогающего другим талантливым писателям пробиться к читателю. В 1986 г Унтервегер повторил успех 1982 г: его новая пьеса на тюремную тему под названием "Крик отчаяния" ("Cri de Detresse") получила премию как лучшее драматическое произведение года австрийского писателя. К концу 1980-х гг Джека Унтервегера знал каждый австриец, стремившийся быть в русле событий культурной жизни страны. Помните пословицу про репутацию?
А дальше началось и вовсе чудное. В Австрии поднялось движение за освобождение талантливого писателя, узника бесчеловечной тюрьмы Грац-Карлау, жертвы несовершенства социальных отношений и несправедливости судебной системы. Артисты, писатели, читатели, все те, кого принято называть в русском языке творческой интеллигенцией, сплотились в борьбе за освобождение Джека Унтервегера из застенка. Борьба длилась почти 3 года! По совету адвокатов Джек написал прошение о помиловании, его освидетельствовали в общей сложности 4 комплексных психолого-психиатрических комиссии, Джек рассказал им, как он переосмысли жизнь и перевоспитался.
Врачи Унтервегеру поверили. Тюремщики - нет.
Министр юстиции не рекомендовал президенту Австрии Курту Вальдхайму подписывать указ о помиловании, мотивируя это тем, что Унтервегер является глубоко деструктивным социопатом, плохо управляющим своей сексуальной агрессией. Оказавшись на свободе он с большой долей вероятности начнёт убивать снова.
Президент размышлял 10 месяцев, не решаясь выпустить на свободу приговоренного к пожизненному сроку, однако, в конце-концов уступил давлению интеллектуалов. 23 мая 1990 г Джек Унтервегер с гордо поднятой головой вышел на свободу.
Джек Унтервегер как символ воплощенного жизненного успеха. Разоблаченный убийца, приговоренный к пожизнненому заключению в тюрьме, умудрился выйти на свободу и зажил жизнью преуспевающего человека. Ему не надо было класть асфальт или перекапывать газоны - нет! - раз в неделю, или чаще, он заходил в банк, проверял поступление авторских отчислений и снимал сумму, необходимую для жзни. Жил легко, интересно, креативно. Вот это настоящий джек-пот!
Как говорил Пётр Первый, небывалое бывает! Воистину! Убийца, приговорорённый к пожизненному заключению, вышел на свободу на 16-м году пребывания в тюрьме. Причём теперь условия жизни Унтервегера оказались много лучше тех, в коих он находился до посадки - у него были деньги, громкое имя, его везде знали, он был всем нужен, его приглашали и на ТВ, и в на радио, в газеты и журналы.
Унтервегер поселился в Вене, чтобы быть в эпицентре культурного процесса, так сказать. Первым делом приобрёл автомашину. Это был "фольсваген". Затем пересел на "мерседес". Потом у него появился "bmw". Одним из любимых мест его паломничеств явились бутики, торговавшие ювелирными изделиями, Джек скупал драгоценности похлеще иной бьюти-блогера. Буквально спустя месяц с момента освобождения из Грац-Карлау Унтервегер появился в телевизионной студии, увешанный золотыми цацками, словно цыганский барон - на его пальцах красовались 3 перстня, а на запястье правой руки - массивный золотой браслет. В белом костюме с красным платком и красным кашне, с золотыми погремульками, он выглядел истинным парвеню. Удивительно, но тогда на это никто не обращал внимания.
Убийца был нарасхват и всем интересен. В 1990 г Унтервегер принял участие в более чем дюжине ТВ-передач, посвященных самым актуальным проблемам внутренней политики Австрии. Он рассуждал о реформе уголовного законодательства, смягчении тюремного режима, социализации проституток и реинтеграции в общество отбывших срок уголовников. Он был специалистом по всем вопросам, начиная от финансирования оперативной работы полиции и заканчивая перспективами "зелёной энергетики".
Помимо авторских отчислений и гонораров за участие в телепередачах, Джек неплохо зарабатывал на чтении собственных опусов в театрах и кафе. Можно не сомневаться, что если бы в 1990 г существовал youtube, то Джек завёл бы там канал, в котором взялся бы рассуждать на любые темы, приходящие в голову. У нас есть многочисленные примеры такого рода youtube-демагогов, эдаких акынов интернета, малоосмысленно болтающих обо всём, на что падает их взгляд. На их фоне тюремный сиделец с солидным опытом лишения свободы выглядел бы вполне достойно. Вспоминаем про тюремную команду Норфолка и яйцеголовых из Гарварда...
|