| |
АРХИВ. История отечественного сыска в воспоминаниях.
Оказалось, что этот Бунаков, по его словам, очень состоятельный человек и имеет в Златоустовском уезде до 50 тысяч десятин, купленных у башкир, из-за которых теперь судится и дошел до Сената. Что женат этот Бунаков на некоей Елене Максимович и живет в городе Уфе в доме Шаршавина, снимая у него половину дома. Семья Шаршавиных состоит из двух сестер: Елены Ивановны и Веры Ивановны. Вера Ивановна замужем за морским капитаном и торгует оренбургскими платками, а Елена Ивановна никакими делами не занималась, была девицей и жила с Бунаковым с 1879 года, сперва потихоньку, а потом почти в явь. Жена Бунакова узнала про его измену и много плакала, а он ее бил. Дальше Петров рассказал, что со слов Бунакова знает, что Елена Шаршавина здесь весною родила, и он их видел обоих, а потом они уехали. Куда — он не знает. — Только вчера не то в пять или в шесть часов вдруг отворяется дверь и входит он сам, Бунаков, — рассказывал дальше Петров, волнуясь. — Я уже все о деле по газетам знал. Я так и обмер. А он, бледный такой, криво усмехнулся и говорит: «Дайте чаю, если время есть!» — «С нашим удовольствием !» Я принес чаю, и мы стали пить, а я, собственно, все о нем думаю и как все это было. Пили, пили, я вдруг и говорю Бунакову: «Что это вы наделали такого ?» Он даже стакан отставил, так затрясся, а потом и говорит : «Я... ничего... она сама отравилась, а я испугался». «С кем же это вы труп увезли?» -- «А не знаю, попался на улице какой-то рабочий. Штукатур, кажись. Я его и зазвал». — «Как же вы все это сделали ?» Он помолчал, а потом встал, и вдруг заторопился. «Мне сейчас некогда, — сказал он мне почти шепотом, так что меня даже мороз по коже проорал. — Приходите завтра в двенадцать часов на Троицкий мост или вечером в Третье Парголово. Я вас на вокзале ждать буду. Там все расскажу, а здесь еще услышать могут». Кивнул мне и ушел. Я сразу-то и не опомнился. А потом думаю : был у меня такой человек, а я молчал. Еще в ответе буду ! И сейчас за ним, а он ушел черным ходом. Прислуги, как на грех, не было. Я и подумал : лучше приду да все скажу, тем более, что меня ищут, а его тогда можно либо на мосту, либо в Парголове взять... Вот и пришел ! — окончил он. — И отлично сделали, — ответил я. — Так уж доведите дело до конца. — Я с удовольствием ! — Я дам вам двух чиновников. Вы с ними пойдете сперва на мост и если его не найдете гам, то поезжайте в Парголово и там укажите чиновникам на этого Бунакова. - Очень рад служить для поимки закоренелого злодея, — ответил он витиевато. Я позвонил, велел позвать двух агентов, Шереметьева и Тяпкина, и поручил им Петрова. Они ушли. Я уже знал, что теперь все дело раскрыто и убийца в наших руках. На мосту они его не нашли и вечером поехали по Финляндской железной дороге. Я никуда не выходил из дома и ждал их с нетерпением. Часов в 12 ночи меня позвали наверх. Я тотчас пришел и увидел Бунакова. Это был несомненный убийца. Невысокого роста, плотный, с равнодушным лицом и холодными голубыми глазами. Он сидел между агентами в совершенно непринужденной позе. Я сперва позвал Шереметьева. Он рассказал мне, что на станции Третье Парголово они увидели его и на него указал им Петров. Они тотчас арестовали его и произвели обыск и затем составили акт о его задержании. Он отказывается от всего, даже от сокрытия трупа. Я распорядился, чтобы завтра утром произвели в его комнате обыск ( оказалось, он снял комнату в Третьем Парголово ) в доме Сосницына, и приказал ввести Бунакова. Он вошел, издали поклонился и остановился. Я подозвал его ближе. Свет лампы падал ему на лицо. — Ну, расскажите мне, как вы это все сделали ? — спросил я его. — Ничего я не делал, — ответил он, — и ничего не знаю. — Для чего же вы с Лиговки очутились в Парголове ? — Рассорился и уехал. Ее там оставил. — Так. А что же вы это Петрову говорили ? — Кому-с ? Аполлошке этому ? Ничего не говорил ему, а что он набрехал, не знаю. — Отлично ! Я позвонил и молча подал рассыльному бумажку, на которой написал требование сейчас же привезти извозчика и маляра. Несмотря на поздний час, я решил довести дело до конца и послал за ними. — Не хотите ли чаю ? — спросил я его. - Нет-с, благодарю. —— Как угодно. Да что вы стоите, присели бы. В ногах правды нет, — добавил я шутливо. — Ничего-с и постою ! Я закурил папиросу и молча стал разглядывать его. Он стоял потупившись, стараясь казаться равнодушным, но, видимо, волновался и недоумевал, почему я его не отпускаю. Прошло более получаса в совершенном молчании. Я уже знал теперь, что он во всем сознается. Это ожидание достаточно утомило его. Наконец явился рассыльный. Я знаком приказал ввести извозчика и маляра. Бунаков увидел их и побледнел. Наивный человек, он, вероятно, не допускал мысли, что их найдут. — Он ? — спросил я. — Он самый ! — ответили они в один голос. — Скажите ему, что вы его знаете ! Сперва ты,— приказал я маляру. — Чего ж говорить, — ответил он бойко, — он и сам меня признал... Действительно, Бунаков был подавлен. — Ну, идите ! Они ушли. — Что же, вы и теперь будете отказываться, что свезли труп Шаршавиной на вокзал ? Бунаков переступил с ноги на ногу. — Нет, зачем же, — ответил он. — Действительно отвез... Мой грех... Напугался и отвез... — Чего же вы напугались ? — А как она скоропостижно померла. Только приехали, она и померла. Думал, затаскают... — А теперь лучше вышло ? — Оно так, да разве в то время думаешь... — Расскажите, как она умерла? От чего? — А не знаю. Так, слабая стала... И потом он рассказал. Приехали они в ночь на субботу, со 2-го на 3-е. День провели в номере вместе и вместе вечером пошли ко всенощной, к Знаменью. По дороге домой купили булок, чай пить. Пришли, а с ней дурно стало. Спазмы в груди, конвульсии. Он ей грудь растирал, воды давал, чаем поил. Потом легли спать: она ~ на кровати, а он — на полу. Утром в воскресенье проснулся, а она холодная. — Умерла, — окончил он свой рассказ, — я испугался, ну и сделал все, чтобы отстраниться... — Куда вы потом сами поехали ? — Всю ночь по улицам ходил. Потом на Выборгской комнату снял, а затем в Третье Парголово уехал. Большего я от него не добился, да мне, собственно, и не нужно было. Дальнейшее было делом следователя. Между тем вскрытие показало, что Елена Шаршавина умерла от отравления. В то же время по справке, присланной Уфимским полицмейстером и Златоустовским исправником, оказалось, что этот Бунаков был незаурядным преступником. Простой крестьянин, он, будучи волостным старшиной, сумел обманом купить у башкирцев 52 тысячи десятин земли совершенно без денег и удачно заложить их за большую сумму. Затем, когда в губернии было введено земство, он за неимением в уезде помещиков был выбран председателем земской управы, но в то же время успел попасться в ряде подлогов, в покушении на убийство, сидел в тюрьме 1,5 года и был приговорен Палатой на 15 лет ссылки в Сибирь с лишением прав ( Прим. murder's site : Не совсем понятно почему здесь говорится о Палате, а не окружном суде. Уголовная Палата по судебной реформе 1864 г. являлась судом второй инстанции, в отличие от окружных судов, которые были судами первой инстанции. Российская Империя была разбита на 109 судебных округов, соответственно в ней было 109 окружных судов, а вот число уголовных Палат было гораздо меньшим : 14. По смыслу Бунаков должен был быть осужден судом первой инстанции ). По этому делу он и приехал хлопотать в Сенат об отмене приговора. Мое дело окончилось. Я передал его судебному следователю, а потом его судили и, несмотря на запирательство, обвинили в предумышленном убийстве, но мотивы его мне и сейчас не понятны. Быть может, Елена отказалась в его пользу от своей части в доме. Быть может, надоела ему, быть может, он просто произвел «опыт». Душа — потемки, а у такого человека — и темная ночь. | |