Следователи ясно понимали, что Ландрю непременно попытается отбить выдвинутые против него обвинения заявлением, будто лица, поименованные в его списке, просто-напросто выехали за пределы Франции. И в самом деле, Лаборде-Лайн вполне могла вернуться в Аргентину, а Мерчадайзер - в Лондон. Для того, чтобы однозначно отмести подобную уловку подозреваемого, прокуратура обратилась с официальным запросом к пограничной службе ; в запросе содержалась просьба о помощи в проведении проверки всего списка лиц, выехавших за пределы Франции со второй половины 1914 г. до конца 1918 г. Хотя с началом Первой Мировой войны многие сухопутные пункты пропуска на границах Франции были закрыты и основными центрами миграции сделались порты на Атлантическом побережии, тем не менее, число покинувших страну за эти годы приближалось к миллиону человек. Нетрудно догадаться, что подобная проверка, проводимая безо всяких средств автоматизации, требовала колоссальных трудозатрат. Она растянулась почти на десять месяцев. Результат ее оказался вполне ожидаемым. Официально было установлено, что ни один человек из списка Ландрю не покидал в указанный период территорию Франции ( по крайней мере, официально ).
    Был изучен вопрос о возможном растворении тел убитых Ландрю людей при помощи кислоты или щелочи. Чтобы растворить тела 11 человек, преступник д. б. использовать не менее полутонны химикатов ; украсть такое количество очень опасных веществ он, скорее всего, не мог, а стало быть, для их приобретения ему надлежало действовать легально. Полицейские изучили все сделки во Франции на поставку высокоактивных химических соединений, начиная с лета 1914 г. Эта рутинная работа тоже потребовала много времени и больших усилий, ведь во время первой Мировой войны химическая промышленность воевавшей Франции испытала настоящий расцвет. Усилия детективов, однако, оказались бесплодны : ничего подозрительного обнаружено не было. В конце-концов официально было признано, что Ландрю не прибегал к уничтожения тел посредством их растворения химическими веществами. Тогда как же он избавлялся от трупов ?
    Вопрос этот был отнюдь не праздным. Без ответа на него нечего было и думать о суде над Ландрю.
    Следователи не сомневались, что поведение преступника содержит ответы на все загадки, связанные с ним : следовало лишь правильно оценить накопленный материал. К концу 1920 г. ( т. е. спустя полтора года с момента ареста ) сыщики уже немало знали об Анри Ландрю. Не было никаких сомнений в том, что убийства своих жертв и последующие манипуляции с телами ( с целью их сокрытия ) преступник осуществлял за пределами Парижа - в арендованных им загородным домах. Однако, дома в Вернулле ( его Ландрю арендовал с сентября 1914 г. по март 1917 г.) и в Гамбейзе ( аренда с апреля 1917 г. по декабрь 1918 г. ) были весьма несхожи : последний был гораздо меньше и к тому же довольно запущен. Кроме того, дом в Вернулле стоял более уединенно и был гораздо ближе к столице ; до городской черты Парижа от него было немногим более 15 км. Понятно, что для преступника, стремившегося произвести на свои жертвы впечатление респектабельного человека, престижность района проживания представлялась немаловажным соображением при выборе дома. Однако, Ландрю почему-то отказался от лучшего варианта в пользу худшего : Гамбейз находился почти в 40 км. от Парижа и к нему вела довольно плохая дорога.
    Несомненно, какая-то весомая причина для переезда из Вернулле в Гамбейз существовала. Дом в Гамбейзе имел в подвале большую печь, которая предназначалась для отопления всего здания. В доме Вернулле ничего подобного не было, лишь в зале находился камин, да в жилых комнатах - небольшие печи. В Вернулле невозможно было сжечь человеческое тело, даже предварительно расчлененное ; в Гамбейзе же проделать это было сравнительно просто. Может быть, именно это соображение и побудило Анри Ландрю сменить место своей дислокации ?
    Это предположение получило неожиданное подтверждение когда у соседей Ландрю в Гамбейзе поинтересовались тем, как часто он топил свою печь ? Соседи припомнили, что порой печь Ландрю действительно топилась в самые неподходящие для этого моменты, например, поздней весной 1918 г. и в начале сентября 1917 г. В обоих случаях стояла прекрасная теплая погода и не было ни малейшей нужды обогревать дом. Дым, валивший из трубы, был масляно-черным и имел специфический неприятный запах - это тоже отметили соседи.
    К этому моменту следователи уже знали, что две женщины из "списка Ландрю" исчезли как раз в указанное время : в сентябре 1917 г. это была Луиза Жаумэ, а в мае 1918 г. - 38-летняя Аннетт Паскаль.
    В начале весны 1921 г. в Гамбейзе вновь появились полицейские с лопатами. Только теперь их интересовали не газоны и клумбы возле хорошо знакомого дома, а яма с золой на заднем дворе. Тщательное просеивание копившейся много лет печной золы ( объем ее был почти 10 кубометров ) позволил сделать долгожданные находки, явно криминального происхождения. Из золы были извлечены в большом числе человеческие кости ( как цельные, так и раздробленные ), больше сотни зубов, зубные коронки, металлические и костяные пуговицы, негорючие детали женских корсетов и обуви. Не подлежало сомнению, что в печи виллы "Эрмитаж" сжигались женщины и их одежды.
    Это открытие фактически ставило точку в расследовании. По мнению следователей, воплотившемся в обвинительном заключении, преступный путь Ландрю-убийцы выглядел следющим образом : последняя тюремная отсидка, отнявшая у стареющего мошенника три года жизни, заставила его задуматься над выработкой плана "идеального" преступления, т. е. такого противозаконного деяния, сущность которого невозможно будет установить в принципе. Дабы жертвы не заявляли на преступника жалоб в полицию, их следовало заставить молчать вечно. Сделать это м. б. только посредством убийства. Но это не могло быть убийством во время брутального грабежа - нет ! - это д. б. быть "тихое", незаметное для окружающих преступление. Так Ландрю пришел к мысли имитировать женитьбу на выбранной жертве и последующий переезд к новому месту жительства вне Парижа. Это усыпляло бдительность родственников, которых преступник, впрочем, не особенно боялся : в случае возникновения с их стороны подозрений, Ландрю мог бы заявить, что семейная жизнь не сложилась и он давно расстался с женщиной, о дальнейшей судьбе которой ему ничего не известно. Сами убийства, разумеется, преступник осуществлял так, что никаких свидетелей этому не оставалось ; следы злодеяний тщательно уничтожал, благо над ним не довлело ограничение по времени.
    В период с конца 1914 г. по август 1915 г. Ландрю убил мать и сына Куче, Лаборде-Лайн, Хеон и Мэри Пеллетьер. Скорее всего, убийств было больше и они продолжались в Вернулле вплоть до марта 1917 г., но в точности этого установить не удалось. В марте 1917 г. была убита Эндри Бабелай. Эта жертва столь не соответствовала "предпочтениям" убийцы, что скорее всего, Ландрю убил бродяжку вынужденно : в обвинительном заключении подчеркивалось, что Бабелай, видимо, стала невольной свидетельницей каких-то разоблачающих Ландрю действий и потому ее пришлось убить. Возможно, эта нищенка видела, как преступник избалялся от останков своих жертв. Как бы там ни было, убийство Бабелай вспугнуло осторожного преступника : он без промедления оставил Вернулле и в течение нескольких дней переехал в Гамбейз.
    Первоначально Ландрю, скорее всего, не сжигал тела убитых им людей. На вилле в Вернулле, как уже подчеркивалось, не было необходимой для этого печи. Скорее всего, преступник расчленял тела на мелкие фрагменты и разбрасывал их на значительном удалении друг от друга, либо закапывал. Сожжения начались после переезда в Гамбейз.
    В период с апреля 1917 г. по декабрь 1918 г. в Гамбейзе бесследно исчезли Бюиссон, Луиза Жаумэ, Аннетт Паскаль, Меркадье-Мерчадайзер, Колломб. Именно этим женщинам принадлежали костные останки, обнаруженные в толще золы под домом.
    Обвинительное заключение подчеркивало, что бухгалтеркие записи Ландрю содержат саморазоблачительные записи. Видимо, преступник никогда не предполагал, что его записная книжка станет объектом тщательного исследования полиции. Блокнот Ландрю содержал даже такие незначительные, на первый взгляд, записи, как расходы на оплату поездов пригородной железной дороги. При этом некоторые из этих записей оказались весьма красноречивы, например : "Мне - туда и обратно, Аннетт - туда". Всем своим женщинам Ландрю рано или поздно покупал билет в одну сторону ( в прямом смысле ) ; это могло означать только то, что их возвращение в Париж преступником уже не предпологалось. Были интересные записи и иного рода, например, Ландрю вывез с виллы в Вернулле и в дальнейшем продал мебель, завезенную туда Лаборде-Лайн. Сердце торговца мебелью дрогнуло при виде добротного шкафа красного дерева, обтянутого шелком дивана и т. п. обстановки роскошного будуара. Ландрю перевез сначала эту мебель в свой гараж-склад в городке Нуэль, а затем продал. Расходы на перевозку, а потом и полученная прибыль были дотошно отражены в бухгалтерских записях Ландрю. Вот уж педант так педант ! Присущая преступнику дотошность явно сыграла с ним злую шутку : в его архиве оказалось немало саморазоблачительных записей и все они были тщательнейшим образом проанализированы в обвинительном заключении.
    Хотя прокуратура так и не получила в свое распоряжение тела убитых Ландрю людей, нельзя не признать, что ее работа по разоблачению преступника, выглядела весьма впечатляюще. Обвинительный акт был очень добротен ; этот документ наглядно свидетельствовал о том, что двухлетняя работа предварительного следствия не была сизифовым трудом.
    Чтобы окончательно снять все возможные сомнения и упредить демагогические уловки Ландрю правоохранительные органы через газеты обратились предпологаемым жертвам убийцы, исчезнувшим женщинам, чей пофамильный список был приложен. Обращение содержало просьбу сообщить о себе органам власти, где бы упомянутые женщины не находились. После трехмесячного бесплодного ожидания ( преступник в это время знакомился с материалами следственного производства ) "дело Ландрю" было направлено в суд.
    Уголовное законодательство Франции той поры существенно отличалось от англо-американского, а также нынешнего отечественного уголовного права. Главная особенность заключалась в том, что "презумпция невиновности" не рассматривалась как абсолютная норма ( хотя и декларировалась ) и требовала доказательства в суде. Это приводило к очень странным с современной точки зрения последствиям : например, молчание обвиняемого в суде расценивалось как признание им своей вины, а родственники обвиняемого не могли уклониться от дачи показаний под присягой на основании факта родства ( напомним, сейчас обвиняемый на законном основании может не давать показаний, если посчитает, что они обернутся против него же самого ; точно также его близкие родственники не могут быть принудительно приведены к присяге и допрошены в суде ). Эта особенность французского правосудия требовала от Ландрю изменения тактики поведения : если во время предварительного следствия он мог спокойно игнорировать обращенные к нему вопросы прокурора, то во время слушания дела в суде подобное молчание однозначно привело бы его на гильотину.
    Своеобразие французских юридических норм приводило и к любопытным процессуальным отличиям. Так, например, закон допускал выдвижение против обвиняемого новых обвинений по ходу процесса, причем рассмотрение этих новых обвинений по существу не требовало нового суда ; оно осуществлялось в рамках уже начатого процесса. Суд работал с участием присяжных заседателей, но после вынесения их вердикта приговор выносился коллегией судей ( в составе трех рядовых судей и одного главного ). Во время допроса под присягой свидетелей и обвиняемого ( т. н. "допрос перед жюри присяжных" ) вопросы могли задавать не только представители обвинения и защиты, но и сами судьи, и присяжные заседатели. Не приходится сомневаться в том, что такой допрос был серьезным испытанием.
    Ландрю не пытался симулировать сумасшествие. Во время психиатрического обследования, проведенного на этапе предварительного следствия, он прямо заявил врачам, что "не считает себя больным человеком и если его все же признают таковым, то он оспорит это заключение".
    Открывшийся в ноябре 1921 г. судебный процесс над "рыжебородым убийцей" с самого начала подавался французской прессой как сенсационный. Отчасти так оно и было : обвиняемый действительно был необычным преступником. Но в самом слушании дела - увы ! - ничего необычного не произошло. Ландрю, как и ожидалось, перестал отмалчиваться и демонстрировал показное желание сотрудничать с судом, но защита его оказалась довольно топорной.