На главную.
Пытки и казни.
Убийство Анастасии Шумской, домоправительницы графа Аракчеева.

стр. 2

    Специальным письмом полковник поставил в известность о совершившемся преступлении новгородского гражданского Губернатора Дмитрия Сергеевича Жеребцова. Тот немедленно ответил, что лично прибудет в Грузино, дабы засвидетельствовать свои соболезнования графу Аракчееву, а пока же вперед себя посылает советника Псковитинова, которому и надлежит заняться расследованием чрезвычайного происшествия.
    Розыск виновных не обещал особых затруднений. Одна из трех комнатных девушек погибшей домоправительницы - 21-летняя Прасковья Антонова - еще до приезда Аракчеева безо всяких внешних побуждений призналась в том, что зарезала собственноручно спящую хозяйку. Эти слова слышала многочисленная дворня, это же признание Прасковья повторила перед лицом онемевшего от ярости графа, когда он самолично взялся "разбираться" с дворней. Вместе с тем, ряд моментов уже в первый день розысков показался подозрителен как фон Фрикену, так и самому Аракчееву.
    Во-первых, общинный голова Шишкин рассказал начальникам о том, что сразу же после обнаружения тела Настасьи Федоровны ее кухмистер ( заведующий складом ) Иван Аникеев жестоко избил старшую из комнатных девушек - 30-летнюю Аксинью Семенову. Избиение это показалось Аракчееву довольно странным, поскольку по словам Прасковьи Антоновой она нарочно удалила из "флигеля" Аксинью Семенову, придумав ей поручение от имени хозяйки. Семеновой, якобы, следовало выйти к садовникам и распорядиться насчет посадки кустов в саду. Садовники подтверждали факт появления в саду Семеновой и разговор с нею по поводу посадок. Кухмистер Аникеев пользовался полным доверием погибшей домоправительницы, но когда Аракчеев обратился к нему за разъяснениями, тот не смог внятно объяснить своей расправы над Семеновой. У графа сложилось мнение, что Аникеев чего-то недоговаривает и это еще больше взвинтило Аракчеева.
    Во-вторых, весьма странно выглядело то, что никто из дворни, якобы, не слышал ничего подозрительного вплоть до момента обнаружения тела погибшей. Осмотр места преступления не оставлял сомнений в том, что Шумская отчаянно сопротивлялась напавшему на нее. Трудно было представить, чтобы смертельная схватка не сопровождалась криками и призывами помощи. Оконные рамы были одинарными, поскольку в начале сентября еще не успели вставить вторые рамы для зимнего утепления. Казалось невероятным, чтобы крик, исходящий из комнаты на первом этаже, не был услышан кем-то из дворни - теми же садовниками, разговаривавшими с Семеновой перед домом.
    В-третьих, при осмотре места преступления был найден большой окровавленный нож, очевидно, послуживший орудием убийства. Подобный нож не мог находиться в распоряжении комнатных девушек - его можно было добыть только на кухне. Исходя из этого соображения представлялось вероятным, что Прасковья Антонова имела сообщника или сообщников, предоставивших в ее распоряжение большой мясницкий нож.
    Эти доводы заставляли графа смотреть на свою дворню с крайним недоверием и подозревать предварительный сговор нескольких лиц, т. е. - заговор. В качестве цели заговора Аракчеев увидел ... самого себя. Это может показаться неожиданным и никак не согласующимся со здравым смыслом, но в своем письме Императору Александру Первому граф через несколько дней многозначительно обронит : "можно еще кажется заключать, что смертоубица имел помышление и обо мне". Тезис этот не выдерживает никакой критики, но к нему Аракчеев возвращался в дальнейшем еще не раз.
    Вообще, события в Грузине 10 сентября 1825 г. вызвали бурную переписку высших должностных лиц Империи. Прежде всего Алексей Андреевич Аракчеев, несмотря на слезы и истерику, вызвал к себе вечером 10 сентября протоиерея местной сельской церкви Николая Степановича Ильинского и приказал ему готовить похороны Настасьи Шумской... возле храмового алтаря. Священник был прекрасно осведомлен как об образе жизни погибшей ( об этом еще предстоит большой разговор впереди ), так и об обстоятельствах ее гибели и потому приказ всесильного императорского фаворита поверг Ильинского в шок. Священник написал письмо преосвященному Моисею, викарию Новгородскому, в котором попросил разрешения исполнить приказ графа. Моисей ответить не успел, поскольку в дело вмешался архимандрит юрьевский Фотий ( еще один императорский фаворит с репутацией весьма неоднозначной ), который в это время направлялся через Новгород в Грузино, утешать страдавшего Аракчеева. Фотий, пользовавшийся огромным влиянием в силу своей близости к Императору, заявил, что сам урегулирует деликатную ситуацию и попросил преосвященного Моисея не вмешиваться. По приезде в Грузино архимандрит рассказал Аракчееву о том, что протоиерей Ильинский, не полагаясь на приказ графа, написал письмо в Новгород. Эта новость вызвала вспышку ярости Аракчеева, который ждал безусловного подчинения его воле. Аракчеев заявил бедному Ильинскому, что "тебе не будет места на земле". Чтобы спасти бедного протоиерея от ярости графа, хорошо известного своей злобностью и мстительностью, пришлось вмешаться сначала Митрополиту Новгородскому Серафиму, а затем и Святейшему Синоду. Сначала Николая Степановича Ильинского перевели в Боровичи, небольшой городок Новгородской губернии, а впоследствии - в Санкт-Петербург. К слову сказать, через много лет, уже будучи постриженым в монахи, этот человек сделался наместником Александро-Невской лавры ( под именем Никанора ).
    Чрезвычайно озаботился событиями в Грузино сам Император Александр Первый. Забегая несколько вперед следует отметить, что монаршим рескриптом от 3 октября 1825 г. генерал-майор Петр Андреевич Клейнмихель, начальник штаба отдельного корпуса военных поселений, был командирован из Таганрога ( где он сопровождал Императора в поездке по югу России ) в Новгород. Клейнминхелю надлежало лично курировать расследование убийства Настасьи Шумской. Дело таким образом приобретало государственную важность ! Оно оказалось на контроле у Императора !
    Соответственно, ходом расследования оказались чрезвычайно озабочены все учреждения правоохранительной системы государства : Министерство юстиции, Министерство внутренних дел, Сенат. В Новгород были командированы чиновники этих ведомств, которые приняли на себя труд информировать столицу о всех перипетиях сыска.
    Но вся эта гигантская бюрократическая машина закрутится чуть позже - в конце сентября-начале октября 1825 г.
    Между тем, в Грузино прибыл Псковитинов, опытный чиновник новгородской уголовной палаты, на своем веку немало повидавший кровавых преступлений. Он деятельно принялся за дело. Ему не было дела до игры придворных самолюбий и тонкостей светской политики, он взялся за расследование конкретного и вполне очевидного дела. Мотив убийства, по мнению чиновника, был куда проще и очевиднее пресловутого "заговора против его сиятельства графа". Любому разумному человеку было ясно, что заговорщики, если бы таковые действительно существовали, покушались бы на самого графа, но никак не на его любовницу. А потому, по версии Псковитинова, убийцами двигала банальная месть, поскольку домоправительница Аракчеева полностью соответствовала графу своим крутым и злобным нравом. Только такой тиран в юбке мог четверть века оставаться любезным очерствелому сердцу этого сухого педанта.
    Расследование Псковитинова быстро двинулось сразу в нескольких направлениях. Прежде всего, он озаботился установлением происхождения ножа, найденного на месте преступления. Не составило большого труда доказать, что нож был взят с графской кухни. Следователь вызвал к себе работавшего в тот день на кухне младшего брата Прасковьи Антоновой и просто поинтересовался у него : "Твой ли нож, братец ?" Потрясенный прозорливостью чиновника Василий Антонов упал ему в ноги и признался, что нож действительно принадлежит ему и этим самым ножом именно он, а не старшая сестра, совершил убийство. Псковитинов приказал немедленно раздеть Василия : на шароварах и подкладке зипуна последнего были обнаружены бурые следы, похожие на кровавые. Тут на руку следователю сыграло то обстоятельство, что никто из дворовых людей Аракчеева не успел переодеться - все они были закованы в кандалы в той самой одежде, в какой их застала весть об убийстве домоправительницы.
    Следователь распорядился осмотреть одежду всех остальных задержанных. Преступление было очень кровавым, а это значило, что соучастники ( если таковые существовали ) должны были перепачкаться кровью жертвы. Но более подозрительных пятен ни на чьей одежде обнаружить не удалось.
    По версии Василия Антонова события утра 10 сентября 1825 г. выглядели следующим образом. Старшая сестра, страдая от всяческих унижений и побоев со стороны Настасьи Федоровны, неоднократно жаловалась на это брату. Не видя ни малейшего способа покончить с систематическими издевательствами стареющей наяды, Василий несколько раз говорил сестре, что готов расправиться с Шумской. Но дабы обезопасить себя, в качестве обязательного условия он выставил требование, чтобы сестра взяла на себя вину за преступление. Прасковья давала на то устное согласие. Брат и сестра ждали удобного случая для нападения. В шестом часу утра 10 сентября сестра сказала ему, что как раз такой случай представился : одна из трех комнатных девушек находилась в заключении в "эдикюле", другую - Прасковья ручалась отвлечь, сама же хозяйка уснула не в спальне, дверь которой обыкновенно запиралась на ночь, а в проходной комнате на канапе ( нераскладном диване ). Антоновы решились действовать немедля. Прасковья пошла вперед, оставив боковую дверь на улицу открытой, и отослала другую комнатную девушку - Аксинью Семенову - в сад. Василий проник в дом спустя несколько минут и немедленно набросился на спавшую Анастасию Федоровну. Тихого убийства не получилось : проснувшаяся женщина оказала отчаянное сопротивление, борьба, начавшись на канапе, быстро переместилась на пол. Грохот опрокидываемых стульев и крики жертвы очень беспокоили Василия, но на помощь домоправительнице никто не пришел. Убегая с места преступления он не заметил, что позабыл в комнате нож, впоследствии решил, что обронил его где-то на обратном пути. Довольно быстро Василий восстановил полное самообладание ; когда через несколько часов ему пришлось по русскому обычаю приготовить и поставить перед гробом убитой им женщины кутью, он это сделал бестрепетно и ничем себя не выдал.
    Помимо разоблачения непосредственного убийцы, Псковитинов взялся исследовать поведение остальной челяди, как, впрочем, и самой погибшей. И то, и другое являлось немаловажным для понимания глубинных причин происшедшего. Отношения крепостных крестьян и их господ - увы ! - в те весьма мрачные ремена были далеко не такими идиллическими, как это может показаться некоторым нынешним наивным последователям монархической идеи. Уголовная история России являет немало мрачных случаев расправ крепостных людей над своими господами-притеснителями. В 1821 г. крепостной Минаев убил своего хозяина - чиновника Тимофеева ; в 1806 г.- кучер Кондратьев расправился с графом Яблонским ; в 1790 г. дворня артиллерийского капитана Маслова замучила его, не вынеся систематических притеснений ; в июле 1811 г. погиб от рук своих крепостных фельдмаршал М. Каменский. Разумеется, Псковитинов знал об этих и им подобных случаях ; кроме того, он знал и крутой нрав самой погибшей, а потому не сомневался, в каком направлении надлежит вести расследование.
    Чтобы исключить возможность самосуда со стороны Аракчеева, Псковитинов перевел 22 человека из Грузино в Новгород. Там он мог чувствовать себя более свободно, нежели в вотчине графа.
    Между тем, сам граф озаботился погребением убитой. Сия церемония была обставлена с надлежащей торжественностью и пышностью. Отпевание провел нарочно приехавший для этого архимандрит Юрьевского монастыря Фотий ; он произнес надгробную речь в которой позволил себе высказаться в том смысле, что погибшая, мол-де, непременно поступит в сонм великомучениц. Слова эти из уст высокого церковного иерарха были поразительно-нескромны хотя бы по той причине, что великомучеником христианство признает целовека, погибшего в защиту веры. Очевидно, данная уголовная история не могла иметь к делам религиозным ни малейшего отношения.
    Когда гроб с телом домоправительницы стали опускать в глубокий склеп у алтаря, Аракчеев с воплем бросился следом. Никто из окружавших его подобной прыти от 56-летнего графа не ожидал, а потому помешать этой выходке не смог. Аракчеев, свалившись с высоты на гроб, весьма основательно разбился. Впрочем, в тот момент он этого не заметил, и храм огласился истеричными воплями, типа : "Режьте меня, лишайте жизни, злодеи и паразиты !" Дикая выходка нарушила весь ход траурной церемонии. От былой торжественности не осталось и следа. Лакеи полезли в склеп вслед за господином, но вылезти оттуда он не смог, поскольку разбил себе локти, колени и лоб. Графа пришлось извлекать на руках и тут же в храме останавливать обильно струившуюся кровь. В конце-концов сия церемония окончилась установкой заранее изготовленной плиты с надписью : "Здесь погребен 25-летний друг Анастасия, убиенная дворовыми людьми села Грузина за искреннюю ея преданность к графу".
.