| |
|
Мошенничества.
Дело Станислава и Эмиля Янсен и Герминии Акар. (Россия, 1870 г.) На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. N 5351-I "Об авторском праве и смежных правах" (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков "копирайт" (либо замещение их иными) при копировании даных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 ("Возникновение авторского права. Презумпция авторства.") упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции (антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т.е. сайта "Загадочные преступления прошлого"(http://www.murders.ru/)) является грубейшим нарушением ст.11 ("Авторское право составителей сборников и других составных произведений") всё того же Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах". Раздел V ("Защита авторских и смежных прав") упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта "Загадочные преступления прошлого" широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов (получения с ответчиков: а)компенсации, б)возмещения морального вреда и в)упущенной выгоды) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права (т.е. по меньше мере до 2080 г.).
Страницы: (1) (2)
Финансы Российской Империи после Крымской войны 1853 - 56 гг. оказались в весьма плачевном состоянии. Ушло в прошлое то время, когда свободное обращение полновесной монеты из драгоценных металлов служило лучшим свидетельством здоровья государственных финансов и благополучия населения. Золотые и платиновые монеты благославенной эпохи Императора Николая Первого вспоминались в 60 - х годах прошлого столетия как сон, как чудо, которому не суждено будет повториться. После 1856 г. покупательная способность рубля неудержимо снижалась. Золото и серебро уходили с рынка; очутившись на руках населения монеты откладывались на "черный день" и в обращение больше не поступали. Так население страховалось от бедствий инфляции (знакомо, не правда ли, уважаемые современники?). Высокопробные российские монеты, особенно серебряные, в огромных количествах вывозились в Европу, где использовались как материал для изготовления ювелирных изделий. Для борьбы с этим явлением Министерство финансов в 1860 г. предложило Императору Александру Второму проект реформы денежного обращения, предусматривавший снижение номинала серебряных монет и пробы сплава без уменьшения содержания в них чистого серебра. Государь счел эту меру недостаточно радикальной и повелел впервые с 1764 г. уменьшить содержание чистого серебра в серебряном рубле с 18 гр. до 15,3 гр. Уже одно это красноерчиво характеризует степень напряжения государственных финансов на тот момент времени, ведь даже затяжные войны с Наполеоном не могли заставить Российскую Империю девальвировать свой рубль! Понятно, что в таких условиях золото постоянно уходило из обращения, поэтому для поддержания денежного обращения Министерство финансов было вынуждено восполнять потери бумажными деньгами. В августе 1868 г. стали поступать сигналы об обнаружении поддельных 10 - рублевых (образца 1864 г.) и 50 - рублевых (образца 1865 г.) банкнот. Особое отделение Канцелярии Министерства финансов (специальное подразделение, ответственное за вскрытие операций фальштвоментчиков и очистку денежного рынка от подделок) констатировало появление в России очень качественно изготовленных фальшивых денег. Первые поддельные ассигнации были обнаружены в Варшаве и Санкт - Петербурге. через некоторое время аналогичные купюры были изъяты как на Западе (в Лодзи), так и на Востоке (в Пскове, Новгороде, Ярославле). Выглядело это так, словно вброс денег производился из двух очагов - из Варшавы и Петербурга. Совпадение времени появления фальшивок косвенно указывало на то, что оптовые сбытчики из этих городов если и не были связаны напрямую друг с другом, то, наверняка, замыкались на одного и того же производителя подделок. Тот факт, что Петербург был крупнейшим портом, а Варшава - транзитным узлом на пути из России в Европу, мог расцениваться как свидетельство иностранного происхождения фальшивок. Качество поддельных денег было очень высоким. Бумага фальшивок очень близко повторяла состав настоящей денежной бумаги и качество ее выработки, что делало весьма затруднительным органолептическое обнаружение подделок. Высокое качество печати делало огрехи гравера незаметными без специальной оптики. На банкнотах менялись номера, причем изготовитель ни разу не ошибся и не запустил в оборот ассигнации невыпущенных Министерством финансов серий и номеров, что еще более затрудняло работу по выявлению подделок на местах. Обыкновенно фальшивые деньги привлекали к себе внимание лишь своей хорошей сохранностью, да еще тем, пожалуй, что некоторые из них были несколько более светлого тона, нежели настоящие. Т. е. на некоторых образцах производителю не удавалось добиться абсолютно верной цветопередачи. В целом же, качество подделок характеризовалось экспертами как "очень высокое"; им не удалось выявить ни одного достоверного и повторяющегося признака, который бы позволил неспециалисту быстро и безусловно верно распознавать фальшивки. Десятирублевые ассигнации были отнесены к подделкам 17 - го разряда (или рода), т. е. они принадлежали 17 - му по счету изготовителю копий банкнот этого типа, о существовании которого стало известно. Пятидесятирублевые были отнесены к подделкам 19 - го разряда. Номера разрядов служили для классификации фальшивок по их принадлежности тому или другому производителю. Долгое время не существовало никаких указаний на то, что фабрикацией десятирублевок 17 - го разряда и пятидесятирублевок 19 - го занимается один и тот же источник; косвенным свидетельством тому служило лишь высокое качество подделок обоих типов да одновременность их появления. На протяжении второй половины 1868 г. подделки, описанные выше, появлялись в различных городах Европейской части России: Ярославле, Вологде, Москве, Ревеле, Харькове, Таганроге и т. д. Не осталось западнее Вологды практически ни одного сколь - нибудь крупного города, где за эти полгода не изымались фальшивки. Ассигнации всегда появлялись по одной штуке. Часто ими расплачивались в железнодорожных кассах, буфетах или в поездах. В тех случаях, когда удавалось установить лицо, предъявившее банкноту в уплату или попросившее о размене, допрос снимал все подозрения в его адрес: всякий раз это были люди с абсолютно безупречной репутацией. Ни разу фамилия одного и того же человека не прозвучала в связи с выяснением обстоятельств хотя бы двух случаев обнаружения фальшивок. Для чиновников Особого отделения было очевидно, что распространение денег идет вдоль железных дорог, расходясь во все стороны вместе с людскими потоками подобно тому, как расплывается чернильное пятно на листе промокательной бумаги. Было ясно и то, что сбытчик (или сбытчики?) за все это время так и не попал в поле зрения правохранительных органов. О размахе фальшивомонетничества оставалось только догадываться. Не вызывало сомнений, что всплывают только считаные единицы вброшенных в оборот подделок. Однако, к февралю 1869 г. их было обнаружено на сумму 32 350 рублей (это более 1000 50 - и 10 - рублевых ассигнаций!). Ущерб от деятельности преступников исчислялся, очевидно, миллионами рублей. В сентябре 1868 г. на экспертизу в Экспедицию по заготовлению ценных бумаг пошли подозрительно новые 10 - рублевые банкноты, изымаемые из оборота в маленьком уездном городке Путивль, Сумской губернии. Проверка показала, что это подделки того самого 17 - го рада фабрикации, который уже был известен сыщикам Особого отделения Канцелярии Министерства финансов. Стало ясно, что в Путивле происходит сброс большой партии фальшивой наличности. Немедленно туда были командированы чиновники Особого отделения и полетела телеграмма , адресованная судебному следователю сумского окружного суда, с требованием "принять все надлежащие меры к розысканию и задержанию виновных". В Путивле полиция сработала быстро и удачно. Выяснилось, что новенькие 10 - рублевые ассигнации расходились по городу из одного места - кассы цеха по производству железнодорожных шпал. Цех этот принадлежал французскому подданному Августу Жюэ. В начале сентября он рассчитался с артелью рабочих за большой аккордный наряд. В ночь на 12 октября 1868 г. полиция нагрянула с обыском одновременно и в цеховую контору, и на квартиру французского предпринимателя. Успех превзошел все ожидания: в запертом бюро в кабинете Жюэ были найдены 92 десятирублевые ассигнации с номерами, близкими номерам тех банкнот, относительно которых экспертиза уже дала свое заключение, признав их фальшивыми. Относительно обнаруженных кредитных билетов эксперты также были категоричны: это были подделки 17 - го рода, которые Министерство финансов вылавливало по всей Европейской России. Кроме того, во время обысков в руки полиции попала переписка Августа Жюэ, из которой внимание привлекли два письма Станислава Янсена, владельца магазина, торгового дома и большого аптекарского склада в г. Санкт - Петербурге. В этих письмах Янсен извещал Августа Жюэ о том, что он высылает ему "жидкость для спринцевания" и делился своими планами относительно поездки в Париж для осуществления "выгодного предприятия". Самого Жюэ арестовать не удалось. Он исчез из города и, по - видимому, перейдя на нелегальное положение, из России тоже. Француз, видимо, был готов к подобному исходу; он не сделал попытки забрать деньги, ценности и документы. Выйдя из дома за два часа до появления полиции он исчез, точно растворившись, чтобы никогда более не возникнуть в криминальной хронике России. Дальнейшая судьба этого человека неизвестна. Судебный следователь сумского окружного суда Путивльского уезда 14 октября 1868 г. шифрованной телеграммой на имя петербургского обер - полицмейстера проинформировал об обстоятельствах расследования деятельности Жюэ. В столице по достоинству оценили важность полученной информации. Письма Станислава Янсена были затребованы в столицу; там они попали на стол начальника петербургской сыскной полиции Ивана Дмитриевича Путилина. Это был очень одаренный сыщик, прославившийся своим парадоксальным образом мышления и многими удивительными по своим успехам расследованиями. Эзопов язык аптечного торговца не мог обмануть опытного детектива; было совершенно очевидно, что "жидкость для спринцевания" не тот товар, который находящийся в здравом уме человек станет пересылать из Петербурга в Путивль (аж за 900 верст!). Путивль хотя и был далеко не столичным центром, однако, и там без всяких затруднений можно было приобрести такой товар. Было не совсем понятно какие общие деловые интересы могли связывать торговца парфюмерией и изготовителя шпал. Видимо, такие общие интересы все же существовали, но лежали они вне пределов легального делового сотрудничества. Была и еще одна причина, по которой Путилин захотел лично прочитать письма Станислава Янсена, написанные Августу Жюэ. Аптечный торговец был хорошо знаком начальнику сыскной полиции, хотя сам до поры об этом и не догадывался. Станислав Янсен впервые привлек к своей персоне самое пристальное внимание Путилина еще за два года до описываемых событий. Произошло это при следующих обстоятельствах. Летом 1866 г. санкт - петербургский мещанин Людвиг Герман Гарди подал последовательно три заявления - в Канцелярию Министерства финансов, на имя Обер - полицмейстера С. - Петербурга и в Третье отделение Его Императорского Величества Канцелярии - в которых рассказал о весьма любопытных событиях, участником которых ему довелось быть. Гарди написал, что годом ранее он стал компаньоном некоего купца Эмиля Янсена, француза по происхождению, в парфюмерной и аптечной торговле последнего. Людвиг Гарди отвечал за "фабричную" часть их компании, т. е. цех по производству пудры и румян, а Эмиль Янсен - заведовал складом, вел бухгалтерию и занимался сбытом. Цех, которым руководил Гарди, распологался в том же здании, что и склад, парфюмерный магазин и квартира Янсена. Однажды в субботу, когда магазин был закрыт и Эмиль Янсен находился в отъезде, с большим заказом (на 245 рублей) прибыла невеста польского князя. Чтобы не упускать крупного покупателя Гарди сам прошел на склад и принялся отбирать товары по списку. Переставляя флаконы и баночки с места на место, он неожиданно для себя обнаружил 50 - рублевую купюру образца 1856 года, которая была плотно обернута вокруг баночки с румянами. В тот же день, исследуя уже другую полку, Гарди сделал еще одну столь же неожиданную находку. Когда же он поинтересовался у компаньона происхождением этих денег, тот ответил, что прячет их таким образом от своей супруги. Через два или три дня, утверждал Гарди, он наткнулся в конторке на пачку 50 - рублевых банкнот, завернутых в синюю бумагу. Увидевший это Янсен с видимым беспокойством на лице подошел к Гарди и забрал эти деньги. А еще через несколько месяцев Гарди опять обнаружил 50 - рублевую купюру, обернутую вокруг баночки с румянами. На этот раз баночка находилась не на складе, а в шкафу, поставленном в помещении парфюмерного магазина. О последней находке Гарди ничего Янсену говорить не стал, но найденную ассигнацию оставил у себя. Через какое - то время Янсен обратился к приказчику их компании, некоему Александру Бадеру, хорошему знакомому Гарди, с просьбой разменять фальшивую 50 - рублевую купюру, полученную им, якобы, от одного из покупателей. Гарди обратился за советом к Гарди, и последний рекомендовал фальшивку не менять, а оставить до поры у себя. Негласная проверка заявлений Гарди, предпринятая сыскной полицией Петербурга, дала противоречивые результаты. Оказалось, что Александр Бадер уже не состоял приказчиком у Эмиля Янсена, а оставил место и переехал на жительство в Ревель. Будучи розысканным там, он подтвердил заявление Гарди в части, имеющей отношение к нему, и выдал полицейским 50 - рублевую купюру образца 1856 г., полученную, якобы, от Янсена для размена. Экспедиция по заготовлению ценных бумаг установила, что банкнота является поддельной. Поддельной оказалась и ассигнация, найденная, якобы, Людвигом Гарди в шкафу в последний раз. Но дальше начинались вопросы, ответы на которые вовсе не представлялись полицейским столь очевидными, как их преподносил в своих заявлениях Гарди. Выяснилось, что 20 лет назад этот человек уже привлекался к ответственности за выдачу необоснованных векселей. Репутация этого француза в питерских купеческих кругах была самая отвратительная: о его проделках помнили многие и многие не хотели иметь с ним дела. Кроме того, было точно установлено, что незадолго до написания первого заявления, Гарди крупно повздорил с Янсеном и раздор компаньонов привел к распаду их коммерческое предприятие. Т. о., действия Гарди получали серьезный и весьма неблаговидный мотив: месть недавнему компаньону, а возможно, и неудачный шантаж последнего. Несмотря на соблазн арестовать Янсена и провести обыск в квартире и конторе последнего , полицейские делать этого не стали. Во - первых, сильным было недоверие к заявлениям Гарди, а во - вторых, не было ни малейшей уверенности, что удастся взять Янсена с поличным. Последний - если он действительно замешан в аферах с фальшивыми деньгами - мог вполне ожидать от прежнего компаньона доноса и загодя подготовиться к возможному визиту полиции. Поэтому заявления Людвига Гарди остались без видимого движения на долгие месяцы и Янсен узнал о подозрениях в свой адрес нескоро. Осенью 1868 г. сыскная полиция приступила к негласной проверке Янсена и его торгового предприятия. Проводилась она опросом соседей француза, проверкой его платежных операций, таможенных деклараций на ввозимые товары, собиралась информация о его контрагентах и мнения деловых партнеров. В ходе этой кропотливой и малозаметной работы удалось выяснить много весьма любопытного. Станислав Янсен родился в 1812 г. в России, по национальности - поляк. В 1831 г. он эмигрировал во Францию, где окончил университет и получил звание доктора медицины. Подданство Российской Империи он потерял. В 1858 г. он неожиданно для всех решил вернуться в Россию. Намерение это нельзя не назвать странным: после Крымской войны во всех слоях общества отношение к иностранцам, особенно англичанам и французам, было весьма настороженное, если не сказать недоброжелательное. Отношения между Россией и Францией были разорваны; саксонский посланник барон Зебек представлял в Париже великую империю. Чтобы получить разрешение на въезд Станислав Янсен представил саксонскому дипломату документы, подтверждавшие его торговую, промышленную и научную деятельность. Было даже предъявлено разрешение на чтение публичных лекций по медицине. Янсен лишь не представил сведений о своей финансовой несостоятельности; его экономические прожекты лопнули и настойчивые кредиторы не давали покоя. Вместе с отцом в 1858 г. в Россию приехал и сын - Эмиль Янсен - 1839 г. рождения. В Петербурге он пробыл до 1863 г., потом вернулся в Париж. По приезду в Петербург Станислав Янсен выступил учредителем бесчисленного количества акционерных обществ и товариществ на паях, по большей части экспортно - импортного профиля. Как можно было заключить из документации этих предприятий, все они оказывались весьма недолговечны, однако, барыш своему хозяину неизменно приносили. С 1860 г. Янсен стал выплачивать свои парижские долги и в течение нескольких лет полностью восстановил собственное реноме. В Петербурге француз также сделал себе имя; его почитали за человека состоятельного, предприимчивого, солидного. В 1860 г. и 1868 г. он выезжал во Францию; в первый раз - на 2 месяца, во второй - на шесть недель. В Петербурге Станислав Янсен постоянно проживал по адресу : Екатерининский канал, дом 14 (это самый центр города, его престижная часть!). С ним постоянно проживала супруга - Мелина Янсен. Самым подозрительным в полученной Иваном Путилиным информации было то, что доходы Янсена не соответствовали оборотам его предприятий. Француз действительно владел довольно значительными суммами, которые ссужал членам французской колонии в Петербурге, но при этом был неясен источник этих денег. Торговая деятельность Станислава Янсена явно не приносила тех доходов, которые позволили бы свободно оперировать десятками тысяч рублей. Это соображение, вкупе с тем, что фамилия француза уже вторично упоминалась в связи с подозрениями в фальшивомонетничестве, заставляло испытывать некоторые сомнения в его добропорядочности. В январе 1869 г. стало известно, что в Санкт - Петербург из Парижа приезжает Эмиль Янсен. В качестве причины своего появления в России младший Янсен указал болезнь матери, но по наведенным полицией справкам оказалось, что Мелина Янсен отнюдь не больна. Эмиль Янсен появился в российской столице 21 января 1869 г. Он возобновил свои прежние светские знакомства, нанес необходимые визиты, получил приглашение на охоту и благополучно съездил на нее в Псковскую губернию. За ним и отцом сыскная полиция вела скрытое наблюдение, стараясь не вспугнуть подозреваемых раньше времени. Трудно сказать, сколь эффективным могло бы быть такое наблюдение и как долго его следовало бы продолжать, но непредвиденный случай ускорил развитие событий. На прием к столичному обер - полицмейстеру 1 марта 1869 г. явился дипкурьер (в то время их называли "кабинет - курьеры") французского посольства в Российской империи некто Евгений - Людвиг Обри . Он сделал заявление столь важное, что его попросили повторить сказанное в присутствии Ивана Дмитриевича Путилина, за которым немедленно послали. Рассказ француза сводился к следующему: за 8 дней до его отъезда в Петербург с почтой Министерства иностранных дел Франции к нему обратился некий Риу, попросивший пердать Эмилю Янсену за вознаграждение небольшую коробочку. В ней находились, якобы, образцы модных парижских товаров общей стоимостью едва ли 30 франков. Деревянная коробочка была обшита клеенкой (поскольку содержимое боялось влаги), на которую была приклеена карточка с указанием адреса Эмиля Янсена в Петербурге. Курьер поначалу отказался выполнить просьбу, но после того, как тот обратился к начальнику Обри и последний разрешил коробочку взять, он согласился. Обри бросил коробку в холщовый мешок, который был опечатан печатью МИДа Франции, и без досмотра и оплаты груза на таможне привез ее в Россию. Вскрыв мешок 28 февраля 1869 г. при передаче государственной корреспонденции в посольстве, Обри обнаружил, что клеенка на коробке разорвалась. Он снял ее совсем и ему показался крайне подозрительным тщательно упакованный деревянный ящичек. Курьер решил поинтересоваться его содержимым. По вскрытии ящика Обри обнаружил в нем два свертка - белой бумаги и розовой - каждый из которых был опечатан по пять раз печатью с тремя лилиями, повторявшей своим видом герб дома Бурбонов. В одном из свертков находился мешочек из коленкора, в другом - мешочек из холстины. Содержимое мешочков не прощупывалось; когда Обри их развязал, оказалось, что они заполнены мелко нарезанной бумагой. А вот в бумаге находилась пачки российских 50 - рублевых ассигнаций, свернутые трубочкой и перетянутые суровой ниткой. В холстяном мешочке было 245 банкнот , в коленкоровом - 115 ; т. о. общее число банкнот составило 360. Обри, посоветовавшись со своим товарищем, также дипкурьером, Газе решил проинформировать российские власти о странной посылке. Немедленно была проведена экспертиза доставленных французом ассигнаций. Все они оказались 19 - го рода подделки. Дальнейшее представить совсем нетрудно. Начальник сыскной полиции приказал готовить такой сценарий развития событий, который сегодня назвали бы "контролируемой поставкой". Номера фальшивых ассигнаций были переписаны (при этом следует обратить внимание на то, что очень часто номера банкнот следовали через "единицу", т. е. 23545 и 23547, затем 23552 и 23554. Этот момент получил в дальнейшем весьма любопытное и неожиданное объяснение). Деньги и упаковка были сфотографированы, составлен акт проведения экспертизы проверки подлинности, запротоколировано заявление Людвига Обри. Фальшивки были помещены обратно в мешочки, а те - зашиты и спрятаны в коробку; коробку обшили клеенкой, наклеили поверх карточку с адресом Эмиля Янсена и вернули ее Обри. Дипкурьер получил нужные инструкции, к выполнению которых немедленно и приступил. Вечером 1 марта 1869 г. Евгений Обри послал Эмилю Янсену записку, в которой проинформировал его о своем прибытии в Петербург и намерении встретиться для передачи посылки. Второго марта на квартиру дипкурьера, распологавшуюся на территории посольства, прибыла Мелина Янсен. Обри, действуя согласно полученным инструкциям, сказал ей, что посылка вместе с доставленной им дипломатической почтой находится на обработке в секретной части посольства. Именно сейчас получить ее не представляется никакой возможности, поэтому за посылкой надлежит подойти попозже. Тут Мелина Янсен попыталась вручить Обри 100 франков, но дипкурьер денег не взял и добавил, что посылку вручит только лицу, поименованному на визитке, прикрепленной к коробке, поэтому он ждет к себе непременно г - на Эмиля Янсена. Он попросил не тянуть с получением посылки, поскольку, если она будет без присмотра оставаться в секретной части долгое время ее - чего доброго! - сочтут бесхозной и вскроют. При последних словах Мелина Янсен как будто бы смешалась и вдруг заговорила о том, что лицо, "которому следует эта посылка, не поскупится на благодарность и заплатит 20 - 25 или даже 100 рублей". Разброс названных сумм красноречиво свидетельствовал о том, что женщина взволнована услышанным. Не приходилось сомневаться, что сентенция дипкурьера о возможности вскрытия посылки посторонними лицами, достигла цели, вызвав смятение. Свидетелем разговора Мелины Янсен и Людвига Обри с начала до конца был Георг Газе, также кабинет - курьер дипломатической службы. Присутствие свидетеля составляло неотъемлемую часть плана Путилина: показания Газе , надлежащим образом задокументированные, д. б. подкрепить обвинение на суде. На следующий день - 3 марта 1869 г. - уже в 9.30 утра отец и сын Янсены были на квартире Обри. Тут же находился и Газе. Людвиг Обри, вручая посылку Станиславу Янсену, попросил последнего написать расписку в ее получении. Отец делать этого не захотел и попросил сына написать таковую расписку. Эмиль Янсен это немедленно сделал. О величине оплаты вышел спор: Обри назвал сумму в 20 рублей, Янсен - отец счел ее чрезмерной и стал спорить. Конец неприязненному разговору положил Янсен - сын, заявивший: "Ничего - ничего, мы заплатим!". Отец тут же согласился и вытащил из кошелька 20 рублей. Все это выглядело как заранее отрепетированная сцена. Этот момент требует некоторого пояснения. Несмотря на многолетнюю девальвацию российского рубля, сумма в 20 рублей была очень большой. Оплата доставки , оцененная в такую сумму, была просто абсурдной (как, впрочем, и в 100 франков, которые Мелина Янсен предложила накануне). Пересылка бандероли из Парижа в Петербург обычной почтой стоила тогда всего... 4 франка! Давать 20 рублей за доставку коробочки, в которой лежали товары, якобы, на 30 франков, значило просто швырять деньги на ветер. Французское посольство до переворота 1917 г. занимало большой квартал от реки Мойки (здание N 15 и ныне сохранено за Генеральным Консульством Французской республики) до Миллионной улицы. Это самый центр города - до Зимнего дворца всего две минуты пешком. Представительские аппартаменты Посольства выходили на Мойку; служебный же выход вел на Миллионную улицу. Туда и направились Станислав и Эмиль Янсены, покинув квартиру Обри. На Миллионной их ждали сотрудники столичной сыскной полиции в штатском. Но непредвиденный случай едва не смазал готовившееся задержание с поличным. По Миллионной шел строй солдат. Эмиль Янсен, с зажатой под мышкой коробкой, успел перейти на противоположный тротуар; стена из солдатских тел отрезала его от отца. Станислав Янсен остался стоять возле ворот, из которых только что вышел. К нему немедленно подошли трое полицейских в штатском и заявили о его задержании. Полицеские пропустили Эмиля Янсена, когда увидели, что его руки свободны. При этом коробки под мышкой они не разглядели и рассудили, что бандероль с деньгами у отца. Как бы там ни было, Эмиль Янсен получил просто феноменальную возможность избавиться от опасного груза: он мог бросить бандероль прямо на улице, а мог, быстро пройдя дворами, выйти к Неве (до реки меньше 100 м.) и забросить ее в многометровые снежные кучи, которые образовались при сбрасывании дворниками снега с набережных на лед. Даже если бы коробку потом и нашли, то в суде присяжных прокуратуре было бы исключительно трудно доказать, что это именно та коробка, которую Эмиль Янсен держал в руках, выходя из Французского посольства. Напомним, что дактилоскопической экспертизы в то время не существовало, а заявления Обри и Газе могли бы рассматриваться лишь как косвенные доказательства. Будь Эмиль Янсен находчивее, внимательнее и осторожнее - глядишь! - и совсем другим оказалось бы окончание этого дела. Но увы! в этих качествах ему следует отказать. Впрочем, дело тут, может, совсем не в отсутствии нахочивости, а в банальной жадности? В одном можно не сомневаться - всю свою оставшуюся жизнь молодой Янсен раскаивался в том, что совершил дальше. Увидев, что его отца остановили какие - то люди в штатском, он спокойно дождался пока пройдет солдатский строй, после чего возвратился назад. И все также безмятежно он продолжал держать под мышкой коробку с 18 000 фальшивых рублей. Отец и сын Янсены были доставлены на допрос к Путилину. Суть сделаных ими заявлений сводилась к следующему: Станислав Янсен утверждал, что ничего не знает о содержимом посылки и ее принадлежности. Сын, якобы, говорил, что посылка будет передана некоему третьему лицу, которое заплатит за хлопоты 50 или даже 100 рублей. Именно в расчете на получение этих денег он - Станислав Янсен - и решил составить компанию сыну при его посещении Обри и заплатил 20 рублей. Эмиль Янсен утверждал, что приехал в Петербург узнав от отца о болезни матери. В день отъезда из Парижа к нему, якобы, обратился некий Леон Вернике, литейщик по бронзе, просивший перевезти в Россию небольшую посылку. В Петербурге ее д. б. забрать некий г - н Куликов, который при получении и оплатит ее доставку. Поскольку на момент разговора Эмиля Янсена с Леоном Вернике посылка еще не была готова, первый сообщил адрес своего дяди, преподавателя Парижской горной школы Леона Риу, который мог бы организовать доставку посылки. Эмиль Янсен уехал в Петербург и жил на квартире отца; примерно 18 февраля явился тот самый господин Куликов и поинтересовался судьбой посылки из Парижа. Узнав, что она еще не прибыла, Куликов пришел в ярость и принялся браниться. В конце - концов они расстались полюбовно; Куликов пообещал хорошо оплатить хлопоты по доставке бандероли и это - то заверение дало Янсенам основание смело заплатить 20 рублей Людвигу Обри. В то время, пока Станислав и Эмиль Янсены давали свои показания начальнику столичной сыскной полиции к ним на квартиру прибыли судебный следователь, полиция и жандармский представитель, откомандированный Третьим отделением Его Императорского Величества Собственной Канцелярии, для организации взаимодействия со следственными властями. По ордеру, еще накануне подписанному Прокурором окружного суда А. Ф. Кони в половине первого пополудни начался обыск. Буквально через полтора часа в комнате Эмиля Янсена нашли ... ту самую печать с тремя лилиями, оттиски которой красовались на бумажных свертках с фальшивыми деньгами. А еще через какое - то время в комоде, стоящем в спальне Станислава Янсена, была обнаружена 50 - рублевая купюра образца 1865 г.. На эти деньги полицейские уже смотрели с большим недоверием . Было решено немедленно направить ассигнацию на экспертизу в Петропавловскую крепость (там распологались столичный монетный двор и Экспедиция по заготовлению ценных бумаг). Номер банкноты - 91 701 - чиновнику, заполнявшему бланк о направлении на экспертизу, показался странно знаком. Он сличил его со списком номеров тех 360 фальшивок, что привез в Россию Обри. Оказалось, что в этом списке присутствуют соседние номера : 91 700 и 91 702. Поэтому даже без экспертизы с большой вероятностью можно было предположить, что и ассигнация N 91 701 из той же самой партии. Конечно, такое умозаключение отнюдь не отменяло проверку подлинности (и она была проведена), но заключение экспертов полностью подтвердило догадку сыщиков: ассигнация из комода Станислава Янсена действительно вышла из - под того же самого пресса, что и 360 подделок, привезенных Обри. Это маленькое открытие приводило к весьма любопытному выводу: в то самое время, как в Париже некие люди собирали большую партию поддельных денег для отправки в Россию, одна из банкнот этой партии уже совершила путешествие через границу и осела в комоде Станислава Янсена. Почему это случилось? Ответ напрашивался сам собой: потому, что это был сигнальный образец, который направили в Россию на "испытания": устроит ли качество изготовления заказчика? Янсен потому и не избавлялся от этой ассигнации, не разменивал ее - она была ему нужна для демонстрации качества изготовления ожидаемой партии подделок разным заинтересованным лицам.
| |
