Архив. Небесспорные истины. Генерал А. И. Спиридович о расследовании убийства Г. Е. Распутина и похоронах последнего. Страницы :    (1)     (2) стр. 2 (окончание)      Вечером была получена телеграмма от государя с советом обратиться за помощью к Протопопову. Около десяти вечера Протопопов доложил по телефону, что приказ относительно задержания отъезда Юсупова выполнен, что князь Юсупов, приехавший на Николаевский вокзал с князьями Федором Александровичем, Никитой Александровичем и Андреем Александровичем чтобы уехать в Крым, жандармскими офицерами был задержан, вернулся во дворец великого князя Александра Михайловича, где и живет. После этого доклада императрица послала государю последнюю за этот тревожный день телеграмму следующего содержания: «Калинин (Протопопов) делает всё возможное. Пока еще ничего не нашли. Ф., намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам, Боже».      Протопопов предупредил о возможности покушения Вырубову. В ее квартире расположился усиленный наряд охраны. Госпожа Ден провела там беспокойную ночь, боясь нападения. Охранное отделение установило в те дни курьезный факт. Оказалось, что все сплетни и слухи о предполагавшемся террористическом акте распространялись несколькими молодыми дамами высшего общества, знакомыми с участниками убийства. В их числе была и Марианна Эриковна Дерфельден, урожденная Пистолькорс. Лет шесть тому назад она была замужем за гвардейским гусаром Дурново. Она вела знакомство с Распутиным. Однажды Дурново, явившись внезапно на небольшое собрание почитателей Старца, застал момент, когда Старец обнимал его жену. Сильным ударом гусар сбил Старца с ног, увел жену, а Распутин, лежа, кричал: «Я тебе припомню». Вскоре супруги развелись. Именно эта Марианна, по свидетельству Вырубовой, вела теперь среди рабочих агитацию против императрицы.      К вечеру 17-го числа весь великосветский Петроград, посольства, думские круги, редакции, вся полиция — все уже были уверены, что Распутин убит и что убили его великий князь Дмитрий Павлович, Юсупов и Пуришкевич. «Биржевые Ведомости» оповестили об убийстве весь Петроград.     Этой осведомленности помогали и следы преступления, и сами участники дела. Пуришкевич послал в Москву телеграмму: «Все окончено», и ее копия уже находилась у Протопопова.      Князь Юсупов сам явился к своему дяде Родзянко, который знал о готовившемся убийстве. Увидев племянника, госпожа Родзянко со слезами на глазах обняла и благословила его. Родзянко, как писал позже Юсупов, «своим громовым голосом обратился ко мне со словами одобрения». От Родзянко, конечно, обо всем по секрету, узнали некоторые его великосветские и думские знакомые. Юсупов рассказал о случившемся и своему другу, английскому офицеру Рейнеру, служившему в английской разведке в Петрограде, начальником которой был известный сэр Самуэль Хоар. Это был один из способов, которым освещались двор и придворные круги. Потом обо всем узнал и английский посол Бьюкенен. Французский посол Палеолог имел хорошую агентуру, многие сведения ему доносили великосветские дамы. Пресса получила сведения от полиции и из квартиры Распутина, где Акулина, епископ Исидор и так называемый секретарь Симанович открыто и с негодованием называли имена убийц.      В яхт-клубе за обедом обсуждали сенсационную новость. Великий князь Николай Михайлович, поговорив по телефону с премьером Треповым, авторитетно и громко заявлял, что слух об убийстве — вздор и «что все это новая провокация Протопопова». Но приехавший обедать великий князь Дмитрий Павлович, поразивший всех своей бледностью и севший отдельно за стол, сказал кому-то, что Распутин исчез и что, возможно, он убит. После обеда князь отошел в сторону с графом Олсуфьевым. Граф спросил, замешан ли он в этом деле. Дмитрий Павлович ответил, что нет и что князь Горчаков уже спросил его: «Ну что, Митя, ты убил Распутина?». На что был его ответ — категорическое нет. В обоих вопросах по тону видно было сочувствие тому, что произошло. Великий князь уехал из клуба в Михайловский театр, но привлек к себе настолько сильное внимание публики, что уехал оттуда.      Поздно вечером пришел телеграфный ответ из Верхотурья от ревностной поклонницы Распутина Лохтиной, которая спасалась там в скиту около блаженного Макария. К ней обратились с просьбой передать Макарию, чтобы он помог в случившемся несчастье. Лохтина телеграфировала, что блаженный Макарий ответил: «Я мертвых не воскрешаю». Ответ передали императрице. Районная полиция и охранное отделение уже все знали. По приказанию Протопопова специальное дознание вел жандармский генерал Попов. Это обеспечивало полное беспристрастие и независимость от каких-либо влияний. Таким образом министр внутренних дел Протопопов имел полную осведомленность о случившемся преступлении, не хватало только самого трупа. Судебные власти из-за непростительной оплошности министра юстиции Макарова бездействовали.      18 декабря принесло много нового. Накануне 17-го числа вследствие честного исполнения своего служебного долга городовым Власюком, слышавшим ночные выстрелы во дворе князя Юсупова, начались розыск и дознание. Вечером, когда во все отдаленные участки дошла циркулярная телеграмма о розыске трупа, выспавшийся после трудной ночной службы городовой района Петровского моста доложил, что утром 17 декабря, проходившие рабочие говорили ему, что на мосту много следов крови. Обследовать что-либо из-за наступившей ранней зимней темноты было невозможно. Вот почему полиция начала осмотр Петровского моста на рассвете 18 декабря, обнаружила следы крови, а по ним уже обнаружила и одну калошу-бот, которую показали дочерям Распутина и те опознали ее.      Были вызваны водолазы и начались поиски трупа около моста. Из квартиры Распутина позвонили Вырубовой. Протопопов доложил о находке императрице, подчеркнув при докладе, как накануне министр юстиции не позволил власти начать судебное следствие и он, Протопопов, должен был ограничиться своим дознанием генерала Попова. Он же доложил вскоре, что Юсупов переехал жить во дворец великого князя Дмитрия Павловича. Ясно было, что, исчерпав вчера все средства, чтобы доказать властям свою невиновность, князь ищет теперь защиты в неприкосновенном великокняжеском дворце Дмитрия Павловича. Императрица распорядилась, чтобы генерал-адъютант Максимович, исполнявший обязанности министра двора, отправился немедленно к великому князю Дмитрию Павловичу и сообщил ему, что он арестован. Максимович все исполнил. Великий князь просил было, чтобы императрица приняла его, но Ее Величество ответила категорическим отказом. Ему, как и князю Юсупову, во дворце уже не верили.      Государыня отправилась в церковь и после обедни телеграфировала государю: «Только что причастилась в домовой церкви. Все еще ничего не нашли. Розыски продолжаются. Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное. Не теряю пока надежды. Такой яркий солнечный день. Надеюсь, что ты выедешь сегодня. Мне страшно необходимо твое присутствие». В три часа императрица телеграфировала: «Приказала Максимовичу твоим именем запретить Дмитрию выезжать из дому до твоего возвращения. Дмитрий хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тела еще не найдено. Когда ты будешь здесь ?». Между тем из Петрограда во дворец продолжали передавать, что в высшем обществе все ликуют. Передали, что во дворце Дмитрия Павловича веселятся, поют, играют. Однако с объявлением ареста настроение несколько упало. Но с переездом Юсупова сюда нахлынула волна сплетен. Появилась сплетня, что будто бы сторонники Распутина хотят отомстить и решили устроить покушение на великого князя. Юсупов попросил охраны, но охране Протопопова не доверяли и обратились к премьеру Трепову. Трепов помимо министра внутренних дел Протопопова распоряжался и особой военной охраной, чем косвенно подтверждал абсурдный слух о возможности какого-то покушения. Шла явная борьба Трепова с Протопоповым. Конечно, все это передавалось во дворец, императрице. Наконец государыня получила телеграмму о том, что государь выехал в Царское Село, а около 8 часов вечера принесли и вторую телеграмму: «Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 часов». Вечером Протопопов доложил по телефону, что с наступлением темноты работы в реке пришлось прекратить, но что они возобновятся утром. 19-го утром поиски трупа около моста возобновились. Наконец около одной полыньи нашли примерзшую изнутри подо льдом шубу, а затем и примерзший ко льду труп Распутина. Съехались власти. Полиция торжествовала. В 12 часов 30 минут на берег реки около моста, где на салазках лежал труп Распутина, прибыл знаменитый в Петрограде судебный следователь Середа. Началось судебное следствие с опозданием на 36 часов из-за трусости министра юстиции Макарова.      Сконфуженный министр тоже побывал у моста. Теперь он по просьбе прокурора палаты Завадского стал добиваться, чтобы генерал Попов прекратил свое дознание, доказывая, что осуществляемое параллельно со следствием оно лишь будет мешать следователю. Протопопов уступил.      При осмотре трупа были обнаружены три огнестрельные раны в голову, в грудь и спину. Труп был слишком замерзший и делать более подробный осмотр тут на месте было невозможно. Труп отвезти в здание Чесменской богадельни, что на Царскосельском шоссе за городом, чтобы там после оттаивания произвести надлежащее судебно-медицинское освидетельствование. Распутин оказался одетым в голубую шелковую рубашку, вышитую колосьями. Все это Протопопов по телефону подробно доложил Ее Величеству, упомянув и о поведении министра Макарова. Дамы, дети плакали. В два часа государыня отправила навстречу Его Величеству телеграмму, в которой была фраза : «Нашли в воде».      Все во дворце с нетерпением ждали государя. В Петрограде слух о находке трупа распространился быстро. Великий князь Николай Михайлович привез эту новость во дворец Дмитрия Павловича. Настроение участников дела стало унылым. В Могилеве в ставке в эти дни происходило следующее.      17 декабря в ставку съехались на военный совет главнокомандующие фронтами генералы Брусилов, Эверт, Рузский и военный министр Беляев. Они были приглашены к высочайшему завтраку. После завтрака государь совершил обычную прогулку на автомобиле в архиерейский лес и вернулся к чаю. Подали первую телеграмму от Ее Величества с сообщением об исчезновении «Друга» и с просьбой прислать Воейкова. Государь, видимо, не обеспокоился поговорив о телеграмме после чая с Воейковым, поручил ему справиться о поездах и отправился на военный совет. На совете обсуждался план военных действий на 1917 год. Государь и заместитель Алексеева генерал Гурко настаивали на проведении в жизнь программы, принятой на военном совещании союзников в Шайти в ноябре 1916 года. Но государь, председательствуя, не высказывал своего мнения, чтобы не стеснять присутствующих. Перед обедом был объявлен перерыв, а государь, выслушав доклад Воейкова о том, что поездов сегодня нет, телеграфировал Царице : «Сердечно благодарю. Ужасно, что нет поезда до завтра. Не может ли помочь Калинин (Протопопов)». Затем государь снова председательствовал на совете.      Между тем слух об убийстве Распутина дошел и до ставки. Из Петрограда было передано сообщение «Биржевых ведомостей». Генерал Воейков доложил об этом Его Величеству. Поздно вечером подали телеграмму от государыни о задержании Юсупова. Государь взволновался. Свита была в смятении. Вышедший через несколько минут от государя камердинер сказал, что Его Величество в ужасном расстройстве и ничего не хочет слышать. Все разошлись по своим комнатам. Воейков, вызвавший в такой неурочный час своего начальника канцелярии, сказал только о том, что произошло. В свите сторонников Старца не было. С ним дружил только Саблин. Но к убийству все отнеслись серьезно и ожидали больших последствий. Барон Штакельберг долго беседовал с Воейковым, а вернувшись к себе, еще дольше разговаривал о случившемся с генералом Дубенским, сын которого дружил с великим князем Дмитрием Павловичем и отец, естественно, волновался за сына, не замешан ли он. Он уже узнал, что офицерство в ставке ликует. В столовой потребовали шампанского. Кричали ура.      18-го, в воскресенье, государь с наследником были у обедни. Многие с любопытством вглядывались в государя, стараясь прочесть что-либо по его лицу, но напрасно. Государь, как всегда, был спокоен. После обедни он пошел в штаб. Доклад должен был делать генерал-квартирмейстер Лукомский. Сдержанно, спокойно государь поздоровался, закурил. «Ну, что нового», — послышался обычный приветливый голос. Генерал начал докладывать. Как рассказывал он мне позже, от волнения о случившемся ему не спалось почти всю ночь. Служивший последние годы в Петербурге, генерал разбирался в событиях. Убийство Распутина встревожило его. Оно казалось началом чего-то нехорошего. Он хотел предупредить государя. И вот он один на один с императором. Удобный момент. И не отдавая себе отчета, как он будет говорить, Лукомский, закончив доклад, не без волнения попросил у государя разрешения сделать доклад по вопросу постороннему, не относящемуся к военному делу. Его Величество поднял на Лукомского глаза, как-то особенно внимательно посмотрел на него и затем, взяв генерала за руку, сказал мягко, с доброй улыбкой: «Нет, Лукомский, у нас нет времени. Нас ждут на совещании. А вот я вижу у вас два набитых портфеля, так я вам помогу и возьму один». Как ни старался растерявшийся генерал помешать Его Величеству, государь взял один портфель. Много лет спустя Лукомский, волнуясь, описывал мне эту сцену. Государь спокойно провел совещание.      На высочайшем завтраке в числе приглашенных был и великий князь Павел Александрович. Государь был спокоен и приветлив, как всегда, между тем перед самым завтраком он получил взволнованную телеграмму от царицы. После завтрака Его Величество спросил генерала Гурко, много ли осталось вопросов на совещании, которые требуют его личного участия. Генерал ответил, что потребуется час времени. Тогда государь сказал, что в таком случае, закончив совещание, он сегодня же выедет в Царское Село.      Затем император сообщил генералу, что он хочет сказать в заключительном слове на совещании. Эти слова вполне соответствовали взглядам и желанию Гурко. Так совещание и было закончено государем. На нем было решено произвести весной 1917 года общее наступление, причем главный удар предполагалось нанести армией генерала Брусилова. Все армии были уже настолько готовы к этому, что в успехе предстоящего решительного удара по противнику можно было не сомневаться. Веря в армию, в ее вождей, государь был в этом вполне убежден.      После трех часов государь с наследником приехали в царский поезд. Император несколько минут прогуливался с генералом Гурко, говорил о делах, но ни одним словом не обмолвился о петербургском событии. После обеда императорский поезд отбыл в Царское Село. Как только императорский поезд отошел, как из штаба привезли телеграмму для Его Величества от государыни об аресте великого князя Дмитрия Павловича. Ее передали вслед поезду.      За пятичасовым чаем государь оживленно беседовал со свитой по разным темам. И когда разговор перешел на старообрядцев, Его Величество внимательно слушал рассказ графа Шереметева, как он в качестве флигель-адъютанта Его Величества объявлял в Москве в 1906 году Высочайшую волю об открытии церквей. Государь расспрашивал подробности, Видно было, что это его действительно интересует.      Перед Оршей был встречен фельдъегерь с почтой из Петрограда и передана телеграмма, что шла вслед поезду из ставки. Полученное письмо от царицы от 17-го числа ознакомило государя подробно с тем, что случилось в Петрограде. Государь был крайне взволнован и из Орши отправил Ее Величеству ответную телеграмму. Эта телеграмма показывает действительное отношение государя к убийству Распутина. Эта смерть задела самые сокровенные чувства государя, которые он не скрывал только от царицы, так как это святая святых души государевой. Для всех остальных государь — монарх. Вот почему, послав царице телеграмму, государь за обедом и после него кажется всем спокойным, как всегда. Даже с генералом Воейковым, единственным человеком, с которым государь говорит об убийстве, даже с ним он разговаривает так, что тот введен в заблуждение и думает, что император как будто чувствует некоторое облегчение от ухода из жизни Распутина. Между тем смерть Распутина очень сильно впечатляла государя, надломила его. 19-го числа в Малой Вишере в два часа дня Его Величество получил телеграмму от царицы, в которой было сказано, что труп найден.      В 6 часов император приехал в Царское Село. Государыня с дочерьми встречала супруга. Выглядела очень взволнованной: красные пятна заливали ее лицо, крепче обычного были сжаты губы. На двух автомобилях проследовали во дворец.      Как только генерал Воейков вошел в свою квартиру, он тотчас же позвонил министру внутренних дел Протопопову и пригласил с докладом к Его Величеству в 9 с половиной часов. Генерал высказал ему несколько соображений по поводу того, что это ошибка — сообщать результаты розыска трупа широкой публике. Это было странное, мало понятное мнение Воейкова, с которым не соглашался Протопопов. Перед докладом Протопопов заехал к Воейкову, поговорили о случившемся. Воейков считал, что тело Распутина надо увезти скорее в Покровское, на родину. Протопопов соглашался с этим мнением и обещал заехать к генералу после доклада. Во дворце Протопопов был встречен очень милостиво. Его энергичные действия по дознанию об убийстве и по розыску трупа получили полное одобрение. Докладывая как министр, он изображал в то же время не только сторонника, но и поклонника Старца, который был для него Григорием Ефимовичем, провидцем, молитвенником. Это было ложью, политической игрой. Он политиканствовал с Распутиным так же, как некогда политиканствовал первый парламентский министр Алексей Хвостов. Но только тот спекулировал на живом Распутине, а Протопопов, понимая отношение Ее Величества к Старцу, стал спекулировать мертвым Распутиным. Милостивый прием приободрил его. Он сделал подробный доклад Их Величествам.      Пользуясь перлюстрациями, он доложил, что о готовившемся убийстве знали многие, что молодых подталкивали на убийство люди с положением, люди, которых знала царская семья, что были мысли об устранении не только Распутина, но и Вырубовой и даже самой императрицы. Министр представил две телеграммы великой княгини Елизаветы Федоровны. Первая была следующего содержания : «Москва. 18 декабря, 9 часов 38 минут. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла». Вторая телеграмма: «Москва. 18 декабря, 8 часов 52 минуты. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета».      Также Протопопов представил копию письма княгини Юсуповой-матери к сыну от 2 5 ноября. Юсупова писала: «... Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т.е. государя) на все время войны и невмешательства Валиде ( т.е. государыни ) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что, пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише от меня».      Представил министр и копию письма жены Родзянко к княгине Юсуповой от 1 декабря, в котором была такая фраза: «... Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры — все в руках сумасшедшей немки,Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова». Протопопов доложил государю, как отнеслись к этому делу премьер Трепов и министр юстиции Макаров. Когда императрица спросила о том, где будут хоронить Распутина, Протопопов, знавший желание поклонниц похоронить его в Царском Селе, высказался, что именно здесь, приведя в числе доводов и тот, что перевозка тела в Сибирь вызовет в пути демонстрации. Протопопов имел полный успех. Государь благодарил его и поручил поблагодарить полицию. Сам Протопопов был утвержден в должности министра внутренних дел. Покидая дворец, Протопопов чувствовал себя настолько окрепшим в своем положении, что даже не заехал, как обещался, к дворцовому коменданту, а уехал на машине в Петроград.      Генерал Воейков в тот вечер окончательно уронил себя в глазах императрицы. Не будучи тонким психологом, а глядя на дело прямо, честно, по-военному, генерал не учел всей деликатности этого момента в отношении «мистицизма» царицы. Он, как и многие тогда, наивно полагал, что с физическим исчезновением Распутина прекратилось и его влияние. Допустил он и некоторую оплошность при разговоре с Протопоповым. Он раскритиковал его действия по розыску трупа, которыми Протопопов по праву гордился, так как его полиция блестяще выполнила свою обязанность и в короткий срок раскрыла дело, не побоявшись высокого положения преступников и несмотря на пассивность самого генерал-прокурора, министра юстиции. Генерал, очевидно, не понимал, что за эти дни действительным генерал-прокурором, воодушевлявшим всех на работу, являлась императрица Александра Федоровна. Генерал считал, причем совершенно правильно, что тело убитого надо увезти в Сибирь. Повидав тогда Вырубову, он старался убедить ее в этом, но напрасно. Он доказывал, что погребение в Царском Селе, чего хотела Вырубова, приведет лишь к скандалам, а могилу Старца просто будут осквернять. Вырубова спорила и, конечно, передала все царице. Сейчас после отъезда из дворца Протопопова в двенадцатом часу ночи генерал Воейков был вызван к Их Величествам.      Императрица прямо поставила вопрос, где, по его мнению, надо хоронить, и генерал так же прямо ответил, что надо увезти тело в Сибирь и похоронить на родине, таким было желание покойного, высказанное близким. Это была неудачно придуманная ложь, о которой отлично знала императрица, что сразу настроило царицу против генерала. Когда же генерал доложил, что здесь, в Царском, могила подвергнется осквернению, государыня рассердилась. Для царицы осквернение могилы Старца казалось просто святотатством. В конце концов, Их Величества решили, что погребение состоится на земле, принадлежащей Вырубовой, между Александровским парком и деревней Александровкой. Погребение было назначено на 21-е число. На этом и расстались. Когда же на следующий день генерал Воейков, узнав о желании государя быть на погребении, попытался уговорить Его Величество не делать этого, государь лишь молчал, а императрица еще больше разгневалась на генерала.      Доклад Протопопова, рассказы императрицы и дам с бесконечными комментариями из Петрограда, ввели государя в полный курс всех событий истекших дней со всем их ужасом и мельчайшими житейскими подробностями. Безысходное горе императрицы охватило и государя тяжелым чувством потери близкого человека. Ожидание неизбежной катастрофы, нависшей над императором, сразу при известии о смерти Распутина здесь в Царском Селе стало длительно напряженным. Атмосфера во дворце была подавляющей. Вырубова рассказывала, что государь не раз повторял тогда: «Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика». Государыня же была буквально убита письмами и телеграммами, представленными Протопоповым. Все, что казалось раньше только гадкими сплетнями, оказалось жестокой правдой. Государыня «плакала горько и безутешно».      Отношение к делу заинтересованных, но не оправдавших доверие государя министров нашло суровую и правильную оценку Его Величества. 20-го числа Макаров был снят с должности министра юстиции и заменен сенатором Добровольским, которого государь и принял того же 20-го числа. Он уже раньше был рекомендован Щегловитовым и за него хлопотал Распутин. В тот же день был принят с докладом и освобожден от должности премьер Трепов. Умный и энергичный человек, Трепов своей попыткой денежного подкупа Распутина в начале премьерства и странным, непонятным поведением после его убийства окончательно скомпрометировал себя в глазах Их Величеств как человек нехороший и потому неподходящий. Тяжелым по настроению был этот вечер во дворце. Государь записал в дневнике : «После обеда вечер провели вместе».      А в 10 часов вечера в покойницкой палате Чесменской кладбищенской церкви известный профессор Косоротов в присутствии полицейской и следственной властей произвел вскрытие и осмотр трупа Распутина. Были установлены три пулевые раны: одна через левую часть груди в желудок и печень, вторая через правую сторону спины в почки и третья через лоб в мозг. Мозговое вещество издавало спиртной запах. Присутствие яда не обнаружена . На покойном оказался нательный золотой крест со словами: «Спаси и сохрани». На руке браслет из золота и платины с застежкой, на которой буква «Н» с короной и двуглавым орлом. Эти вещи и голубая рубашка покойного были вытребованы через несколько дней во дворец и следователь выдал их под расписку министра юстиции.      После полицейского медицинского осмотра и вскрытия к трупу были допущены дочери, племянница покойного Акулина и Муня Головина. Последнюю в этот день князь Юсупов предупреждал по телефону, чтобы она не была на похоронах, так как возможно, будут бросать бомбы. Муня не поверила. Акулина убирала тело. Наступило 21-е число. Приехали епископ Исидор и друг покойного Симанович. Тело уложили в гроб. Акулина положила в гроб икону, которую 16-го числа Вырубова привезла Распутину от императрицы. Она была привезена из Новгорода. На оборотной стороне государыня, все великие княжны и Вырубова написали свои имена. Епископ Исидор отслужил заупокойную обедню (чего не имел права делать) и отпевание. После говорили, что митрополит Питирим, к которому обратились с просьбой об отпевании, отклонил ее. В те дни была пущена сплетня, что при вскрытии и отпевании присутствовала императрица. Сплетня эта дошла и до английского посольства. Это была очередная типичная сплетня, направленная против императрицы.     После отпевания дубовый гроб был перемещен в фургон и в сопровождении родных и Акулины направлен к Царскому Селу к месту погребения. Это место находилось к северо-востоку от так называемой Елевой дороги царскосельского Александровского парка, между парком и деревней Александровкой, у опушки леса. Оно было куплено Вырубовой для постройки на ней подворья. Там уже была приготовлена могила, куда и опустили гроб в присутствии священника Федоровского собора отца Александра Васильева. Приехали порознь Вырубова и госпожа Ден. Было серое, морозное утро.      В 9 часов, проследовав мимо фотографов, на двух машинах прибыли Их Величества с четырьмя дочерьми. Никого из свиты не было, не было даже дворцового коменданта, которому своевременно доложили о заказе экипажей. Императрица держала в руках белые цветы. Отец Александр, духовник Их Величеств, отслужил литию. Царица поделилась с детьми и дамами цветами. Их бросали в могилу с землей. Стали закапывать. Потом Их Величества отбыли во дворец. Государь совершил обычную утреннюю прогулку, и начался прием министров.      Предупреждение генерала Воейкова сбылось : через некоторое время могила была осквернена. Пришлось для охраны установить военный пост. Часовому вменялось в обязанность охранять находившиеся вблизи лесные склады. Часовой был выделен от артиллерийской команды подполковника Мальцева, ведавшего батареей воздушной охраны. Он был подчинен дворцовому коменданту. Вот когда генералу Воейкову пришлось-таки ведать охраной Распутина. Чины подчиненной ему охраны наблюдали за дорогой, которая вела к могиле. Туда иногда во время прогулки заезжала царица с кем-либо из дочерей или с Вырубовой и привозила на могилу Друга цветы. Там царица черпала бодрость и энергию. За исключением Их Величеств и их детей, вся царская фамилия встретила повсюду известие об убийстве Распутина с радостью. В убийстве видели избавление России от величайшего зла. На убийство смотрели, как на большой патриотический акт.      Даже умудренная годами вдовствующая императрица Мария Федоровна, по словам великого князя Александра Михайловича, который первый сказал Ее Величеству об убийстве, реагировала так: «Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья».      Как императрица, она сочувствовала, но как христианка она не могла не быть против пролития крови, какими бы ни были побуждения виновников. И как только императрица получила достоверные сведения о происшедшем, Ее Величество телеграммой просила государя прекратить дело. Хлопотать за виновных стали приехавшие в Петроград отец Дмитрия Павловича великий князь Павел Александрович и тесть князя Юсупова великий князь Александр Михайлович. ( Последний в детстве дружил с государем — мальчиком Ники. В первые годы царствования они также общались. Он имел на него влияние, был в полной мере членом семьи императора Александра III ). Стали думать, как помочь виновным, и все бывшие в Петрограде члены династии. 21-го числа у больного великого князя Андрея Владимировича, по инициативе великого князя Павла Александровича собрались его матушка, оба брата, великие князья Павел Александрович и Александр Михайлович. Обсуждали положение и решили, что Павел Александрович и Александр Михайлович от всей фамилии будут просить государя прекратить дело, мотивируя это политической обстановкой страны.     Великий князь Павел Александрович рассказал, что Дмитрий Павлович поклялся ему, что его руки не запачканы в крови, что он уже был у государя и просил его об освобождении сына, но получил письмом отрицательный ответ. Он составил проект письма государю и прочел его, текст письма всем понравился. На этом и расстались.      Великий князь Александр Михайлович получил аудиенцию у государя на 9 часов 22-го числа. Государь встретил князя тепло и радушно, что сразу сбило у того агрессивный тон. Великий князь произнес горячую защитительную речь в адрес виновных, прося не относиться к Юсупову и Дмитрию Павловичу, как к обыкновенным убийцам, а как к патриотам, ставшим, правда, на ложный путь, но вдохновленным желанием спасти Родину. Государь слушал внимательно, сказал даже комплимент по поводу красноречия великого князя и возразил лишь, что никому, ни мужику, ни великому князю не дано права убивать. С этим спорить было невозможно. Прощаясь, государь обещал быть милостивым при выборе наказания.      Великий князь старался воздействовать и на министра юстиции, и на Трепова, но Трепов был бессилен, Добровольский сам считал, что дело надо прекратить. Наши законы не предусматривали суда над членом династии. Чтобы поставить великого князя Дмитрия Павловича на одинаковый уровень с другими обвиняемыми, его надо лишить прерогатив династии. Уже одно это вызовет скандал. А сам суд — новый скандал. Здравый смысл требует прекращения дела.      Все говорило за прекращение дела, а главное — просьба императрицы-матери. И 23 декабря государь телеграфировал императрице Марии Федоровне : «Благодарю за телеграмму. Дело будет прекращено. Целую. Ники». 23 декабря Его Величество, не касаясь производившегося следствия, велел прекратить судебное преследование лиц, замешанных в убийстве Распутина или в сокрытии следов преступления, велел князю Юсупову выехать немедленно в его имение в Курской губернии, что и было выполнено в тот же день.      Утром великий князь Дмитрий Павлович был вызван к генерал-адъютанту Максимовичу, и ему было объявлено высочайшее повеление отправиться немедленно на персидскую границу в распоряжение начальника действовавшего там отряда генерала Баратова. Поезд был назначен на 2 часа ночи. Для сопровождения великого князя был назначен генерал Лайминг и флигель-адъютант Кутайсов. Почти все члены династии заехали попрощаться к высылаемому и в 2 часа ночи на 24 декабря великий князь Дмитрий Павлович выехал по назначению.      Таким образом, виновники сенсационного убийства остались безнаказанными. Нельзя было считать наказанием командировку боевого офицера из одной армии в другую или высылку молодого человека в имение. О Пуришкевиче вообще и не говорили. За его неприкосновенность как за члена Думы горой стоял Протопопов. (в начало) Вернуться к оглавлению "Архива"