Коротенький Гусев переулок, соединяющий Лиговку со Знаменской улицей, в то время не был еще застроен пятиэтажными домами и казался огороженным с двух сто- рон заборами. За заборами раскинулись широкие дворы с садами, а в середине дворов стояли обыкновенно одноэтажные деревянные домики, невдалеке от которых размещались конюшни, сараи, ледник, прачечная и дворницкая избушка.
     Дом, в котором произошло это странное убийство, был двухэтажным. В нижнем этаже жил майор Ашморенков с женой, сыном-кадетом и прислугой. На втором этаже в мезонине проживал домохозяин, коллежский советник Степанов.
     В июне месяце 1867 года рано утром в Духов день майор, его жена, сын и девушка-прислуга были найдены убитыми.
     Было десять часов утра. Я только что приехал с дачи в своей одноколке, когда запыхавшийся квартальный вва- лился ко мне и прокричал:
     – Страшное убийство! Двое, трое, четверо! – Где?
    – В Гусевом переулке. – Едем.
     Захватив с собой одного из агентов, ловкого Юдзелевича, я прыгнул в одноколку и поехал, приказав опове- стить судебные власти.
     У ворот и во дворе уже толпились зеваки. Будочники отгоняли их, переругиваясь и крича до хрипоты. У крыльца меня встретили бледные пристав и помощник.
     Я прошел за ними в квартиру майора. Картина, представшая перед глазами, произвела на меня страшное, незабываемое впечатление. Я вошел не с крыльца, а через кухню, дверь в которую приказал отворить пристав. Ставни уже были распахнуты, и ясный летний день весело сверкал в чистеньких комнатах, оскверненных ужасным преступлением.
     В просторной, чистой и светлой кухне ничто не указы- вало на преступление, но едва я дошел до порога внутрен- ней двери, как наткнулся на первую жертву преступления. Молодая девушка в одной сорочке лежала навзничь, раскинув руки, на самом пороге. Вокруг ее головы стояла огромная лужа почерневшей крови, в которой комом сва- лялись белокурые волосы. Застывшее лицо выражало ужас. Мне объяснили, что это Прасковья Чмырова, служившая у Ашморенковых в горничных второй год.
     Я прошел дальше. В спальне майора на постели, залитой кровью, лежал огромный, полный мужчина. Смерть застала его врасплох. Брызнувшая из проломленного черепа кровь, перемешанная с мозгами, запятнала всю стену.
     – Экий ударище! – проговорил пристав. – Какая сила! .
     Мы вернулись назад и через сени вошли в гостиную. Солнце ярко ударяло в окна, глупая канарейка заливалась во весь голос, и от этого картина показалась мне еще ужасней. Посреди пола в одной рубашке, раскинув руки, лежал мальчик лет тринадцати, тоже с проломленной головой, На диване ему была постлана постель, преддиванный стол был отодвинут, на кресле лежала его одежда с форменным кадетским мундирчиком. Удар застал его спящим, потому что подушка и белье были смочены кро- вью, но потом, вероятно, он соскочил с постели, а второй и третий удары настигли его, когда он был на середине гостиной. Он упал и в предсмертной агонии вертелся волчком на полу, отчего вокруг него на далеком расстоя- нии были разбрызганы кровь и мозги... Но лицо мальчика было спокойно.
     Наконец, мы вошли в спальню жены майора и в ней нашли мирно лежащую, как и майор, маленькую полную женщину. Вся кровать, весь пол были залиты кровью. Голова ее также была проломлена. Мой Юдзелевич тут же, в гостиной, на стуле нашел и орудие преступления. Это был обыкновенный гладиль- ный утюг весом фунта в четыре. Острый конец его был покрыт толстым слоем запекшейся крови и целым пучком налипших волос.
     Убийство, несомненно, было произведено с целью грабежа. Ящики стола в кабинете майора были выдвинуты и перевернуты, ящики комода жены тоже, буфет в столо- вой, горка в гостиной и, наконец, сундук и гардероб – все было раскрыто настежь и носило следы расхищения.
     Картина убийства выяснилась. Сперва был убит майор, затем его жена, потом сын-кадет и, наконец, горничная. Одно обстоятельство приводило меня в недоумение. Судя по утюгу, убийца должен был быть один, но как он мог решиться один на убийство четырех? Мне казалось это невозможным, и я решил, что действовали непременно два-три человека.
     Как вошли и скрылись преступники? Двери в кухню оказались запертыми на крючок, парадная дверь – на ключ, но когда я стал искать этот ключ, его не оказалось. И мне опять представилось, что убийцы, как свои, вошли в квартиру, а когда совершили убийство, то ушли через парадную дверь, заперев ее на ключ, который унесли с собой.
     Осматривая кухню вторично, в углу за плитой я нашел доказательства того, что убийцы пытались смыть кровь. Грязная кровавая вода была слита в ведро. Тут же валялась скатерть, которой убийцы вытирались. В тазу была мыльная вода, но уже без крови.
     Тем временем приехали судебные власти. Мы повторили осмотр, доктор занялся трупами, а мы начали опрос. Юдзелевич втерся в толпу и толкался то во дворе, то на улице, прислушиваясь к разговорам и пересудам.
     На основании показаний домохозяина, прачки, приходившей в то утро за работой и поднявшей тревогу, а также отчасти дворника жизнь майора была воспроизведена в подробностях. Он был в отставке уже шестой год. Их сын третий год учился в кадетском корпусе и приходил домой накануне праздников, а уходил или вечером в праздник, или на другой день рано утром. Дочь их вышла замуж и пять лет, как жила в Ковно.
     Майор с женой вели жизнь замкнутую и совершенно спокойную. Они вставали в семь-восемь часов и пили чай. Потом она хлопотала по хозяйству, а он читал газету и шел гулять. В два часа они обедали, после обеда спали, потом пили чай. Она занималась вязанием, штопаньем, он же курил трубку и раскладывал пасьянс. В девять часов они ужинали и расходились спать. В гости к ним почти никто не ходил, они тоже, и домохозяин доставлял майору большое удовольствие, когда спускался к нему поиграть в шашки и послушать его рассказы о Севастополе. Жили они бережливо, но не скупо, имели всего вдо- воль, и домохозяин, указав на опустошенную горку, ска- зал, что в ней стояли чарки и стопки, лежало столовое серебро, много золотых иностранных монет, ордена и три пары золотых часов. Держали они двух слут, но в послед- ние дни рассчитали кухарку Анфису за ее грубость. А кухарка Анфиса была женой ранее служившего в этом доме в дворниках крестьянина Петрова.
     Мною были опрошены водовоз, поставлявший в дом воду, булочник, молочник, прачка и дворник. Дворник почему-то сразу произвел на меня неприятное впечатление. Рябой, скуластый, с острыми, прищуренными глазами, он показался мне продувной бестией. Слу- жил он у Степанова второй год. Я стал спрашивать его о порядках в доме.
     – Порядки обыкновенные,– отвечал он.– Зимой в восемь часов, а летом в десять я запираю ворота, калитку и все. Когда назначают, дежурю.
     – В эту ночь ты был дежурным?
     Он замялся, потом нехотя ответил: – Был,
     – И калитку запер в десять часов? – Так точно.
     И никто тебя не беспокоил, и никого ты не видал? – Никого.
     – Днем уходил куда-нибудь? Никуда.
     – И у майора никого не было? – Никого.
     – Другого выхода со двора, кроме ворот, нет? - – Нет, кругом забор.
     На этом и окончился первый допрос. К этому времени доктор составил акт осмотра. Все жертвы, несомненно, были убиты одним и тем же орудием, вернее всего – найденным у~югом. Майору нанесли два удара, жене его – тоже два, мальчику – три, а горничной девушке – пять, из которых каждый был смертелен.
     Впечатление в городе от этого преступления было ужасное, Куда ни обернешься, к каким речам ни прислушаешься, везде только и слышишь об убийстве в Гусевом переулке. Гусев переулок опустел. Все, жившие в нем, в паническом страхе поспешили оставить свои дома и квартиры. Сам Степанов тотчас же съехал в меблированные комнаты, повесив у себя на воротах доску с надписью: «Сие место продается». И потом многие петербуржцы избегали Гусева переулка, как проклятого места, и только после того, как он застроился каменными громадами, память об этом преступлении начала мало-помалу сглаживаться.
     Я вернулся домой весь погруженный в размышления о преступлении. Картина убийства, как мне казалось, пред- ставлялась ясной. В убийстве участвовало несколько человек. Убивал, может быть, один, а может, и двое, и трое, но грабил, несомненно, не один. Ушли они через дверь из сеней, но куда девались потом, как скрылись с узлами – было неведомо, так как калитка была на запоре и другого выхода не было. Очевидно, их выпустил кто-то... Но кто? И тут я подумал о дворнике. Плутоватая рожа, какая-то деланная ленивость, неохотные, уклончи- вые ответы...
     Часа через два мне доложили, что вернулся Юдзелевич. Я тотчас же велел позвать его к себе. С острым, красненьким носом, рыжей бородкой клинышком, с плу- товатыми глазами и рябым лицом, маленький, юркий, пронырливый, наглый, он, вероятно, был бы первосте-. пенным мошенником, если бы судьба не толкнула его на сыскное дело, в котором он нашел свое призвание.
     – Ну, что? – спросил я его, едва он притворил двери. – Нашел что-нибудь?
     – «Что-нибудь» есть,– ответил он,– и, может быть, даже и «кое-что».
     – Ну, что же? Говори!
     – Собственно, немного, – пожал он плечами. – Узнал, что у майора побывала Анфиса, а потом она была у дворника, а потом они ходили в портерную, и там был ее сын, и они пили.
     – Анфиса? Это та, что была у них в кухарках? – Она самая.
     – Разве у нее есть сын?
     – Есть, зовут Агафоном. Ему семнадцать лет, и он совсем разбойник. Учится на слесаря и пьет вместе с ма- терью.
     – Так... Откуда же ты узнал все это?
     – Я узнал и то, что сам дворник Семен рано утром входил в ворота... И был как пьяный.
     Я чуть не захлопал в ладоши. Да теперь ведь все пре- ступники налицо.
     – Откуда ты это узнал?
     – Откуда? Ходил по улице и слушал. Одна баба говорит: «Это Анфиска из злости, что ее прогнали. Она грозилась их убить». А тут ввязалась другая баба и говорит, что ее вчера видела ввечеру пьяной. Тут мужчина какой-то: «Я ее с дворником видел в портерной», А портерных две только поблизости. Одна насупротив, а другая на Лиговке. Я туда, прямо на Лиговку. А там только и разговора, что об убийстве. Я спросил cебе пиво, стою, слушаю... Тут все и узнал.
      Не прошло и четырех часов, как мы напали на след.
      – Ну, вот что, – сказал я Юдзелевичу. – Если делать дело, так уж сразу. Прежде всего разыщи эту Анфису с Агафоном и узнай о них в квартале, а потом бери их – и сюда. Затем надо забрать и дворника. Как их сюда доста- вишь, опять назад, по их квартирам, обыск у них произведи! Пока я их допрошу, ты отыщи, что надо. Главное, по горячему следу!
      Он поклонился и моментально скрылся.
      Я был спокоен за исход дела. Завтра, самое позднее – послезавтра я передам преступников следователю. Я ни одной минуты не сомневался, что убийцы и грабители в моих руках.
      Юдзелевич быстро и ловко взялся за дело.
      Прежде всего, заехав в квартал и захватив с собой полицейских, он арестовал дворника Семена Остапова и опечатал его помещение. Дворника препроводил ко мне, а сам пустился на поимки Анфисы с сыном. Муж Анфисы служил раньше дворником в злополучном доме Степанова, потом уехал один в деревню и там остался, а Анфиса работала сначала поденно, потом поступила кухаркой к убитым, потом снова пошла на поденную работу.
      Юдзелевич зашел сперва в мелочную лавку, эту лучшую справочную контору, а затем в портерную и узнал адрес Анфисы и его сына. Они жили на Песках, на Болот- ной улице. Юдзелевич отправился в квартал. Узнав об этом деле, в участке обо всем сообщили приставу.
      – Убили?! – воскликнул пристав, когда Юдзелевич обратился к нему с просьбой о помощи. – Вполне возможно! Такие канальи! ..
      И он тотчас дал ему в помощь двух квартальных. Анфису Юдзелевич арестовал в прачечной, за стиркой, а Агафошку – в слесарной мастерской Спиридонова. Через пять часов они все были у меня. Я велел рассадить их по разным помещениям и стал ждать Юдзелевича.
      Часов в одиннаццать вечера Юдзелевич вернулся с узелком и подробным отчетом. Что же он нашел при обыске? Прежде всего у дворника Семена Остапова, обыскав все помещение, он нашел на печке окровавленную рубаху... Больше ничего, но это было немало. Кровавые пятна, видимо, были свежие. У Анфисы же и ее сына он нашел тонкие платки, две дорогие наволочки и связку отмычек.
      Я внимательно рассмотрел платки и наволочки. На них были совсем другие метки. Белье Ашморенковых было перемечено очень красивыми, крупными мет- ками, которые я приказал снять, и временно для образца взял платок из раскрытого комода. На найденных же Юдзилевичем вещах, видимо украденных из белья разных господ, были метки А., 3. и В. Но и из этих вещей при умении можно было извлечь некоторую пользу.
      – Но где же все вещи?