Быть, пусть незаконным, сыном или дочерью лица, принадлежащего к королевскому дому, было большой честью в представлении французской знати XV в. Сын того же Людовика Орлеанского, предполагаемого отца Жанны, будущий известный военачальник граф Дюнуа с гордостью подписывал свои письма : «Рожденный вне брака сын герцога Орлеанского». Зачем же было Жанне скрывать свое знатное происхождение ? А затем, отвечают сторонники «новой» версии, чтобы не ставить под сомнение супружескую верность «ее» матери и, следовательно, законность прав Карла VII на престол. Обвинения в незаконнорожденности и без того выдвигались против Карла англичанами и их союзниками — бургундцами, и их никак нельзя было подкреплять признанием подлинного происхождения Жанны. Видный сторонник «новой» версии Ж. Пем утверждал, что его единомышленник покойный историк Эдуард Шнейдер, поддерживавший дружеские связи с папами Пием XI и Пием XII, раскопал в 1935 г. в Ватиканском архиве протокол допроса Жанны специальной комиссией, образованной по приказу Карла VII и установившей королевское происхождение Девы. Выводы комиссии, сделанные в письменном виде, были сданы на хранение генеральному королевскому адвокату Жану Рабато, у которого временно проживала Жанна. Почему же Шнейдер не опубликовал своего открытия ? Потому, что этого не пожелал Ватикан. Тем не менее устно он сообщил об этом многим лицам, а Пему даже изложил все это в особом письме. Версия о королевском происхождении Жанны объясняет, по мнению Пема, почему ей так легко подчиня- лись строптивые командиры феодальных отрядов, почему она носила цвета Орлеанского дома, почему она была грамотной, почему такие вельможи, как граф Арманьяк, в письмах величали ее «благородной дамой». Добавим, что современник-итальянец Лоренцо Буонинконтро именовал Жанну «принцессой». Не было ли это понятие использовано в прямом, а не в переносном смысле для оценки величия Девы ?
    Как повествует «Лотарингская хроника», Жанна, еще находясь в Лотарингии при поездке в Бурж, приняла предложение участвовать в воинских'состязаниях и поразила всех своим умением управлять боевым копьем. Копье в то время обычно было длиной примерно в четыре метра, и владение им было искусством, требовавшим специального обучения. Вдобавок это было исключительно дворянское оружие, им могли владеть только лица, возведенные в сан рыцаря. Такого права были лишены даже оруженосцы. За нарушение этого правила оруженосцем полагалось лишить его права в будущем стать рыцарем. Может быть, этот рассказ о демонстрации Жанной своего воинского умения относится к числу легенд, приукрасивших подлинную историю Девы? Однако о том, что Жанна свободно владела копьем, сообщают несколько независимых друг от друга источников. Крайне мало вероятно, чтобы подобный курс обучения прошла простая крестьянская девушка из Домреми, если, конечно, она была той, за которую ее принимают.
     Кто же мог обучить Жанну военному делу ? Сама собой напрашивается кандидатура Бертрана де Пуланги. Этому выходцу из дворянской семьи в интересующее нас время было 36 или 37 лет, он был уже опытным воином. Считают, что де Пуланги познакомился с Жанной, когда она прибыла в Вокулер. Но на процессе реабилитации он сделал неожиданное признание: «Я не знаю имя ее матери, но я часто посещал ее дом». Стоит добавить, что де Пуланги поддерживал дружеские связи с Рене Анжуйским и с королевским конюшим Гобером Тибо, доверенным лицом королевского исповедника Жерара Маше, который в свою очередь был приверженцем королевы Иоланты Арагонской, тещи Карла VII. Именно де Пуланги и Жан де Новлонпон ( его роль была, видимо, менее значительной ) снабдили Жанну одеждой воина, Новлонпон взял на себя расходы, связанные с поездкой Жанны, которые 21 апреля 1429 г. в сумме 100 парижских ливров были ему возмещены королевской казной. Интересно отметить, что, по мнению некоторых историков, при возведении Жанны в дворянство ей был присвоен королевский герб, но с добавочным геральдическим знаком, свидетельствующим о незаконном происхождении (имеются и другие попытки объяснения этого герба ). «Орлеанская дева» — так могли называть Жанну не только за ее роль в снятии осады с Орлеана, но и за родственную связь с Орлеанским домом.
     Когда же родилась Жанна ? По традиционной версии, в 1412 г. Утверждение, что она старше на несколько лет, разумеется, нисколько не подрывает в принципе эту версию. Напротив, подтверждение этой даты опровергает гипотезу о том, что Жанна была дочерью Изабеллы Баварской. Но откуда взялась дата «1412 г.»? Сама Жанна, прибыв в 1429 г. ко двору Карла VII, говорила, что ей «три раза семь лет», следовательно, родилась она в 1407—1408 гг. На первом допросе, 21 февраля 1431 г., проведенном в присутствии большого числа лиц, Жанна объявила, что ей «примерно 19 лет». На следующий день, 22 февраля, вопрос повторили, правда в другой форме. «Спрошенная далее о возрасте, когда покинула дом своего отца,— гласит протокол,— она заявила, что не может ответить, каков ее возраст».
    Что же вероятнее — что Жанна назавтра забыла год своего рождения или что она не хотела сообщить настоящую дату ? Обычно для объяснения подобных двусмысленных ответов ссылаются на то, что в средние века не велись записи рождения и никто среди простого народа не знал точно свой возраст. Этому доводу не следует придавать преувеличенного значения. Да, метрик не существовало, но приходские священники отмечали даты крещения новорожденных. Кроме того, окружающие знали, во время какого памятного чем-то — для семьи или села — события родился каждый житель, и это позволяло определять возраст с точностью до года. В этой связи можно отметить, что все земляки и друзья детства Жанны, которых допрашивали в качестве свидетелей на процессе реабилитации в 1456 г., были в состоянии точно указать, сколько им лет. Изабелла Жирарден сказала, что ей 51 год, Овьет — 45, Манжет — 43 года и т. д. Как же объяснить, что за четверть века до этого Жанна, несравненно более развитая и способная, чем ее землячки, могла определить свой возраст только приблизительно, а назавтра сообщить, что она его вообще не знает ? Если же отбросить столь сомнительное заявление Жанны 21 февраля 1431 г., то целый ряд других данных позволяет определить, что она, вероятно, родилась в конце 1407 г.
    Во-первых, на допросе 22 февраля 1431 г. Жанна сообщила, что, когда впервые услышала «голоса» святых, ей было «тринадцать лет или около того». А на допросе 27 февраля она утверждала, что впервые побывала в Вокулере через семь лет после того, как святые взяли ее под свое покровительство. В Вокулер Жанна прибыла в мае 1428 г. Ей тогда, по ее собственному подсчету, было 20 лет ( тринадцать и семь ). Один из авторов, придерживавшихся традиционной версии, аббат Поль Гийом, в недоумении даже высказал предположение, будто здесь речь идет об ошибке переписчика. Но ведь так можно отвергнуть любое свидетельство источников, не укладывавшееся в заранее созданную схему. Между тем, если предполагать, что Жанна не хотела точно указывать свой возраст, а этими показаниями 22 и 27 февраля она невольно выдала себя, все находит приемлемое объяснение.
    Во-вторых, обратимся к обвинительному акту, составленному 27 марта 1431 г., после первой серии допросов Жанны. В пункте 8 этого акта говорится, что Жанна отправилась в Нефшато, когда ей было около 20 лет. Между тем дату этой поездки можно датировать точно июлем 1428 г., иначе говоря, она родилась примерно в 1408 г. Кошон посылал своих людей в Домреми, чтобы собрать сведения о детских годах Жанны, отсюда и проистекала его осведомленность о ее возрасте. И снова это свидетельство обвинительного акта ставит в тупик сторонников традиционной версии. Один из них, С. Люс, считает, что речь опять-таки идет об ошибке писца — тот поставил латинскую цифру «X» вместо нужной цифры «V» ( в результате получилось XX лет вместо XV ). Однако в данном случае предположение о такой ошибке приводит к явному абсурду — получается, что Жанна родилась примерно в августе 1413 г. и что ей было всего 15 с половиной лет, когда она освободила Орлеан! Добавим, что придворный хронист герцога Бургундского Ангерран де Монтреле, видевший Жанну сразу после ее взятия в плен, сообщал, что ей «двадцать лет или около того». Здесь не может уже идти речь об ошибке писца, поскольку возраст обозначен не цифрой, а прописью.
    Другие хронисты дают различные даты рождения Жанны. Персеваль де Каньи, историограф герцога Алансонского, в хронике, написанной между 1434 и 1437 гг. и передающей много весьма достоверных сведений о Жанне, отмечает, что она начала свою миссию, когда ей было «от восемнадцати до двадцати лет», однако через страницу можно прочесть, что Жанна была захвачена, когда ей было примерно двадцать восемь лет, а это полностью противоречит предшествующему свидетельству.
    Другой пример такого же противоречия : современник Жанны Филипп де Бергам пишет, что она прибыла ко двору, когда ей было шестнадцать лет, и двадцать четыре года, когда ее сожгли в Руане. На деле же между этими событиями прошло не восемь лет, а лишь два года с лишним. Если верить тому, что Жанне было 24 года, когда она была сожжена в Руане, это снова подводит нас к 1407 г. как дате ее рождения. Между прочим, Бергам сообщает, что заимствует свои сведения у Гийома Гюаша. Фамилию Гюаша, или Гокаша, некоторые историки считают искажением фамилии Рауля де Гокура, приближенного герцога Орлеанского и правителя Орлеана, сражавшегося вместе с Жанной при освобождении этого города. В дневнике парижского буржуа отмечается, что Жанна погибла примерно двадцати семи лет от роду. Все эти данные по крайней мере доказывают, что нельзя безапелляционно считать датой рождения Жанны 1412 г. Есть к тому же другие основания усомниться в этой дате. В 1428 г., когда Жанна жила в Нефшато, ей пришлось предстать перед трибуналом в Туле по обвинению в нарушении обещания выйти замуж за какого-то деревенского парня. Она поехала за 150 километров, как сама рассказывала, одна по очень небезопасным дорогам. Если считать, что ей было около 21 года, то это можно понять, но подобную поездку шестнадцатилетней девушки трудно представить. Кроме того, если ей было 16 лет, то она считалась бы по тогдашним законам Лотарингии несовершеннолетней и не могла бы сама защищать свои интересы в суде.
    Обратимся теперь к показаниям подруг Жанны во время процесса 1456 г. Овьет, которой было тогда 45 лет ( иначе говоря, она родилась в 1411 г. ), заявила, что Жанна была старше ее на три или четыре года. Вряд ли Овьет могла ошибаться в возрасте подруги своего детства, ставшей народной героиней, и считать ее старше себя на несколько лет, если бы она была на год ее моложе. Это означало бы сделать ошибку в пять лет — очень большой разрыв в юные годы. Вряд ли здесь могла быть и ошибка писца, ведшего протокол. Изабелла Жирарден, хорошо знавшая Деву Жанну, которая была крестной матерью одного из ее детей, явно считала Орлеанскую деву однолеткой. Между тем Изабелла родилась в 1405 или 1406 г. и вряд ли могла принимать Жанну за свою ровесницу, если та была на шесть или семь лет ее моложе. Жители Домреми, подруги и соседи Жанны, дававшие показания, не могли не понимать, что, относя рождение Девы к 1407 или 1408 г., они тем самым свидетельствовали, что Изабелла Роме не являлась ее матерью. Ведь в эти годы Изабелла Роме родила сына Пьера и дочь Катерину. Может быть, поэтому и возникла неопределенность в их ответах.