Murders

Убийства детей.
Уральский Монстр. (Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза.)

11. В августе тридцать девятого (окончание главы).

Родился Урусов в 1905 г. в городе Тюмени, с 11 лет работал грузчиком в порту, в возрасте 14 лет стал заведующим делопроизводством в отделе розыска транспортной ЧК в Тюмени.

Уже по одному этому факту можно составить некоторое представление о чекистских кадрах той поры - мальчишку взяли "заведовать делопроизводством", поскольку он, в отличие от остальных сотрудников, умел хоть как-то читать и писать. Впоследствии из спецслужбы его убрали за молодостью, направили работать по линии красной милиции. В 1928 г. - то есть в возрасте 23 лет - Александр Урусов был назначен начальником Тюменского окружного уголовного розыска, по долгу службы гонялся за бандитами и грабителями по территории чуть ли не в 30 тысяч квадратных километров, и получалось это дело у него неплохо. Уже через год его наградили боевым оружием - пистолетом наган. С 10 августа 1930 г. Урусов - начальник уголовного розыска Магнитогорского городского административного отдела (сложное название подразделения не должно удивлять - это было время больших реформ в системе НКВД, и уголовный розыск то вводили в состав милиции, то выводили, и вся эта чехарда длилась вплоть до слияния ОГПУ и НКВД в 1934 г.). В Магнитогорске Урусов создавал уголовный розыск, что называется, "с нуля", впрочем, и сам город в то время строился "с нуля". Заместителем Александра Михайловича по научно-технической части стал Евгений Вершинин, тот самый, что в 1939 г. уже возглавлял уголовный розыск Свердловска и руководил розыском таинственного убийцы детей. Затем Александр Урусов был отозван в Москву для обучения в Центральной высшей школе РКМ, а после ее окончания направлен в Свердловск начальником отделения ОУР. В дальнейшем вырос в начальника уголовного розыска. В 1937 г. Урусов стал заместителем начальника Управления РКМ, с мая 1938 г. - начальником управления. В этой должности курировал розыск убийцы детей летом-осенью 1939 г.
     Очень интересна судьба Урусова в последующие годы. До конца 1943-го он возглавлял милицию Свердловска, получил звание комиссара милиции третьего ранга, в январе 1944 г. стал начальником Московского уголовного розыска (МУР) и заместителем начальника Управления РКМ столицы. Эти должности он занимал вплоть до 1950 г. События романа братьев Вайнеров "Эра милосердия", по которому снят прославленный телесериал "Место встречи изменить нельзя", происходят как раз в то время, когда МУРом руководил Александр Урусов. В 1951-1953 гг. он возглавил Управление милиции Московской области, и именно при Урусове в подмосковном Красногорске была разоблачена та самая банда Ивана Митина, что послужила для братьев Вайнеров прообразом банды "Черная кошка". Настоящая банда не имела со своим киношным образом ничего общего, кроме разве что безудержной жестокости и полной "отвязанности". Главарю шайки на момент ареста шел 26-й год, четверо его подельников были младше Митина и лишь один - Петр Болотов - старше. Ему ко времени задержания исполнилось 37 лет, и он уже 7 лет состоял членом ВКП(б)-КПСС, считался проверенным партийцем и передовиком производства. Все эти неудобные детали, разумеется, были должным образом "подрихтованы" авторами романа и телеэпопеи и перенесены из 1953 г. на 7 лет ранее.
     В последующем Урусов поработал в Венгрии советником по линии Министерства внутренних дел, стал свидетелем и до некоторой степени участником известных событий 1956 г. На следующий год - в возрасте всего лишь 52 лет - отправлен на пенсию. Выход на пенсию в столь раннем для генерала возрасте был продиктован вовлеченностью Урусова в репрессивные события 1936-1938 гг. Как уже отмечалось выше, органы Рабоче-Крестьянской милиции деятельно помогали госбезопасности в проведении массового террора. По требованию Хрущева во второй половине 1950-х гг. из силовых структур Советского Союза были удалены более 40 тысяч человек, участвовавших в беспределе ежовской поры. По этой же причине в книге "Солдаты правопорядка: Будни уральской милиции", выпущенной в 2000 г. издательством Уральского университета, об Александре Михайловиче Урусове нет ни слова. Авторы, очевидно, посчитали, что правду удобнее скрыть, чем найти необходимые слова для объяснений, хотя такой подход вряд ли можно считать оправданным. Без упоминания Урусова историю советской милиции на Урале представить невозможно, и этот человек объективно заслуживает точно такого же внимания, что и упоминавшиеся выше руководители областного УНКВД Дмитрий Дмитриев или Михаил Викторов.
     Итак, Александр Урусов в сопровождении руководящих работников Управления РКМ и уголовного розыска прибыл к обнаруженному трупу ребенка.
     По карте местоположение трупа было определено более-менее точно - в 800 метрах от Елизаветинского тракта вправо и в 600 метрах от поселка Мясохладокомбината, рядом с тропой, ведущей из поселка Мясохладокомбината на Гореловский кордон, на территории 3-го лесоучастка. Тело было помещено - явно умышленно - в естественное углубление, треугольную яму глубиной около полуметра, засыпанную землей и сухими ветками. Согласно протоколу осмотра места обнаружения трупа часть веток в нижней части тела была сдвинута, благодаря чему хорошо была заметна левая нога мертвого ребенка. Понятно, что это произошло в результате действий Ивана Чамовских, он сам же это и признал. Примерно в 30 сантиметрах от левой ноги на бугорке находилась детская кожаная туфелька, а парная ей оказалась на правой голени трупа примерно в 10 сантиметрах выше ступни. После удаления веток и земли стало ясно, что тело принадлежит девочке и находится в положении "лежа на спине", при этом правая нога подогнута и откинута вправо, правая рука - прижата к телу, левая нога - вытянута, а левая рука - откинута в левую сторону. Труп сильно разложился, согласно протоколу "мягкие ткани представляют собой тестообразную массу бледно-серо-желтого цвета". У левого бедра находился булыжник размером 18*25 см, явно помещенный сюда после того, как в яму было уложено тело. У ног трупа были найдены детские чулочки, один из них вывернут наизнанку. Половые органы оказались прикрыты частично сгнившими детскими трусиками. С левой стороны от трупа на удалении 50 сантиметров лежала вязаная детская кофта, рядом с нею - черное детское платье с разноцветными цветочками, темно-синее старое детское пальто с разорванным меховым воротником, детская курточка с хлястиком, белая панама. Все предметы одежды испачканы землей и массой бледно-серо-желтого цвета (внимательный читатель уже наверняка обратил внимание на то, что все эти предметы, целенаправленно снятые преступником с жертвы, находились слева от тела, то есть преступник при манипуляциях с ними действовал левой рукой, очевидно правой удерживая жертву). На расстоянии двух метров от трупа слева был найден лоскут от мехового воротника пальто.
     Со стороны ног, на удалении 25-30 сантиметров, лежала старая стелька и рваная верхняя часть черного кожаного ботинка (из протокола невозможно понять, идет ли речь о детском ботиночке или предмете, никак не связанном с жертвой). На удалении 4 метров от ног трупа - часть сильно истлевших стеганых брюк грязно-серого цвета. Судя по всему, штаны эти никак не были связаны с телом мертвой девочки - опять-таки из содержания протокола осмотра обнаружения трупа невозможно понять, какого размера были эти штаны, насколько они были повреждены, каков их фасон и т. п.

Место сокрытия тела Вали Камаевой. Преступник выбрал естественное углубление у корней дерева, поместил в него труп девочки и замаскировал его камнями и ветками. Рядом с телом была брошена одежда, принадлежавшая жертве. Красная стрелка, нарисованная от руки сотрудником уголовного розыска, указывает именно на нее. Можно говорить, что в постмортальной активности преступника (т. е. после наступления смерти жертвы) появилась некоторая стереотипность (повторяемость) действий: в первый раз маскировку тела жертвы он осуществил в случае с Ритой Ханьжиной, похищенной и убитой 30 июня 1939 г., затем повторил эти манипуляции в случае с Валей Камаевой, убитой 22 июля, а буквально через пять дней после этого аналогичным образом попытался скрыть тело Лиды Сурниной. В этой связи, кстати, можно припомнить и убийство Герды Грибановой годом ранее, но тогда преступник действовал поблизости от места проживания жертвы (буквально в 60-80 м от дома), явно торопился, и устроенная им маскировка носила весьма условный характер. Тем не менее налицо демонстрация устойчивого стереотипа, что является серьезным доводом в пользу того, что по крайней мере в четырех из семи описанных нами случаев действовал один и тот же человек.

     Наружный осмотр повреждений не проводился ввиду сильных гнилостных изменений мягких тканей. Останки были доставлены в морг 1-й городской больницы, где на следующий день работой с ними занялся судмедэксперт Свердловска Грамолин. Однако еще до того, как он приступил к делу, неизвестный сильно разложившийся труп был опознан, причем получилось это без всякого содействия органов милиции, можно сказать, само собой. Евдокия Камаева, мать пропавшей 22 июля девочки, работала на заводе "Сталькан", где многие знали о постигшем женщину несчастье. 31 августа к Евдокии подошла заводская медсестра и сообщила "по секрету", что в морг 1-й горбольницы привезли труп маленькой девочки, возможно, Вали Камаевой, надо бы пойти проверить. Обратите внимание, как работает оповещение населения - через несколько часов после доставки трупа в морг весть о случившемся разлетается молвой по всему городу! Евдокия, отпросившись с работы, помчалась в морг на ночь глядя. Там с ней, понятное дело, никто ни о чем разговаривать не стал, но один из работников морга, увидев плачущую женщину, сжалился - да и взятка помогла разжалобить его сердце! - и разрешил показать одежду мертвой девочки.
     Евдокию Камаеву провели в помещение и выкатили каталку с разложенными вещами, найденными в лесу возле трупа. Женщина сразу опознала синее пальто с черными заплатками, которые сама же и пришивала, кофточку, кожаные туфельки-"спортивки". Изменившийся до неузнаваемости труп ей показывать не хотели, но женщина, очевидно, повела себя так, что отделаться от нее работникам морга не получилось. После настойчивых просьб ее провели в секционный зал. Впоследствии, на допросе в уголовном розыске Евдокия Камаева рассказала об этом в таких выражениях: "По моей настоятельной просьбе работник морга показал мне труп девочки, вместе с которой была доставлена описанная одежда. Труп настолько видоизменился, что мне трудно было опознать в нем мою дочь Валентину". Вот уж воистину, бедная женщина, лучше бы и не видела...
     Тем не менее можно было считать, что опознание состоялось, поскольку одежда соответствовала той, в которой пропала Валя Камаева, совпадали и половозрастные признаки.
     Раз уж пришлось коснуться темы сплетен и "народного радио", вовсю работавшего в Свердловске летом 1939 г., уместно привести весьма показательную выдержку из протокола допроса Ивана Чамовских, того самого молодого мужчины, что обнаружил труп Вали Камаевой. В его адрес следственные органы никаких подозрений не имели - всем было ясно, что это персонаж сугубо проходной, попавший в историю совершенно случайно, но во время допроса у Ивана поинтересовались, известны ли ему заявления о каких-либо исчезновениях детей. Вопрос этот сержант Носин задал совершенно наобум, поскольку не имелось никаких оснований подозревать некую особую осведомленность Чамовских в этой специфической теме. А тот в ответ вывалил: "...к одной старушке приходили с Гореловского кордона, спрашивали об утерянном ребенке, Лебедева должна знать эту старушку. Это было примерно месяца два тому назад, и разговор шел не о девочке, а о мальчике". Вот так! А в уголовном розыске ничего об этом не знали, причем непонятно почему - то ли потому, что подобный рассказ является не более чем трепом, то ли потому, что люди боятся обращаться в милицию и не заявляют о пропавших детях, опасаясь связываться с доблестными защитниками социалистической законности.
     К концу лета 1939 г. город полнился слухами о пропавших без вести детях, и свердловские правоохранители уже всерьез подозревали, что им известны далеко не все эпизоды реальных посягательств на детей разыскиваемого маньяка (или маньяков). Забегая вперед, можно признать, что данное подозрение оказалось совершенно справедливым - о многих нападениях на малолетних детей милиция и в самом деле ничего не знала.
     Итак, 1 сентября судмедэксперт Грамолин в присутствии следователя по важнейшим делам при прокуроре СССР Краснова провел судебно-медицинское вскрытие останков Вали Камаевой. В акте № 1115 он зафиксировал следующее состояние тела, поступившего на исследование: "Труп сильно разложился и покрыт слоем мусора, земли и сосновыми хвойными иглами. Мягкие ткани трупа (кожные покровы, мышцы, жировая клетчатка) или частично отсутствуют, или превратились в бесструктурную массу, мягкую, бледно-серо-желтого цвета, консистенции теста. Череп и туловище до тазовой области резко изменены, мягкие ткани большею частью отсутствуют, кости обнажены, серо-коричневого цвета, внутренние органы отсутствуют. Покровы лица высохли, очертания лица не сохранились. Череп почти полностью свободен от покровов, сохранились покровы на правой половине черепа, которые пронизаны отверстиями и ходами червей (личинок), частично сохранились волосы русого цвета, длиною в 2-3 см. Кости черепа распадаются по швам, в полости черепа немного полужидкой массы серого цвета (остатки сгнившего мозга)... Гортань, пищевод, язык отсутствуют".
     Благодаря счастливому стечению обстоятельств сохранность нижней части тела оказалась гораздо лучше верхней, что позволило решить вопрос о возможном сексуальном мотиве нападения. В акте Грамолина состояние половых органов описано в таких выражениях: "Половые органы сохранились, повреждений их не имеется. Девственная плева кольцевидной формы, свободный край ее гладкий, отверстие 0,6 см в диаметре. Заднепроходное отверстие растянуто, шириною в диаметре 3 см, слизистая прямой кишки гладкая, беловато-серого цвета, повреждений на ней не обнаружено".

     В резюмирующей части описания эксперт следующим образом высказался о причине и давности смерти: "1. Ввиду сильного разложения причину смерти девочки установить не представляется возможным. 2. Но принимая во внимание обстоятельства дела... можно полагать... что в данном случае, по всей вероятности, имеется убийство. 3. По степени разложения трупа, принимая во внимание теплое летнее время года, нахождение трупа на поверхности земли, надо полагать, что смерть девочки наступила около полутора месяцев тому назад. 4. Наличие растянутого заднепроходного отверстия и чистой гладкой слизистой оболочки прямой кишки дает до некоторой степени основание предполагать, что здесь могло иметь место извращенное удовлетворение половых потребностей неизвестного мужчины".
     Следователь Краснов распорядился проверить одежду, обнаруженную возле останков Вали Камаевой, на присутствие следов крови. Цель такого рода проверки была довольно очевидна - если кровь будет найдена, значит, имело место нанесение ранений в то время, когда жертва была одета, если же крови не окажется, то это будет указанием на предварительное, то есть до совершения убийства, раздевание ребенка. Если нападению предшествовало раздевание, стало быть, это значимый для преступника этап выработанной им модели поведения, причем сексуальный подтекст этого действия довольно очевиден и пояснений не требует. Мотивация преступника на тот момент оставалась свердловским пинкертонам не до конца ясной, а между тем вопрос этот имел исключительную важность - если в разных эпизодах преступник руководствуется различными мотивами, то, скорее всего, преступления совершают разные лица. Единство мотива, наряду со схожей манерой криминального поведения, позволяет добиться однозначного ответа на вопрос: с одним ли преступником имеют дело правоохранительные органы?
     Помимо судебно-медицинского исследования одежды Вали Камаевой, следователь Краснов озаботился и другим весьма важным вопросом. Узнав, что никто из свердловских правоохранителей не осматривал одежду Алевтины Губиной, той самой девочки, что 12 июня получила ножевые ранения в лесу у Пионерского поселка и лишь чудом осталась жива после месячного пребывания в больнице, Краснов пригласил на допрос отца и изъял у него одежду, в которую была одета девочка в день нападения. Одежда состояла из платья и ночной рубашки, их внимательный осмотр позволил сделать довольно интересное открытие. Преступник аккуратно проколол ножом с узким лезвием (8 мм) платье, но не задел надетую под ним рубашку и не повредил кожу ребенка, после чего разорвал платье от плеча до подола руками. По-видимому, изменил первоначальный замысел, сообразив, что разрезание ножом может затянуться. В общем, выбрал путь более быстрый и радикальный. Снятую одежду преступник разместил рядом с телом Али Губиной, буквально на расстоянии вытянутой руки, где ее впоследствии и нашли. На ней практически не было крови, за исключением нескольких помарок, оставленных, вполне возможно, самим же отцом Али, который лег рядом с дочерью на землю и успокаивал ее вплоть до появления машины "скорой помощи".
     Таким образом, следователь Краснов довольно уверенно заключил, что по крайней мере некоторые из известных ему эпизодов - похищение и нападение на Алю Губину, Риту Ханьжину, Валю Камаеву и Риту Сурнину - имеют общий мотив "удовлетворение полового чувства извращенным способом". То, что Аля Губина не была изнасилована, не отменяло данного вывода: во-первых, девочка осталась жива, а преступник, как явствовало из результатов судебно-медицинских экспертиз, являлся некрофилом, то есть не насиловал живых, а во-вторых, нападение на Алю можно было считать незавершенным. Возможно, злоумышленника кто-то или что-то спугнуло, вынудив спасаться бегством. Краснов даже допросил Перемышлина - того самого мужчину, который первым обнаружил Алю Губину и ушел, не оказав девочке помощь, - очевидно, рассчитывая добиться от него какого-то важного признания, связанного с внешностью подозрительного человека, увиденного возле девочки. Но Перемышлин не отступил ни на йоту от сделанных ранее признаний и заявил, что никого возле раненой девочки не видел, так что Краснову ничего от этого человека добиться не удалось.
     Одновременно следователь по важнейшим делам при прокуроре СССР Краснов работал сразу по всем эпизодам, привлекшим его внимание. И день 3 сентября в этом отношении не явился исключением. Сначала он допросил Якова Вишняка, начальника Петра Кучина, того самого охранника Дворца пионеров, что попал под подозрение при расследовании покушения на Раю Рахматуллину 1 мая. Краснов поднимал старые материалы, анализировал их и пытался реконструировать события для объективной оценки. Вишняка в рамках проводившегося расследования ранее не допрашивали, между тем Яков Григорьевич оказался человеком весьма информированным и дал исчерпывающую картину событий того дня. То есть рассказал, кто кому звонил, куда побежал, что происходило до и после ранения девочки. Должность Вишняка прозвучит немного непривычно для нынешнего жителя России - "начальник пожарно-сторожевой охраны", но ближайшим ее современным аналогом можно считать должность начальника службы охраны предприятия. Вишняк отвечал в том числе и за пропускной режим Дворца, и данное обстоятельство можно считать немаловажным. Допрошенный заверил Краснова, что 1 мая дети на территорию сада проходили через пропускной пункт ("комендатуру"), где их встречали руководители кружков и классов и строили в праздничные колонны. На территорию Дворца и сада посторонние не допускались и, более того, не допускались даже работники Дворца, не имевшие специального пропуска на праздничный день.

Карта г. Свердловска с указанием мест исчезновений детей по состоянию на конец июля 1939 г. Использована немецкая карта 1942 г. как более актуальная при отображении городских окраин. Точками обозначены места: «1» — похищения 12 июля 1938 г. Герды Грибановой, «2» — попытки похищения 10 февраля 1939 г. Бори Титова, «3» — покушения на убийство 1 мая 1939 г. Раи Рахматуллиной, «4» — похищения 12 июня 1939 г. Али Губиной, «5» — похищения 30 июня 1939 г. Риты Ханьжиной, «6» — похищения 22 июля 1939 г. Вали Камаевой, «7» — похищения 27 июля 1939 г. Лиды Сурниной и «8» — похищения Ники Савельева 20 августа 1939 г. Красным цветом показаны места обнаружения тел некоторых из убитых и раненых детей: «4+» — Али Губиной, обнаруженной с ножевыми ранениями, но живой, 12 июня, «5+» — Риты Ханьжиной, найденной пастухами 4 июля убитой, «7+» — Лиды Сурниной, обнаруженной мертвой 28 июля в ходе поисковой операции. Знаком «6+» обозначено место обнаружения 30 августа останков Вали Камаевой. Места обнаружения тел нанесены на карту весьма приблизительно, согласно тому, как это отражено в официальных документах. Тело Ники Савельева к концу лета 1939 г. оставалось не найдено, в силу чего мальчик считался пропавшим без вести. Пиктограмма «>.<» обозначает трамвайное кольцо на 4-й Загородной улице (ныне ул. Щорса) — это ближайшее к точке «6+» место, которое можно было достичь общественным транспортом. Далее преступник со своей жертвой должен был двигаться пешком (если только не располагал личным транспортным средством). По самой оптимистичной оценке ему надлежало пройти около 2,5 км.

     Выше отмечалось, что в дни государственных праздников и общесоюзных мероприятий экстраординарные меры поддержания общественного порядка принимались во всех учреждения и ведомствах Советского Союза, так что свердловский Дворец пионеров в этом смысле не являлся каким-то исключением. Из допроса Якова Вишняка можно с уверенностью заключить, что преступник, совершивший нападение на Раю Рахматуллину, не мог незамеченным проникнуть в сад Уралпрофсовета через Дворец пионеров. Если он действительно прошел во второй двор этим путем, то это могло случиться лишь потому, что он был связан с Дворцом, персонал которого его знал.
     В силу этого более вероятным казалось другое предположение - злоумышленник проник в сад не со стороны Дворца пионеров, а с прямо противоположного входа - через калитку, выходившую на улицу Шевченко. Калитка эта располагалась как раз рядом с домом № 4, в котором проживала раненая девочка.
     Далее в тот же день Краснов допросил Каспера Даниила Матвеевича, одного из многочисленных свидетелей по делу о ранении Али Губиной 12 июня в лесу у Пионерского поселка. Напомним, что тогда сотрудники милиции зафиксировали около 50 человек, которых в той или иной степени можно было зачислить в разряд свидетелей. В основном это были люди, отдыхавшие на пленэре либо игравшие в лото возле барака на Флотской улице. Никто из них не сознавался в том, что видел преступника с маленькой девочкой или стал очевидцем нападения, однако Краснов, по-видимому, не терял надежды отыскать какого-нибудь ценного свидетеля. Даниил Каспер был мужчиной степенным, солидным, несудимым, ему уже исполнилось 50 лет, и Краснов, наверное, питал некие надежды разговорить его. Но ничего из этого не вышло - несмотря на долгий и обстоятельный разговор, запись которого растянулась на три страницы, - Даниил Матвеевич ничего ценного для следствия не припомнил. "Никаких подозрительных лиц, которые могли бы напасть на ребенка, мы не видели. Также не видели никого, кто проходил бы с ребенком к опушке леса", - твердо заявил Каспер, фактически обесценив все свои воспоминания, связанные с событиями того дня.
     С такими весьма неутешительными результатами закончилось лето 1939 г. Впереди была Вторая Мировая война, но Свердловск в те сентябрьские дни жил совсем иными новостями. Обнаруживаемые с периодичностью раз в две недели трупы изувеченных детей будоражили горожан куда сильнее немецких бомбежек польского Вестерплатте. Немецкие бомбардировщики находились за тысячи километров от города, а убийца-изувер ходил по тем же самым улицам, что и обычные свердловчане.
     Все в тот же день, 3 сентября, лейтенант милиции старший оперуполномоченный Отдела уголовного розыска центрального Главка РКМ Артур Брагилевский встретился с новыми свидетелями по делу о похищении и убийстве Вали Камаевой. Речь идет о мальчишках, оказавшихся в компании с Борисом Горским в ту самую минуту, когда тот столкнулся с преступником, уводившим девочку от дома. Кроме них Брагилевский пригласил для допроса мальчика Вову Котова, восьми с половиной лет от роду, проживавшего в том же самом дворе, что и семья Камаевых. Котов тоже оказался в числе свидетелей, пропущенных при первоначальном опросе жителей района сотрудниками милиции. О его существовании Брагилевский узнал совершенно случайно во время поездки с целью личного осмотра места совершения преступления во время завязавшегося разговора с местными жителями.
     Свидетели дали показания достаточно полные и хорошо согласованные. Вот как рассказал о встрече с преступником на улице Агутов: "Этот неизвестный разговаривал с Валей, обещая купить ей печенье и конфеты. (...) рост у него средний, на вид ему лет 15-16, фигура тонкая, лицо - худое и длинное, волосы на голове темные и вьющиеся". Очень похоже описал эту сцену Суханов: "Человека этого я видел в первый раз, когда он подошел к нам близко, я слышал, как он говорил Вале, что купит ей конфеты и печенье. Мне показалось, что человек этот родственник Вали и действительно идет покупать ей гостинцы.(...) он среднего роста, лет ему не больше 15, у него большое тонкое длинное лицо, на голове черные кучерявые волосы, фуражки на нем не было (...)". Описание одежды полностью соответствовало тому, как об этом рассказывали прочие свидетели - синяя рубашка, заправленная в черного цвета брюки.
     Правда, показания третьего свидетеля, Алексея Каменьщикова, отличались от рассказов друзей, но по весьма тривиальной причине - парнишка просто не заметил ни Валю Камаеву, ни ее похитителя. Шел, погруженный в свои серьезные подростковые мысли, ну и все пропустил. На допросе так и признался: "По рассказам моих товарищей, имена и фамилии которых я Вам назвал, нам встретился человек, который вел за руку Валю Камаеву. Сам я человека этого не заметил, как и шедшую с ним Валю Камаеву".
     Неожиданно интересным оказался рассказ другого нового свидетеля - Вовы Котова. Этот парнишка жил в том же доме, что и Камаевы, и находился во дворе в то самое время, когда к девочке подошел неизвестный молодой человек. Как такового похищения Котов не видел, что легко понять, принимая во внимание его индифферентность по отношению к соседской малышке, но рассказ мальчика заслуживал внимания. Вот его содержательная часть: "Я видел, как к сидевшей на скамейке Вале подошел незнакомый мне дяденька и, нагнувшись, начал с Валей разговаривать. Я слышал, как он спросил у Вали, не являюсь ли я ей братом, что ответила Валя, я не слышал, также не слышал, что еще говорил дяденька, т. к. мимо проехала машина и получился шум. Когда около Вали, нагнувшись, стоял дяденька, я сказал ей, чтобы она шла во двор, но она меня не послушалась и сказала, что не пойдет".
     Как было сказано, самого момента увода девочки Вова Котов не видел, он даже не понял, что исчезновение Камаевой связано с остановившимся подле нее человеком. Но это ничуть не обесценивало весьма детальных воспоминаний мальчика о внешности таинственного собеседника Вали. Об этом он рассказал так: "Опознать его смогу, он высокого роста, немного ниже Вас, лицо у него худое, бледное, бороды на нем нет, и она у него не растет, на голове у него волосы маленько завиваются, и они у него не очень длинные и не очень черные, на голове у него не было фуражки. На вид этот дяденька выглядит моложе Вас, сказать, сколько ему лет, я не могу. Одет он был в толстую синюю грязную рубашку, "спрятанную" в штаны черного цвета, на ногах были полуботинки коричневые, брезентовые, носки и задник полуботинок - коричневой кожи. Фигура у дяденьки худая".
     В этом рассказе чрезвычайно любопытны несколько моментов. Прежде всего, допрашивавший мальчика Артур Брагилевский считался самым высоким сотрудником не только союзного Отдела уголовного розыска и всего "милицейского" Главка, но, пожалуй, и всего центрального аппарата Наркомата. Его рост по воспоминаниям современников якобы составлял 2 м 10 см. Честно говоря, поверить в такое трудно, поскольку такой рост много выше среднего даже для нынешних акселерированных поколений. Для 1939 г. это просто какой-то гигантизм, люди со столь приметной внешностью вряд ли могли попасть на работу в уголовный розыск просто в силу невозможности их использования на оперативной работе. Но даже если сделать поправку на человеческую молву и склонность ко всякого рода преувеличениям, все равно следует признать, что Брагилевский являлся, по оценкам видевших его, мужчиной очень крупным. Поэтому когда Вова Котов сказал, что похититель "высокого роста, немного ниже Вас", то сказанное следует понимать так, что человек этот и в самом деле роста был весьма высокого.
     Другой заслуживающий внимания момент связан с описанием обуви преступника. Котов хорошо описал брезентовые полуботинки со вставками коричневой кожи, подобной детали никто из свидетелей не запомнил. При аресте подозреваемого имело смысл обратить внимание на его обувь, точно так же при обыске его места жительства следовало поискать описанные коричневые брезентовые туфли с кожаными пятками и носами.
     Наконец, при внимательном прочтении описаний внешности таинственного преступника, полученных Брагилевским, нельзя не акцентировать внимание на том, что приметы его по сравнению с данными, полученными в июле, странным образом видоизменились. Из подростка со светлыми или светло-русыми волосами он в одночасье превратился в черноволосого и смуглого, причем это превращение связано как раз с подключением к расследованию Артура Брагилевского. Во всяком случае, именно во время повторного допроса Евдокии Камаевой, матери убитой Вали, проведенного Брагилевским 1 сентября, о таинственном преступнике первый раз заговорили как о брюнете. Почему так случилось, можно только гадать, в конце концов, быть может, у свидетелей от напряженных воспоминаний память улучшилась, хотя подобное улучшение обычно воспринимается следователями скептически. Но возможна и иная причина, как кажется, более достоверная. Поскольку при похищении Лиды Сурниной 27 июля - то есть уже после исчезновения Вали Камаевой - был замечен черноволосый подросток, а правоохранительные органы весьма разумно предположили связь этих преступлений, то логично было ожидать, что и Валю Камаеву похищал брюнет. Брагилевский, появившийся в Свердловске в конце августа и внимательно прочитавший собранные в ходе расследований документы, обратил внимание на частичное несовпадение примет и решил чуть-чуть "подкорректировать" воспоминания свидетелей в правильном, по его мнению, направлении. Проделано это могло быть не обязательно в форме прямого указания, нужный ответ мог быть получен посредством наводящих вопросов. Никто бы из свидетелей, тем более мальчишек, не стал спорить с сотрудником уголовного розыска, услыхав во время допроса что-то вроде: "Этот человек точно был блондином? Подумайте получше, есть основания считать, что это не так".
     Поэтому и Евдокия Камаева в начале сентября заговорила о черноволосом парне, и товарищи Бори Горского в один голос это подтвердили, да и сам Борис вдруг неожиданно заговорил о юноше с темными волосами.

     И только Вова Котов на допросе у Брагилевского сказал о том, что волос у преступника был "не очень темный". По причине очень простой - Котов оказался единственным из несовершеннолетних, кто допрашивался Брагилевским в присутствии матери, о чем в протоколе сделана соответствующая запись. В протоколах допросов других несовершеннолетних свидетелей, датированных тем же числом, подобных записей нет. Присутствие матери, по-видимому, до известной степени сковывало старшего оперуполномоченного, он не мог открытым текстом сказать того, что ему "в интересах следствия" хотелось бы услышать. Мальчишка же намеков не понимал и простодушно твердил про светловолосого парня. Поэтому в протоколе остался в конечном итоге "не очень темный" волос… С остальными же свидетелями можно было не особенно церемониться и благодаря этой маленькой находчивости досадное противоречие из следственных материалов удалось устранить легко, непринужденно и почти незаметно.
     Оставались, конечно, кое-какие противоречия, например, тот же Вова Котов утверждал, будто лицо у похитителя бледное, а другие говорили, что тот смугл как человек, проводящий на солнце много времени, но подобные детали являлись пустяками, которые можно было смело игнорировать. В общем, старший оперуполномоченный, мастер своего дела Артур Брагилевский здорово помог розыску, устранив из показаний свидетелей досадные внутренние противоречия!
     В этом большом успехе расследования имелась лишь одна мелкая неприятность - убийца вовсе не являлся смуглолицым брюнетом. Так что находчивость "московского спеца" оказала розыску медвежью услугу, из разряда тех, что ничуть не помогают, а скорее даже наоборот. Но тогда об этом никто даже не догадывался.
     Так для следствия начиналась осень 1939 г.
     День 3 сентября оказался для московских "важняков" Краснова и Брагилевского очень долгим. Оба добросовестно его отработали, но вечером поступила информация об обнаружении еще одного детского трупа, и они выехали на место для личного участия в его осмотре.

( на предыдущую страницу ) ( на следующую страницу )