"Полтергейсты".

      Данный текст посвящён довольно известному полтергейсту 1981 г. в г.Курске. Это отличное описание, полное неожиданных подробностей о событиях той поры, представляет собой фрагмент книги Игоря Винокурова "Полтергейсты", Москва, ООО "Издательсво Астрель", 2005 г., стр. 429-460.

     С 25 мая 1981 года из стен и близлежащих кустов сирени дома номер сорок пять по улице имени Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что в древнем городе Курске, а также в самом доме вдруг стал раздаваться голос, источник которого никак не поддавался обнаружению. Правда, голос не касался вопросов христианских, зато достаточно охотно комментировал некоторые политические. Да еще в каких выражениях! Доставалось, страшно сказать, и тогдашнему первому лицу государства — как говорится. Самому. Однако сквернословие и угрозы были адресованы в основном жильцам «говорящего» дома, а также всем тем, кто пробовал найти, как думали некоторые, человеканевидимку. Иногда объектом критики становилось руководство городского и даже областного масштаба — в последнем случае это были государственные мужи, занимавшие должности как бы губернатора и воеводы. Чтобы читатели имели представление, с чем пришлось встретиться людям, я приведу без всяких купюр лишь одно из ранее записанных на магнитофон голосовых высказываний, предназначавшихся квартирантке Лене: "Ты что, б..., спишь? Двадцать шестой съезд идет. А ты, б..., спишь! Ты что, б..., спишь! Или ты, б..., думаешь, что за тебя Пушкин работать будет? Хлеб ешь, а пользы никакой трудящимся. Ну, б..., вставай, на х... Бери метелку и вдоль по улице. Пошла! Или иди вон на стройку кирпичи лепи. Стены возводить. Ишь ты, я с твоим Колей тружусь на объекте в поте лица. Ты кто, с...? Коля вон ест, а мне и поесть некогда, потому что я тружусь в две смены».
     О творившихся тогда в Курске чудесах московские исследователи узнали летом того же 1981 года от одного своего коллеги, вернувшегося оттуда из командировки. Мне же о том событии вскоре поведал известный уфолог А. С. Кузовкин, который включил краткое сообщение своего корреспондента в самиздатовский сборник «Московский полтергейст-82», после чего то происшествие стало именоваться курским голосовым полтергейстом. Вот что сообщалось в сборнике; «В одном из тихих уголков на глухой улице Курска, которая расположена недалеко от вокзала, в частном домике жила молодая семья. С некоторых пор она стала преследоваться странным явлением. Из стен их квартиры стали раздаваться голоса, вернее, голос, хриплый, похожий на мужской. Он насмехался над их интимными переживаниями, бытом и прочим. Подозрения пали на их соседку, полусумасшедшую старуху.
     Супруги заявили в милицию. Приходившие милиционеры ничего не обнаруживали. Один из них решил .некоторое время подежурить, надеясь зафиксировать источник голоса. Действительно, ему удалось дождаться того момента, когда раздался вдруг хриплый голос, как раз такой, о котором ему рассказывали супруги. Голос, казалось, исходил из стен. По мере приближения к нему он удалялся, оставляя людей в недоумении. Он вещал: «Все равно вы меня не найдете!» — и сообщал подробности личной жизни милиционера. С тех самых пор в доме установили дежурство милиционеров. Голос всегда сообщал об их личных тайнах, издеваясь над привычками каждого из них. Явление ширилось. Улица и ее окрестности стали местом, притягивающим массу любопытных. Соседние улицы наводнились приезжающими машинами с людьми из других городов, и требовались усилия администрации и милиции, чтобы преодолеть стремление множества любопытных.
     Поиски источника голоса, который часто выступал с дискредитирующими сообщениями об отдельных лицах администрации, даже с привлечением специалистов из Москвы, ничего не дали. Лишь спустя неделю после поисков удалось, как официально сообщили, разоблачить соседку, полусумасшедшую женщину, которая якобы ранее работала в исследовательском институте, а в последнее время, благодаря гениальному открытию, создала аппарат, инициирующий опасный феномен. В настоящее время указанный «изобретатель» находится в одной из клиник. Таковы сведения, которые официально сообщались в лекциях, посвященных разъяснению этого феномена». Памятуя, что о проделках курмышского черта в 1813 году курмышане помнили и в 1867-м, и сознавая, что официальным путем мне ничего не узнать, я стал медленно и кропотливо восстанавливать картину тех событий. То же самое делал и мой коллега В. И. Фоменко, который познакомил меня с содержанием письма одного из своих курских корреспондентов от 22 июня 1986 года. Он сообщал о голосе на улице ВЧК в Курске следующее: «Сам я голоса не слышал и на месте не был, так как дом был оцеплен большим количеством милиционеров. Были там и сотрудники КГБ с различной аппаратурой. Из показаний очевидцев следовало, что все было похоже на человека-невидимку. Голос перемещался внутри дома и в саду возле него. Голос хрипловатый. Вступал в диалоги и перебранки с людьми. Оскорблял в споре начальника УВД Курской области генерала В. К. Панкина, который грозился его поймать и посадить. Подобная угроза вызвала у голоса бурный восторг — он поносил В. К. Панкина всячески. Беседовал он и с постовыми' милиционерами.
     Замполит УВД имел глупость тиснуть статейку в «Курской правде», что, дескать, это какая-то бабка носила в сумочке магнитофон, чем вызвал дружный смех всего города. Если усиленные наряды милиции и КГБ не могли в течение недели отловить бабку с магнитофоном, то как же они шпионов ловят? А с работников милиции, стоявших в оцеплении, взяли подписку о неразглашении». Между тем годы шли, слухи о том происшествии ширились, иногда обрастая любопытными подробностями. Так, 26 января 1988 года Фоменко сообщил мне, что, по его сведениям, тогда, в 1981 году, с целью обнаружить голос отключали дом от электропитания и привозили радиопеленгаторы. Также, якобы на всякий случай, решили проверить высказывания голоса, компрометирующие заместителя первого секретаря обкома партии, и по результатам проверки его будто бы сняли с работы.
     5 октября 1988 года в газете «Труд» появилась знаменитая статья О. Квятковского и И. Могилы «Разговор с «невидимкой». Напомню, в ней речь шла об общении с Барабашкой посредством стуков. Могила, зная о моем жгучем интересе к тому курскому происшествию, вскоре передал мне отклик на свою статью в виде письма одного из жителей Курска. Тот сообщал следующее: «В начале лета 1981 года у нас в Курске на улице ВЧК в частном доме появился «голос». Встревоженные жильцы обратились в милицию. Приехали «нижние чины». Выслушав от него грубости, уехали. Потом эта картина повторялась по мере посещения все более и более высокими руководителями. Целую неделю искали «японскую аппаратуру». Естественно, ничего не нашли. Чтобы успокоить людей, «Курская правда» опубликовала сообщение о старушке с магнитофоном в кошелке за подписью участкового уполномоченного. Народ посмеялся нелепости сообщения, посудачил, и успокоился».
     Я вступил с автором в переписку. В одном из последующих писем он советовал мне связаться с бывшим начальником УВД Курского облисполкома В. К. Панкиным, который сейчас работает в Москве, но в 1981 году «при сем присутствовал и даже выслушивал грубости от «голоса» в свой адрес (молва народная), одним словом, руководил «разоблачением». Если он «снизойдет»,— писал мой корреспондент,— можете получить ценную информацию».
     И хотя я не был уверен, что генерал до меня «снизойдет», я стал искать, где же он работает. И надо же было случиться такому удивительному совпадению: место работы Вячеслава Кирилловича Панкина мне стало известно буквально через несколько секунд! Дело в том, что письма от моего курского корреспондента я хранил вместе с газетой «Труд» от 5 октября 1988 года, в которой была напечатана статья «Разговор с «невидимкой». Газета была сложена так, чтобы текст статьи не выцвел от света (она была на третьей странице); газета лежала четвертой страницей вверх. Нечаянно бросив на нее взгляд, я вдруг увидел нужную мне фамилию! Вчитался: это было интервью с начальником Главного управления уголовного розыска МВД СССР генерал-лейтенантом милиции В. К. Панкиным. Сразу же осознал, что генерал до меня не снизойдет: его дело — ловить уголовников, мое — барабашек. Но как-то все же надо узнать, что происходило в 1981 году в Курске? Я решил довериться народной молве и поискать тот самый номер «Курской правды», где говорилось про бабушку с магнитофоном в кошелке. Мне казалось, что поиски Трои основывались на гораздо более достоверной молве, чем слухи о статье с таким идиотски примитивным объяснением. Неужели в самом деле она могла быть напечатана?
     Пришлось ехать к черту на кулички — в газетный отдел Ленинки — и потратить на поиски целый день. К моему величайшему удивлению, народная молва и на этот раз не ошиблась: в газете «Курская правда» от 16 июня 1981 года действительно напечатана статья участкового инспектора, лейтенанта милиции Н. Головенкова. Она называется «Чудо» без чудес. По следам одного происшествия». Статья достойна того, чтобы быть приведенной полностью: «Весть о том, что в одном из домов по улице ВЧК вдруг ни с того ни с сего «заговорили» стены, быстро облетела весь город, привлекла внимание многих любопытных людей, толпами собиравшихся, чтобы услышать «таинственный» голос. Вокруг новоявленного «чуда» возникла масса всевозможных домыслов и небылиц. Людская фантазия породила разговоры о какой-то сверхъестественной, «нечистой силе», «привидениях» и «домовых». Органы милиции провели расследование по этому поводу. И вот что выяснилось. Оказывается, еще раньше «привидения» обитали в доме номер 5 по Хуторскому проезду. И разговаривали они, эти «привидения», тем же голосом, что и в доме по улице ВЧК, сыпали такие же вульгарные, пошлые фразы. Вскоре таинственный голос был обнаружен... в магнитофонной кассете. Автором записанного на ней текста, который унижает человеческое достоинство и квалифицируется законом как злостное хулиганство, является хозяйка дома по Хуторскому проезду Д. П. Смирнова. «Чудо» оказалось без всяких чудес: Дарья Петровна воспользовалась самым обычным бытовым магнитофоном, породив тем самым слухи о «домовых» и «привидениях». Они, эти «привидения», измененным голосом Смирновой сыпали оскорбления в адрес ее молодых квартирантов, терроризируя и лишая их покоя изо дня в день. И когда, не выдержав, молодые люди были вынуждены сменить квартиру и переехать на улицу ВЧК, «привидение», спрятанное в сумке Смирновой, отправилось следом за ними.
     В каждый визит Смирновой стены и потолок этого дома оживали, и «таинственный» голос с уже заезженной кассеты высыпал очередную порцию нецензурщины. Этот дерзкий хулиганствующий «домовой» сразу же умолк, как только магнитофон, записанная на нем кассета и сама Дарья Петровна оказались в кабинете следователя.
     Какие цели преследовала Смирнова? Подробности станут известны несколько позже. Сейчас же совершенно ясно одно: совершая преступление, она руководствовалась корыстными, низменными целями. Теперь за свое «радиоизобретательство» 68-летняя женщина будет держать ответ по всей строгости. Так, как это предусмотрено нашим советским законом». Имена и фамилии действующих лиц изменены.Спешу успокоить читателя: Дарью Петровну, бывшую учительницу физики, не вздергивали на дыбу, не секли розгами, а «всего лишь», обвинив в злостном хулиганстве, 17 августа 1981 года решением народного суда направили на принудительное лечение в «медучреждение специального типа», поскольку она была признана невменяемой, то есть не отвечала за свои деяния. А события между тем продолжались своим чередом. Меня, увлеченного голосовыми проявлениями полтергейста, эта история все продолжала интересовать. Правда, настораживало то, что в этом случае проявлялся лишь один-единственный из множества полтергейстных симптомов: только голосовой феномен. Но поскольку большинство сведений было основано на слухах, я предполагал, что в памяти людей осталось самое необычное — голос, а другие феномены могли быть опущены.
     И — тоже попался на удочку.
     Надо сказать, что первые печатные сообщения о «курском голосовом полтергейсте» появились не без моего участия: о нем я рассказывал в интервью А. Фину («Юный техник». 1989. № 7) и А. Рувинскому («Ленинское знамя». 1989. 24 сентября). О том же сообщалось в журнале «Вокруг света» (1989. №8), брошюре А. Горбовского «Незваные гости? Полтергейст вчера и сегодня» (М., 1990), ленинградской газете «Аномалия» (1991. № 1). Например, Горбовский, рассматривая голосовые полтергейсты, справедливо заметил, что для воспроизведения человеческой речи необходим соответствующий голосовой аппарат; более того, в случае, который он описывал, звучал голос отсутствующего мужа, со всеми его индивидуальными особенностями. В связи с этим он продолжает: «Но даже эта неразрешимая, как представляется нам, задача — всего лишь деталь по сравнению с другими обстоятельствами, куда более значащими. Я имею в виду необъяснимую информированность «голосовых полтергейстов». Такой полтергейст в Курске (1981), как отмечает исследователь В. Н. Фоменко, «проявил полную осведомленность о скрываемой людьми информации и оперативно выдавал при появлении новых посетителей места полтергейста компрометирующие их сведения».
     В конце 1990 года мой коллега Ю. Г. Карпенко познакомил меня со статьей Зинаиды и Сергея Чубукиных «Кошмар на улице ВЧК», напечатанной во втором номере журнал «Курский соловей». Разгадка обещалась в следующем номере. Разве я мог ждать! Связавшись с С. В. Чубукиным, я в феврале 1991 года встретился с ним, получив из его рук и третий номер редактируемого им журнала. Разгадка тайны «голоса» оказалась столь же простой, сколь и необыкновенной, а сами события — еще более фантастичными, чем отражавшие их слухи.
     Наша беседа с Сергеем Владимировичем, профессиональным журналистом, главным редактором жур- нала «Курский соловей» и газеты «Новая территория», продолжалась много часов: я все выпытывал и выпытывал новые подробности. Ведь это был первый встреченный мной за долгие годы исконный житель Курска, к тому же тщательно, по первоисточникам, расследовавший ту загадочную историю. После публикации Чубукиным результатов своего блестяще проведенного журналистского расследования версия о полтергейстной природе голоса с улицы ВЧК была признана несостоятельной. Последующие публикации отражали в основном результаты проделанной курскими журналистами работы (Александров В. Аудиополтергейст курского производства // Техника — молодежи. 1993. № 11. С. 62; Тарасов А. Заговорили стены вдруг // Чудеса и приключения. 1994. №.6. с. 56—60.).
     Наконец-то приступая к изложению тех действитель. но фантасмагорических событий, позволю себе процитировать начало статьи Чубукиных: «Итак, десять лет назад, на небольшой курской ули- це имени Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, сплошь состоящей из частных одноэтажных домиков, пробудился страшный говорящий дух. Случилось это в обычный майский день в доме одинокой пенсионерки. Однажды хозяйка жарила к ужину блинчики. Вдруг, в тот самый момент, когда она снимала со сковородки румяный поджаристый блин, раздался низкий мужской голос:
     — Что, бабка, блинки жаришь? Угости и меня малехо. А то... — И далее посыпалась непечатная брань.
     У старой, всякого повидавшей в своей жизни женщины от испуга перехватило дыхание, ибо жуткий го-лос звучал прямо из стены над плитой. Старушка перекрестила стену и на всякий случай решила проверить остальные комнаты. Окна были заперты, наружная дверь тоже, и следов чьего-либо пребывания в доме обнаружить не удалось. Все выглядело тихо, спокойно, буднично. Хозяйка вернулась к плите.
     — Что, б..., нашла?— вновь громыхнул голос.— В... у себя поищи!..
     И далее, в течение нескольких минут, пока несчастная женщина пыталась осмыслить происходящее и принять какое-либо решение, таинственный сквернослов заявил о себе, что называется, в полный ГОЛОС. Он обложил старушку по матушке, проявив поразительную осведомленность о ее родословной, дружеских связях и — очень личной — жизни. Он цинично реагировал на ее метания по квартире, комментируя ее действия и перемещаясь за ней в пространстве. Он обещал проявиться в своем первозданном виде, сообщая, что вид его ужасен (слова он употреблял более выразительные). Правда, никаких физических действий хулиган не применял: мебель и тарелки оставались в неприкосновенности. Наконец измученная старушка решила сходить в милицию.
     В ближайшем отделении ее подняли на смех, посоветовав вернуться домой и проспаться, а если не поможет — сдаться в психушку. Тогда женщина уселась на стул и заявила, что будет ночевать в отделении, потому что жуткий голос не даст ей дома житья. Милиционеры посовещались и — согласились зайти к ней разоблачить нарушителя. Правда, перед этим стражи закона решили завернуть в магазин за пивом. День заканчивался, смена близилась к концу, и надо было подумать об организации вечернего досуга. Когда наша старушка в сопровождении «телохра- нителей» с опаской вошла в дом, там было тихо. Милиционеры предложили: они расположатся во дворе, под кустом, а если начнется что-то неладное — стоит их позвать, и они придут на помощь. На том и решили. Но не успели представители власти откупорить и первой из принесенных бутылей, как вдруг прямо из благоухающего куста сирени хриплый мужской голос рявкнул:
     — Вы что, менты поганые, сюда делать пришли? Меня ловить или пиво жрать? — А далее последовала очередная нецензурная тирада.
     В воздухе сверкнуло новенькое оружие, сад был тщательно обыскан, но, к изумлению милиционеров, никого обнаружить не удалось. Голос же на протяжении поисков не утихал, а, напротив, комментировал маневры мужчин, называл их по именам и промежду мата упоминал некоторые подробности из их биографий.
     Милиция забила тревогу. Район оцепили, у дома организовали дежурство. Обыскали каждый квадратный сантиметр дома, перекопали весь огород в поисках супераппаратуры.
     А голос, несмотря ни на что, продолжал вещать. И мало того, от последовательного издевательства над каждым, кто появлялся в его поле зрения, сквернослов перешел к критике правительства и советского строя. На ВЧК громогласно зазвучали антисоветские лозунги. На этом этапе к таинственному делу подключились сотрудники КГБ. С помощью мощной аппаратуры они пытались запеленговать голос. Но, увы, безуспешно. А к злополучному дому на ВЧК тем временем стекались толпы людей. Взбудораженные слухами, горожане устроили настоящее паломничество к говорящему дому. Около двух недель продолжался этот кошмар и вдруг как-то неожиданно закончился. Голос попрощался, выругался напоследок от души и исчез раз и навсегда».
     То, что я сейчас скажу, не должно огорчить читателя, поскольку действительность оказалась на порядок выразительнее, фантастичнее слухов. Дело в том, что вся эта история надолго стала одной из самых выдающихся достопримечательностей Курска, обрастая со временем все новыми и новыми красочными подробностями. Более того, пересекла границы СССР: Чубукин поведал мне, что как-то в Ленинграде он слышал рассказ о курском «говорящем» доме от иностранца! Так вот, относительно приведенного отрывка Чубукины, тоже как бы предупреждая читателей, говорят следующее: «Изложенное выше как раз и представляет собой квинтэссенцию слухов, гулявших по городу Курску десять лет назад и с каждым годом лишь приобретавших в красочности. Реальные события произошедшего на улице ВЧК разительно отличаются от этого гротескного пересказа».
     Приступая к расследованию, сообщают Чубукины, они были абсолютно убеждены в сверхъестественной подоплеке событий: «Версия, опубликованная в газете «Курская правда», — пишут они, — и представляющая виновницей событий вполне земную старушку с кассетным магнитофоном в авоське, противоречила здравому смыслу и походила на западный комикс о советских шпионах». Однако других гипотез не было. Со временем «голос» стали называть по-научному — полтергейстом, а в 1981 году этого слова-то и не знали: «Да, несомненно, это полтергейст, считали мы, — признаются Чубукины, — и посему ставили себе задачу подробно и скрупулезно, во всех деталях описать его выходки». Но на первом же этапе расследования встретились с фактами, противоречащими версии о полтергейстной подоплеке событий: пострадавшие от «голоса», даже десять лет спустя не имевшие представления о его обладателе, упорно отстаивали версию изощренного хулиганства! Каких бы то ни было признаков вмешательства полтергейста найдено не было. И журналисты, следуя профессиональному зову и опыту, пошли по следам тех давних событий.
     Согласно народной молве, которая и на этот раз не подвела, невидимка сперва объявился в доме номер пять по Хуторскому проезду, где разорялся, терроризируя его обитателей, по сведениям Александра Тарасова — с мая 1979 года по март 1981-го, по данным Чубукиных — примерно месяц; по крайней мере, он звучал в дни XXVI съезда КПСС (23 февраля — 3 марта 1981 года). Жилые помещения этого небольшого одноэтажного дома принадлежали трем разным владельцам, отношения между которыми были далеко не безоблачными. В половине, состоящей из трех сквозных комнат, кухни и коридорчика, обитала пенсионерка Дарья Петровна Смирнова, у которой жила квартирантка Лена, студентка одного из курских училищ. Странный голос впервые зазвучал именно на этой половине. Вот как о том повествуют Чубукины: «Здесь все началось с мяуканья. В квартире раздалось громкое мяуканье, хотя представителей кошачьих в доме не было и близко. Как показалось Дарье Петровне, мяукали каким-то образом соседи, желая ее поддразнить. Звуки сопровождались стуком во внутренние двери и в окно.
     На следующий день из стены, смежной с соседской половиной, послышалась громкая нецензурная брань. Ругался мужской голос, который, по мнению Дарьи Петровны, был очень похож на голос одного из соседей. Естественно, хозяйка решила, что это очередная хулиганская выходка ее недоброжелателей. Наверное, поэтому и не особо испугалась, не усмотрев в этом факте ничего сверхъестественного. Однако через некоторое время голос начал проявлять потрясающие способности, которые просто не укладывались в голове. Несмотря на то что звучал он вроде бы всегда из стены, разделяющей соседские половины, пределов видимости для «диктора» (как называла его Дарья Петровна) практически не существовало. Он все видел, все слышал и все знал. Находясь через три стены от источника звучания, Дарья Петровна и ее квартирантка каким-то образом оставались в поле зрения духа. По воспоминаниям хозяйки, «диктор» видел, как она моется в ванной, расположенной на кухне за ширмой, и не стесняясь в выражениях насмехался над ее внешностью. В другой раз он подсматривал, как она пишет заявление в милицию, хотя Дарья Петровна делала это очень осторожно, стараясь левой рукой прикрыть бумагу. Но «диктор» все видел и повторял вслух каждое написанное ею слово. Слышал он так же великолепно, как и видел. Если Дарья Петровна и Лена выходили на улицу спокойно побеседовать вполголоса, то по их возвращении в дом дух в издевательском тоне обсуждал тему их разговора. Точно так же, как и у «голоса» на ВЧК, у «диктора» с Хуторской была поразительная осведомленность в отношении личной жизни хозяев дома и их поступков, совершенных за пределами улицы и даже за пределами города. Дарья Петровна вспоминает, что однажды ее квартирантка Лена вместе со своим парнем' ездила по каким-то делам в районный центр Касторное. Там, в привокзальном буфете, молодые люди ели пирожки. Почему-то данный факт пришелся не по душе «диктору».
     Когда девушка вернулась, он начал попрекать ее этими несчастными пирожками. Откуда звучащий в стене дома на Хуторской голос узнал, чем занималась Лена за сто километров от Курска?.. Подобный случай произошел и с самой Дарьей Петровной. Для того чтобы иметь вещественное доказательство и идти в милицию не с пустыми руками, она купила катушечный магнитофон «Снежеть». Принесла она его в дом в темноте, запакованным в картонную коробку. Однако голос мгновенно сообщил ей, что она купила, зачем, и даже назвал марку магнитофона. По словам хозяйки дома, приблизительно через две недели голос изменился, словно кто-то сменил «прежнего» диктора. Теперь в доме звучал совершенно незнакомый молодой мужской голос, приятного тембра, по всей видимости отлично разбирающийся в политике.
     «Назвал Брежнева Леней, — вспоминает Дарья Петровна. — Говорил, что Леня болеет, однажды рано утром как заорал на всю комнату: «Брежнев сдох!» (Приведенная ранее расшифровка фонограммы с упоминанием XXVI съезда КПСС записана с голоса невидимки в доме по Хуторскому проезду. Фонограммы, сделанные на улице ВЧК, не сохранились.) Вскоре в жизни Лены произошло важное событие — она вышла замуж за молоденького казаха Николая. Согласно версии А. Тарасова, Николай до того был ошарашен голосом, что сгоряча едва не уехал в Казахстан — навсегда. Видимо, выход из положения нашла Лена, которая позже рассказала об этом так:
     — На улицу ВЧК я с Николаем перебралась 24 марта (1981 года. — И. В.}. Перед тем как, по народному обычаю, мы и Дарья Петровна присели на дорожку, голос объявил, что он уходит вместе с нами. Чубукины отмечают, что «все факты, сам характер поведения голоса и его как бы эволюция во времени, от безотносительной матерщины — к политическим выступлениям, совпадают с тем, что произошло впоследствии на ВЧК. Так же, как и у Ивановых, это был, несомненно, враждебно настроенный дух. Он крыл трехслойным матом хозяев дома, часто угрожал им, в частности, обещал упечь Дарью Петровну в сумасшедший дом. Звучал он на Хуторской с перерывами приблизительно месяц. Потом вдруг неожиданно исчез, официально попрощавшись с хозяйкой. Дарья Петровна зажила было спокойной жизнью. Но увы, ненадолго...».
     - В доме номер сорок пять по улице ВЧК, куда с Хуторского проезда перебрались молодожены, проживала семья Ивановых: Александра Николаевна и Мария Николаевна, сестры запенсионного возраста, дочь Марии Николаевны Татьяна Петровна с мужем Николаем Ивановичем, их дочь Марина, студентка. Совместно с квартирантами в доме обитало семь живых душ. Вечером 25 мая 1981 года к ним, похоже, подселилась еще одна — бесплотная. Вот что о том злосчастном вечере и последующих событиях рассказывают Чубукины: «В тот день Ивановы всей семьей были на поминках у соседей. Когда они вернулись, уже вечерело. Квартирантка стирала белье возле дома, рядом с ней находился ее муж. Татьяна Петровна пересекла двор и вошла в туалет. И в этот момент услышала громкую нецензурную брань. Вслед за этим в дверь уборной ударилось несколько камней. Татьяна Петровна выскочила на улицу дать отпор пьяному хулигану, который, как она решила, ввалился к ним во двор, но увидела лишь... перепуганные лица квартирантов. И тут она снова услышала ругательства, доносящиеся из кустов. «Казалось, там валяется какой-то невменяемый алкоголик и орет матом на всю улицу», — вспоминает она. Вместе с мужем квартирантки они кинулись на голос, долго шарили по кустам, но ничего не нашли. В тот вечер этим и ограничилось. Долго сидели вечером, обсуждали произошедшее.
     Но на следующий день голос появился вновь, теперь уже в помещении. Вдоль улицы монтировали газопровод, ив доме было несколько незамкнутых труб. Кроме того, в одной из комнат часть потолка была разобрана. Из этой-то дыры и зазвучал непристойный глас. С того дня его выступления стали регулярными. Происходили они обычно утром и вечером, в течение часа и более, с небольшими перерывами. По описанию очевидцев, это был хриплый мужской голос. Одна из соседок припоминает, что он был удивительно похож на голос Высоцкого. Голос, по общему мнению, неприятный и очень сильный. Звучал объемно, при этом помех, схожих с фоном от радиоаппаратуры, слышно не было. Иногда он говорил заплетающимся языком, словно пьяный, иногда истерично орал.
     Звучал голос из разных мест: то из кустов во дворе, то из потолка, то из трубы. Соседке, заглянувшей однажды в дом полюбопытствовать, показалось, что голос исходит прямо из люстры. Менять свое местоположение он мог с исключительной быстротой. Однажды квартирантка готовила ужин, голос при этом вещал здесь же, на кухне, поливая ее вычурным матом. Девушка оставила кастрюли и пошла в туалет, находящийся во дворе. Как только она открыла дверь уборной, голос заорал прямо оттуда: «Ну, иди сюда, чего боишься?!» Переместился он с одного места в другое буквально в считанные секунды. С такой же легкостью он передвигался и в нескольких случаях, когда жильцы дома пробовали изловить домового: «Он орет из кустов, мы все вместе бежим туда, а голос начинает удаляться, словно кто-то убегает и дразнит нас. Вместе с тем ни бегущего человека не видно, ни шагов его не слышно».
     Другим необычным свойством говорящего духа была способность общаться со своими «жертвами» в форме диалога. Это начисто опровергает версию о пристроенном где-то в доме магнитофоне или иной аппаратуре одностороннего вещания. Голос отвечал на вопросы собеседников, реагировал (обычно жутким матом) на их действия, то есть видел и слышал все, что происходит в доме. Как-то у хозяев возникла мысль предложить ему поесть. «Костей ему, что ли, дать?» — сказал кто-то из домашних. «На х... нужны мне твои кости?» — молниеносно отреагировал голос. Способность же домового замечать, что делается вокруг, была поистине уникальна. Однажды Татьяна Петровна потихоньку принесла в дом завернутый в тряпку магнитофон. Но лишь только она нажала клавишу в надежде записать речи голоса, он тут же заорал на нее:
     — Ты зачем это магнитофон включила?!
     — Да вот, хочу слова твои на память запечатлеть,— подольстила застигнутая врасплох хозяйка.
     — Ни х... ты не запишешь и меня не поймаешь!— отрезал голос.
     Участники событий на ВЧК утверждают, что дух также видел, как в дом приходят соседи или незнакомые люди, мог во всеуслышание описать их внешность, вернее, сделать какое-нибудь циничное замечание по этому поводу.
     В сущности, все содержание речей голоса на протяжении полутора недель, как правило, сводилось к аналогичного рода высказываниям и мату. Матерщина была основным ядром выступлений голоса, которые вообще-то не отличались особой фантазией. Стоило кому-то сесть, он орал: «Ты чего расселся?! Такой-сякой (мат)». Стоило встать — «Чего встал! (мат)», пойти куда-нибудь — «Чего пошел?! (мат)», прийти в дом — «Чего пришел?! (мат)».
     Этот неуловимый говорун, рассказывают Чубукины, страшно любил стыдить несчастных обитателей дома по улице ВЧК. Однако более всего доставалось квартирантке Лене. Чубукины продолжают: «Вообще, голос относился к ней с особым недружелюбием, рассказывал совершенно отвратительные вещи про личную жизнь бедной девушки. Не угодила она ему, как выяснилось, своим замужеством. Домовой то и дело упрекал девушку в том, что она, русская, стала женой казаха. По этому поводу в ряду различных нецензурных обращений к ней очень популярно у домового было презрительное «казашка». Всех проживающих в доме голос называл по именам, знал он и их домашние прозвища. То же относится и к соседям Ивановых, и (как утверждают многие из очевидцев) к незнакомым людям. Порой голос доводил до отчаяния жильцов дома высказываниями об их частной жизни, которые он делал, как правило, в издевательской, нецензурной форме. Казалось, он знает всю подноготную каждого члена семьи. Поразительную осведомленность проявил дух в вопросах, связанных с дележом наследства. Здесь он неукоснительно занимал сторону племянника хозяйки дома — Федора, постоянно вступаясь за него. А однажды объявил: «Я Ивановых вообще ненавижу, потому что они у Федьки все наследство отобрали. Моя задача — ликвидировать троих и добить четвертого». Не раз голос истерично вопил: «Маруська, убью!» (в адрес одной из проживающих старушек). Ей же он пророчил скорую смерть. «Ты в этом году подохнешь!» — цинично обещал он. Трудно сказать, обладал ли голос даром предвидеть будущее, но Мария Васильевна действительно умерла в том же году, от кровоизлияния в мозг.
     Кстати, это пророчество оказалось единственным фактом из области очевидной мистики. Повседневное же поведение полтергейста более напоминало чью-то кошмарную шутку.
     Иногда домовой любил пройтись по правительству, тоже, естественно, матом. Когда же слухи о его явлении в мир разнеслись по всему городу и к дому на ВЧК начали стекаться толпы народа, он, казалось, охотно удовлетворял их любопытство, шокируя людей выкриками типа: «Долой советскую власть!», «Да здравствует Пиночет!», «Да здравствует фашизм!». Длился этот акустический марафон 12 дней. И то, что для любопытствующих было диковинкой, забавой, даже пусть чудом, для семьи Ивановых оборачивалось настоящей трагедией. Страх, постоянная жизнь на нервах: «Невозможно было даже выспаться по-человечески», — вспоминают они. Голос мог заорать прямо посреди ночи: «А ну, б..., вставайте! Чего спите?» Подозрительность: не соседи ли подстроили всю эту чертовщину? — тем более что Татьяне Петровне казалось, будто она узнает в домовом голос одного из них. Наконец, обыски, допросы, толпы людей, пришедших послушать говорящий дом. «Бывало, что в доме негде повернуться — везде люди, даже на крыше, — рассказывает хозяйка. — Из Харькова приезжали, еще из каких- то городов. И все к нам!»
     Когда Чубукины в ходе предпринятого расследования беседовали с Ивановыми, те «вспоминали о Лене только добрыми словами, даже с жалостью. Ведь ей-то от «домового» больше всех доставалось, какими только словами он ее не поносил». Те же самые события в изложении А. Тарасова если и отличаются от того, что пишут о них Чубукины, то лишь еще более экстравагантными чертами и некоторыми подробностями, иногда противоречащими тому, что сообщают Чубукины.
     Например, согласно Тарасову, вечером 25 мая 1981 года Лена на кухне готовила пельмени и позвала Николая к столу. И тут хриплый мужской голос из вентиляционной трубы процедил недовольным тоном:
     — Казашка, мне твои пельмени не нужны!
     Николай оторопело обвел кухню глазами, но в ней была только Лена, потрясенная не менее мужа. На следующий вечер, когда хозяева ушли в гости, Лена стирала во дворе белье. Николай располагался рядом. Вдруг непонятно откуда послышался громкий насмешливый мужской голос, который грубо попенял девушке за брак с «инородцем» и под конец опять обозвал ее «казашкой». Николай, возмущенный, принялся за поиски говоруна, но безуспешно. Разгневанный, он стал прохаживаться по двору, и тут в него полетели камешки, один попал в спину: «Оглянувшись, муж увидел, что жена вот-вот лишится чувств от странного наваждения».
     Только Ивановы возвратились с поминок, как со стороны соседского дома послышалось на всю улицу:
     — Маруська, убью!
     Поиски злоумышленника не дали ничего, а тот все продолжал изгаляться:
     — Ивановых за ноги повешу, а Николая зарежу! Не ищите меня, человеки, все равно не поймаете!
     Вызвали по «02» милицию, но при ней наступило полное молчание. 27 мая говорун принялся костерить обитателей дома с восьми утра, возобновив нападки вечером. То же и на другой день. Татьяна Петровна написала заявление на имя начальника Кировского райотдела внутренних дел: «С 25 мая по настоящее время на территории нашего двора, а также и в самом доме прослушиваются выкрики неизвестного человека, который угрожает всей моей семье, а именно мне, моей дочери и матери, что он нас убьет, повесит, а также оскорбляет бранными словами. Я трижды вызывала работников милиции на место происшествия, но хулигана обнаружить не удалось. Мои предположения: хулиган, действующий из дома напротив, оснащен радиоаппаратурой типа мегафона. Прошу Вашего разрешения установить наблюдение за окнами этого дома с целью обнаружения хулигана, так как жить в такой атмосфере нет сил». Невидимка же все продолжал чудить и хулиганить. Жильцы дома заметили, что тембр голоса часто менялся: то он был похож на голос Валерки Плотникова, то — Лешки Шерстова. Одной знакомой Татьяны Петровны 30 мая показалось, что «диктором» является Шерстов. Она спросила:
     — Лешенька, это ты?
     — Блоху не трогай! — голосом Плотникова зло ответил невидимка. Он знал даже уличные клички парней!
     Вскоре милиция на собственном опыте убедилась, что совершенно фантастическое по содержанию заявление отнюдь не грешит против истины, в чем ранее все же были большие сомнения. Когда же голос коснулся политики, ситуация коренным образом изменилась: это вам не личные разборки между соседями, хотя и с применением неведомых средств! Начальник управления внутренних дел Курского облисполкома, опасаясь, как когда-то и его коллега, воевода Угримов, что о грозящем большими неприятностями событии кто-либо «стукнет» наверх через его голову, пробился на экстренный прием к первому секретарю Курского обкома КПСС, или, как его называли, просто к Первому — члену ЦК КПСС. Первый вначале воспринял сообщение весьма благодушно.
     Однако вскоре голос принялся и за местных властей и как-то при всем честном народе наградил нелестными эпитетами и Первого, после чего тот приказал оцепить район действия и подключить к делу местных кагэбэшников. Также он, согласно Тарасову, «сделал заказ в Москву на срочный вызов в провинцию «пеленгаторов» из сверхсекретного учреждения. Столичные спецы пытались оправдать марку своей фирмы, но тончайшие приборы, установленные во всех мыслимых точках на улице ВЧК, не зарегистрировали в «сорокопятке»' никаких волновых аномалий. Московские специалисты, завершив бесплодные эксперименты, вынесли свой категорический вердикт: работающую в режимном «диапазоне домового» аппаратуру невозможно создать в принципе, и отбыли восвояси».
     Примерно о том же самом сообщают и Чубукины: «На ВЧК он уже ни от кого не таился и поносил матом «чекистов» (так он их величал) наравне с хозяевами дома. Заметим, что, когда Татьяна Петровна написала заявление в милицию, ей тоже долго не верили, пытаясь дознаться, не сама ли она распускает слухи о голосе по всему городу. Но все же отдадим должное милиции Кировского района Курска, в конце концов здесь серьезно взялись за дело. В отделении перебывали все подозрительные соседи, жильцы дома и квартиранты. Но, увы, поймать с поличным никого не удалось. Людей забирали, а голос продолжал звучать. Следующим шагом было оцепление района, организация постоянного дежурства и тщательный обыск. Эти действия тоже не дали никаких результатов. Голос между тем не умолкал, уверял «чекистов», что они никогда его не поймают, и откровенно потешался над их маневрами. Не смущаясь присутствием властей, он орал антиправительственные лозунги, которые прекрасно слышали собравшиеся куряне. Терпеть более эту разнузданную пропаганду было невозможно, и к делу подключился КГБ.
     Совместными усилиями две солидных организации «ловили» «черную кошку» в потемках. Обесточили район, а голос звучал. Пытались запеленговать его, расставив мощную аппаратуру в различных точках района, а он не пеленговался. Производили масштабные обыски с собаками и ничего не находили. Вызвали представителей одной из московских организаций, о которой молчок по сей день. И все же они довели дело до конца. Голос исчез! Дежурство сняли. Хозяевам дома на ВЧК позвонили и сказали уверенным тоном, что все теперь будет в порядке и никто их не побеспокоит. И действительно, так и было, никаких демонов на ВЧК больше не звучало.
     Милиция нашла виновных. И вскоре состоялся суд, очень странный, поскольку самих ответчиков на нем не было. А в газете появилась небольшая заметка, призванная, вероятно, успокоить общественное мнение. В ней виновницей переполоха была названа некая пенсионерка, в прошлом — учительница физики, которая якобы носила в сумке кассетный магнитофон с непристойными записями, нарушая правопорядок и спокойствие граждан.
     Многие куряне тогда от души посмеялись над наивной заметкой, решив, что милиция нашла козла отпущения. Никто не поверил в эту противоречивую газетную версию, и тайна осталась тайной. И даже десять лет спустя ни Дарья Петровна, ни Татьяна Петровна, ни многие другие очевидцы событий понятия не имеют, что же все-таки это было. Аппаратура? А может, правда, домовой?
     Дарья Петровна с Хуторского по сей день считает, что соседи решили выжить ее из дома в надежде, что им достанется ее половина, и с этой целью вмонтировали в стену какую-то новейшую аппаратуру. Именно через техническое устройство они и вещали, угрожая хозяйке.
     Жильцы дома на ВЧК также до сих пор полагают, что у них была установлена, по всей видимости, американская или японская аппаратура. В то время готовились к Олимпиаде, вспоминают они, и, возможно, иностранным разведкам понадобилось провести испытание шпионской техники. Татьяна Петровна уверена, что помогали ИМ в этом ее соседи, поскольку, как и Дарье Петровне на Хуторском, ей казалось, будто она узнает голоса жильцов соседнего дома. «Когда к нам приехали из КГБ, — рассказывает она, — я спросила: что же это такое? Один человек ответил мне, что у нас поставлена японская аппаратура под углом и поэтому органы не могут ее запеленговать. Другой сказал, что, вероятно, спрятан где-то приборчик с булавку величиной и найти его нелегко».
     Соседи Татьяны Петровны подозревают ее квартирантов, поскольку именно с их появлением начались акустические сеансы. Но каким образом постояльцам удавалось организовать эти трансляции, не знают. Естественно, Дарья Петровна так же, как и Татьяна Петровна, первым делом обращалась в милицию. В этом смысле дело на Хуторском обстоит гораздо сложнее, поскольку там «диктор» таился от представителей Закона (так же как и от соседей), и Дарье Петровне долгое время просто-напросто не верили. Тот факт, что она слышит какой-то голос, считали явлением галлюцинаторного порядка: «Я думала, они устроят засаду или как-то незаметно подберутся к дому, чтобы услышать его, но у них и в мыслях этого не было». Только когда «дух» развил бурную деятельность на ВЧК, милиция вспомнила о Дарье Петровне». В конце концов бурной деятельности «духа» пришел конец. Невидимый «диктор» чувствовал, что круг поисков сужается именно вокруг него, и стал подготавливать общественное мнение к своему исчезновению. Вот какой диалог состоялся у него в начале июня с одной из знакомых Ивановых:
     — Бессовестный хам, когда же ты замолчишь?
     — Я навсегда замолкну в воскресенье седьмого июня.
     Однако не сдержал обещания и замолчал досрочно — пятого. Именно в этот день прозвучал первый понастоящему тревожный звонок — жильцам дома дали прослушать голос, записанный Дарьей Петровной в дни XXVI съезда КПСС в доме по Хуторскому проезду. Сыщики, естественно, обнаружили, что до переезда на улицу ВЧК Лена жила на Хуторском, в том же самом «говорящем» доме. Все жильцы дома улицы ВЧК признали тождество голоса с магнитофонной пленки с тем, что так зло издевался над ними с 25 мая. У следствия появилась версия, которая вскоре подтвердилась: невидимым «диктором» была Лена!
     Вначале имелись только косвенные улики. В обоих домах раздавался один и тот же голос, который знал, кажется, все об их обитателях и соседях. Посторонних же он лишь материл, в лучшем случае — издевательски комментировал внешность, одежду, походку, высказывания, но не более того. Во всех эпизодах с голосом — без исключения! — фигурировала Лена. Эксперты-психологи, изучив стенограммы речей, раздававшихся в доме по улице ВЧК, пришли к такому выводу: «Автором высказываний, судя по характеру речи, ее содержанию и логике, могла быть только женщина». Но говорил-то мужчина — что за чертовщина? Оказалось, что и чертовщины никакой не было: Лена владела, как заключили специалисты, особым даром — могла говорить в диапазоне двух с половиной октав — то был российский аналог знаменитой певицы Имы Сумак! Поэтому Лене не требовалось усилий, чтобы говорить мужским голосом. Одна из ее сокурсниц показала, что девушка прекрасно копирует голоса преподавателей, а однажды при ней свободно разговаривала по телефону мужским голосом. Более того, Лена великолепно подражала голосам знакомых, блестяще копировала голоса известных актеров. В конце концов она сама во всем призналась, но следствию этого было мало — решили провести следственный эксперимент.
     Независимые эксперты, которые ничего не знали о сути дела, сравнили фонограммы с Хуторского и специально наговоренную Леной. Вывод: обе начитаны одним и тем же голосом. Следователь Родионов, пишут Чубукины, который своими глазами наблюдал и своими ушами слышал, как молоденькая девчонка орет жутким мужланским голосищем, вспоминает: «Говорила она губами, как обычно, без всяких специальных устройств. При этом в ней не чувствовалось никакого напряжения, внешне ее физическое состояние оставалось без изменений. Я смотрел и думал, что если не знать о ее даре заранее и не обращать на нее внимания, то ни за что не догадаешься, что кричит именно она».
     Чубукины приводят выписку из следственного дела — собственноручно написанные Леной показания. Они настолько любопытны, что я привожу их полностью: «Мы с Николаем были на улице. Я стирала, а хозяева ушли на поминки к своим соседям. И когда я пошла стирать, то полоскать белье подошла к дорожке. Там был проведен шланг и можно было полоскать не принося воду из дома. Это было как раз недалеко от кустов. Коля сидел на лавочке от меня метрах в 10—15. На улице уже темнело, поэтому я подошла к веревке, куда вешала прополосканное белье, и громко закричала: «Казашка, убью!» Когда Николай встал и пошел посмотреть того, кто это закричал, то я взяла камешек небольшой и бросила ему в спину. Так как я шла сзади него, он на меня не подумал, а подумал на того, кто издает голос. Когда пришли хозяева с поминок, то я громко также закричала, что «Маруська, убью!». Потом: «Ивановых за ноги подвешу» и что-то еще, даже нецензурное. Собрался народ, все бегали по кустам, на меня никто не обращал внимания, так как никто и не подумал, что. это я.
     26 мая было то же самое в основном. Говорилось и на Марину, такие слова: «Марину...» Время было и 10-м часу вечера, говорила отрывисто, голос изменяла, понижала и кричала. В этот раз по кустам бегали ребята, искали голос, на меня внимания никто не обращал. Утром 27 мая в мою голову дурную пришла мысль о том, что надо кричать не во дворе и в саду, а в кухне. Кроме того, я не хотела бегать, так как могли в конечном счете увидеть. С этого утра я ежедневно, изменяя голос, говорила различные фразы вплоть до утра 5 июня 1981 года. Я не говорила 30 мая, потому что 29 мая я поссорилась с Николаем и переживала. Я сейчас не помню, что я говорила в каждый из указанных мною дней. Я употребляла нецензурные слова, говорила о фактах, которые мне были известны из разговоров с хозяйкой и соседкой. Что именно я говорила, точно вспомнить не могу, но общее содержание своих разговоров помню и знаю хорошо. Я также хотела показать, что невидимый голос видит, что делается, понимает вопросы, которые ему задают. Еще я обратила внимание на то, что в трубах голос изменяется, хотя и не совсем. И что нет такого места, где можно было бы понять, откуда голос исходит.
     Когда я 27 мая произнесла угрожающую фразу, то получился голос, который был не похож на мой, к тому же громкий. В дальнейшем я так и поступала и старалась, чтоб во время моего разговора, кто был в кухне, близко ко мне не подходил, так как я боялась, что смогут узнать, что говорю я. В будни я разговаривала с 8 до 8.30 примерно. Говорила отрывистыми фразами, а вечером, с 21 до 23, с большими перерывами. Я помню разговор с Марией Николаевной. Она сразу стала на пороге открытой двери из коридора в комнату и спросила: «Почему это я (имела в виду голос) обижаю её тетю»... Я стояла к ней спиной, метра два от нее, и, подойдя под самую трубу, сказала, что они отобрали наследство и издеваются над бабкой-соседкой. В другие дни стали приходить соседки. Они стояли на пороге открытой двери, выглядывали в нее. Когда я начинала что-то говорить, то они заходили в кухню и становились около меня. После чего я уже молчала. В один из дней начала июня 1981 года в комнате находился один из работников милиции, он был то в комнате, то выходил в коридор, то на улицу, то в другую комнату. При нем я сказала «чекисты» и употребила нецензурное слово. Но он не видел, как я говорила, а только заметил, что я подходила к трубе. Курсант, который в один из дней дежурил в доме, тоже это заметил. Из соседей же никто не замечал, потому что они вообще не подозревали меня и не обращали на меня никакого внимания.
     Говорила я, изменяя голос, в отношении разных лиц, включая себя и Николая. Отдельные фразы я перемешивала с нецензурными словами либо говорила нецензурные слова, иногда и бессмыслицу. О Николае говорила: убирайся со своей казашкой в Казахстан. Себя я называла казашкой, потому что мой муж казах, и тоже тица угрозы убить. О Марье Николаевне «Маруська, убью!» или что он, голос, якобы убьет нас обеих, так как мы оставались по утрам одни. Татьяне Петровне — что она то ли проститутка, то ли еще кто, не помню точно. Однажды я ей просто вежливо сказала: «Татьяна Петровна, доброе утро!» — на что она очень удивилась. О женщине в очках сказала: «очкастая» и что еще — не помню. Володьке — что голос убьет его на Пушкарной. Мужчине с усами — «усатый черт», а Наташке — нецензурно и что убью. Зое Алексеевне — что она уже седая и нецензурно. А в один из дней я сказала, что я — Миша Кутепов с Хуторской, что я подкуплен Вовой Блохой, Валерой. Еще я произносила измененным голосом антисоветские лозунги. Я запомнила некоторые из них: «Долой советскую власть», «Да здравствует фашизм» и еще что-то про Мао Цзэдуна, что конкретно — не помню, но смысл состоял в провозглашении здравия в их честь. Я это делала вовсе не для того, чтобы агитировать против советской власти или показать, что я имею лично против нее. Советская власть плохого мне ничего не сделала, она дала мне возможность учиться, закончить школу, поступить в училище, обучаться там бесплатно, да еще получать стипендию. Также моя мама получает на меня деньги за то, что я обучаюсь, т. к. она сама инвалид труда I группы. Государство каждый год помогает нашей семье материально. Я произносила эти слова совершенно бессмысленно и глубоко раскаиваюсь в том, что я делала. Я рассказала всю правду, поэтому прошу меня простить и сделать снисхождение. Подписано собственноручно и правильно».
     Итак, Лена оказалась недюжинной актрисой. К тому же выводу пришли и московские чекисты: «Из нее получилась бы великолепная эстрадная актриса!» Чубукины определили ее дар так: «Величайший театр одного актера!» В самом деле, поясняют они, например, вы уехали с другом за город, закусываете там в привокзальном буфете, потом, уже дома, ко всеобщему изумлению, измененным голосом сообщаете, что именно вы там ели. И, искусно изобразив удивление, своим уже голосом подтверждаете: да, пирожки ели... Вы — вне подозрений! К тому же от невидимки больше всего доставалось самой Лене, ну кто бы мог подумать, что «казашка» ругает саму себя!
     В этой истории все еще осталось несколько загадок, например, причины и мотивы происшествия. И не до конца ясно, почему власти сделали из всего этого жуткую тайну. Правда, последнее было очень на руку Лене. Возбужденное против выпускницы училища уголовное дело прекратили, как пишет А. Тарасов, из гуманных соображений, дав ей возможность уехать по распределению по месту жительства. В 1737 году Арина Иванова, коснувшись «вопросов христианских», пострадала как не дай никому Господь! Лене же, которая касалась, и весьма остро, вопросов политических, взбудоражив тем самым руководство не только города, но и области, а возможно, и более высоких инстанций, позволили выйти сухой из воды. Похоже, в СССР действительно ценили таланты, даже криминальные...
     Также похоже, если ориентироваться на приговор суда, что инициатором и идейным вдохновителем событий власти посчитали Дарью Петровну, которая, предоставив Лене кров, к тому же не брала с нее за проживание денег. Более того, порой дарила дорогие подарки. И когда попросила девушку попугать соседей измененным голосом, та не смогла отказать ей из чувства благодарности.
     Сама Дарья Петровна так объяснила в своих показаниях истоки осенившей ее идеи: «В детстве я страдала манией слышания невидимых голосов. Вероятно, в старости болезнь опять дает о себе знать. Я слышала эти голоса в своем доме, и мне хотелось доказать, что не я одна их слышу, что они существуют в действительности». И попросила Лену помочь с доказательствами. Но позже Дарья Петровна отказалась от своего заявления, хотя оно чрезвычайно любопытно. Согласно этой версии, хозяйка Лены купила магнитофон вовсе не для того, чтобы пугать соседей страшными голосами, наговоренными Леной, а с целью доказательства их реальности: у нее не слуховые галлюцинации — то, что Слышит она, можно записать и на магнитофон! Логика очень любопытная...
     Все это так, но почему голос зазвучал и на улице ВЧК? Согласно одной из версий, муж Лены, который не был посвящен в тайну голоса, подозревал, что к нему имеет отношение или Дарья Петровна, или несуществующий любовник жены. Лена же, выгораживая хозяйку, решила доказать мужу, что голос звучит и в отсутствие Дарьи Петровны.
     Как было на самом деле, знает только Лена. Но стоит ли ее искать? Так ли это сейчас важно? Главное, что с истории снят покров таинственности и разоблачен ещё один псевдополтергейст, причем с весьма поучительными для исследователей феномена особенностями. У томской Арины и у курской Лены наверняка найдутся последователи. Один уж объявился: об относительно недавнем случае в Парагвае сообщил А. Тарасов. Двадцатитрехлетний Арнольдо Эспиноза из города Сан-Педро, уличный чревовещатель и самодеятельный артист, добывающий таким образом в поте лица свой хлеб насущный, утробным голосом подражал хриплому басу полицейского инспектора Освальдо дель Рокаса, что приводило слушателей в неописуемый восторг. Латиноамериканского «коллегу» Арины и Лены власти привлекли к суду, поскольку пришли к выводу, что подсудимый своими хулиганскими действиями вызывал у слушателей неуважение к представителю закона. Судья предложил на выбор: полгода тюрьмы или денежный штраф. Чревовещатель выбрал последнее. У Арины такого выбора не было, а перед Леной этот вопрос и не стоял: ее вообще освободили от наказания.
     Везет же иногда людям!
     И все же проблема обмана применительно к полтергейстам, в том числе и голосовым, остается, несмотря на то что даже такие шалости человеческие удается разоблачать. Однако не следует и все без исключения вспышки феномена списывать на обман, как это нередко делают мои непримиримые оппоненты.