В этом месте имеет смысл сказать несколько слов об истории города Челябинск-40 и тех режимных ограничениях в условиях которых жил и работал персонал размещенного там уникального производственного комплекса.

Совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 9 апреля 1946 г., регламентировавшее порядок работ по поиску и разработке месторождений урана, созданию атомной энергетики и последующему производству и испытанию атомного оружия в СССР, сыграло исключительно большую роль в скорейшем создании Советским Союзом "ядерного меча". Однако, каким бы удивительным это ни показалось, комбинат № 817 и город Челябинск-40 при нем стали возводиться гораздо раньше принятия упомянутого постановления.
     Причем с самого начала строительства соображения сохранения полной скрытности производимых работ от потенциального противника превалировали над всеми остальными. Доводов в пользу выбора местоположения центра плутониевого производства на южном Урале было несколько: удаленность от Москвы (как главного объекта возможной атомной атаки противника в случае начала Третьей мировой войны), удаленность от государственных границ (до ближайшей госграни^ цы - с Китаем - более 1800 км), наличие в непосредственной близости мощной индустриальной базы (города Челябинск, Магнитогорск, Свердловск и др. производственные центры^ развитость региональной инфраструктуры (железные дороги, линии связи и электропередач) и, наконец, прекрасная водная система - 5 сообщающихся озер, позволяющих решить все пр блемы с теплоотводом от мощного атомного котла.
     Такой была мотивировка выбора местоположения "атомнго" города в 1945 г., когда эта проблема решалась. Существуют предания об учете розы ветров в данном регионе, о том, что стройку решили заложить у нижнего из озер, чтобы исключить радиоактивное заражение остальных естественным перетоком воды, но все эти доводы следует все же считать вторичными. Главное достоинство достоинство местоположения одного из секретнейших городов Советского Союза заключалось в территориальной паленности от любых границ. Этот фактор сам по себе служил надежным щитом для сокрытия "секретки" от глаз чужих разведок.
     Эта логика примерно в те же годы подсказала выбор местоположения некоторых других важнейших объектов атомного оружейного комплекса СССР. Рядом с поселком Верх-Нейвинский (в Свердловской области, в 160 км севернее Челябинска-40) был построен другой "номерной" город - Свердловск-44. Там нарабатывали "оружейный" уран. А рядом с городом Нижняя Тура (опять же в Свердловской области, в 300 км к северу от Челябинска-40) вырос Свердловск-45. Первоначально в этом городе планировалось производство урана по другой технологии, нежели в Свердловске-44, но когда инженерные идеи, заложенные в проект, себя не оправдали, производство несколько перепрофилировали и завод превратился в место окончательной сборки ядерных боевых частей. В Челябинске-40 предполагалось реализовать (и эти планы были успешно осуществлены) весь технологический цикл получения "оружейного" плутония - от загрузки исходных урановых блоков в атомный реактор и облучения их там нейтронным потоком до получения методом порошковой металлургии штамповок плутония-239 спектральной чистоты. Собственно технологический процесс разбивался на несколько этапов: а) облучение в атомном реакторе медленными нейтронами блоков урана-238 и превращение определенной доли последнего в изотопы плутония-239, -240, -241 и 242; б) растворение в азотной кислоте урановых блоков на радиохимическом производстве и доставка раствора на химико-металлургический завод, где посредством Личных химических реакций должно было осуществляться удаление многочисленных побочных "хвостов" от основнолродукта; в) передача полученной окиси плутония-239 на металлургическое (аффинажное) производство, где из окиси должен быть восстановлен металл нужной чистоты, а из него сформированы стандартные отливки либо поковки, которые после помещения в специальную укупорку из никелевой пленки следовало отправлять на завод по производству атомных БЧ.
     Датой начала строительства Челябинска-40 следует, пожалуй, считать 9 ноября 1945 г., когда первая группа строителей выехала в район будущей стройки на южном берегу озера Кызылташ. С самых первых дней политическое руководство СССР придерживалось той точки зрения, что хотя "атомный" город следует возводить силами ГУЛАГа НКВД, матерых уголовников на стройку допускать нельзя. Слишком ненадежен был этот контингент с точки зрения сохранения тайны строительства. Поэтому решение было принято воистину соломоново - на стройку направили солдат, но не обычные инженерно-саперные части, а особые "строительные батальоны", специально для этой цели сформированные из спецконтингента. Это были военнослужащие, состоявшие на действительной воинской службе, в прошлом либо побывавшие в плену (а теперь дослуживавшие срок, отведенный им в силу воинской обязанности), либо угнанные на работы в фашистскую Германию, возвращенные оттуда поcле 9 мая 1945 г. и призванные на службу в Советскую Армию. То есть это были вроде как солдаты, но солдаты не вполне надежные, так как они слишком долго пребывали на вражеской территории без руководящей и воспитательной опеки "партии Ленина - Сталина". Оружие давать таким солдатам было опасно, а вот кайлом махать - в самый раз!
     В Челябинской области быстро сформировали 10 "строительных батальонов" по тысяче человек каждый, и всю эту рабочую силу живо передали в оперативное подчинение ГУЛАГу, хотя формально считалось, что эти люди не только не осуждены, но даже ни в чем и не обвинялись. В дальнейшем рост числа занятых на строительстве неведомого объекта не останавливался. В период наивысшего форсирования работ во второй половине 1948 г. на стройке трудились более 40 тыс. человек! В сентябре 1946 г. стройку посетил член Политбюро, заместитель Председателя Совета министров СССР Лазарь Моисеевич Каганович. Берия, хотя и считался главным руководителем всех работ по созданию атомного оружия в СССР, впервые появился на стройке "комбината №817" много позже - в июле 1948 г.

 

Слева: август 1949 г, вывоз первой советской атомной бомбы на полигон. Конструк- тивно бомба полностью повторяла американского "Толстяка", взорванного над Нагасаки 9 августа 1945 г., но ее размеры были несколько минимизированы. Фактически это был полноценный боеприпас, готовый к применению в боевых условиях. Во время взрыва этой бомбы 29 августа 1949 г. весь запас советского плутония-239 был уничтожен, и потребовалось значительное время, чтобы на- работать плутоний для новых зарядов. Когда это удалось сделать, по приказу И. Сталина в 1950-1951 гг. были изготовлены 5 однотипных бомб, которые могли быть использованы в случае начала Третьей мировой войны. работ по созданию атомного оружия в СССР, впервые появился на стройке "комбината № 817" много позже - в июле 1948 г. Справа: Август 1949 г, первый взрыв атомной бомбы в СССР. Это был безусловный военно-политический успех и невиданный технологический прорыв Советского Союза, однако он таил огромную опасность - весь запас наработанного на тот момент плутония сгорел в этом атомном котле в доли секунды. Советский Союз еще более чем на год остался фактически обезоруженным перед лицом противника, имевшего в своем ядерном арсенале более 200 авиабомб. Именно поэтому сохранение максимальной секретности всего, что связано с атомной отраслью, стало приоритетной задачей советской госбезопасности на последующие десятилетия. Эта таинственность маскировала не столько успехи советской ядерной энергетики, сколько ее слабость и степень отставания от потенциального противника. Реальный паритет с США и Великобританией в области ядерных вооружений был достигнут Советским Союзом только в начале 1970-х гг. после помещения в специальную укупорку из никелевой пленки следовало отправлять на завод по производству атомных БЧ.

     Первоначально согласно совместному постановлению ЦК ВКП(б) и Совета министров СССР от 9 апреля 1946 г. под "комбинат № 817 и обслуживающий его поселок Челябинск-40" отводилось 1159 га земельных угодий и леса, принадлежавших различным организациям Кузнецкого района Челябинской области и отдельным гражданам. В полное пользование строительству передавалось также озеро Кызылташ - ему предстояло стать прудом-охладителем запущенного атомного реактора.
     Как это часто бывало в СССР, гладко было только на бумаге... Под стройку забиралось все, что руководство того или иного объекта считало необходимым. Нужно было протянуть линию электропередачи - и через лес пробивалась просека, а сам лес объявлялся закрытой зоной, по периметру которого ходили патрули с собаками. Надо было подвести линию железной дороги - и ее проводили через колхозные поля, совершенно не сообразуясь с их ведомственной принадлежностью. Надо строить объект "А" (атомный реактор) - и вокруг него возводится охраняемый периметр, надо приступать к объекту "В" (радиохимический завод) в двух километрах от объекта "А" - и периметр появляется там. За короткий срок солдаты в фуражках с малиновыми околышками взяли под свой контроль территорию, более чем в 10 раз превышавшую разрешенную постановлением от 9 апреля 1946 г. Всякая хозяйственная жизнь оказалась буквально парализованной на площади свыше 12 тыс. га.
     Когда землеустроители Кузнецкого района по многочисленным просьбам руководителей местных организаций приехали, чтобы документально зафиксировать границы изъятых земельных владений, охрана строительства едва не расстреляла их как шпионов, решивших осуществить топографическую съемку совершенно секретного объекта. Ситуация складывалась анекдотичная - от совхозов № 1 и 2, колхозов "Красный луч", "Доброволец", подсобного хозяйства Теченского рудоуправления и прочих хозяйственных субъектов требовали выполнения плана сельхозработ, а все эти организации не могли работать по причине изгнания с земли... Не следует забывать, что в те времена действовала жесткая система налогообложения сельскохозяйственных товаропроизводителей и невыполнение плана по налоговым поставкам было чревато самыми серьезными оргвыводами, вплоть до уголовной ответственности. Жалобы на действия представителей МВД полетели во все инстанции, в том числе в Совет колхозов СССР и прокуратуру Челябинской области. Поскольку там никто не знал об атомной программе Советского Союза, облпрокурор Николай Шляев в мае 1947 г. выдал предписание освободить земли, "занятые самозахватом", и вернуть стройку в границы, определенные постановлением от 9 апреля 1946 г. Что, разумеется, следовало признать совершенно невозможным.
     При этом не могло быть и речи о том, чтобы должным образом разъяснить ситуацию прокурору и секретарю челябинского обкома партии - стройка комбината № 817 являлась проблемой совершенно не их масштаба. Поэтому далее последовал такой финт, который наверняка поставил в тупик всех челябинских чиновников - 21 августа 1947 г. Совет министров СССР при- нял постановление о выделении под стройку комбината № 817 дополнительно еще 12 290 га. Территория города Челябинск-40 и комбината № 817 получала статус "закрытой", а прилегающие земли, "прирезанные" постановлением от 21 августа 1947 г., официально стали называться "особо режимной зоной". Что это означало? Через территорию указанной зоны прекращалось всякое транзитное движение - железнодорожный, авто- и гужевой транспорт отныне должен был объезжать ее кругом. Всем жителям "особо режимной зоны" следовало пройти перепись и по ее результатам получить паспорта (напомним, что вплоть до второй половины 1950-х гг. колхозники в СССР паспортов не имели и в случае необходимости отъезда получали у председателя колхоза справку сроком действия 30 суток, до истечения которых им надлежало вернуться в родной колхоз).

     Лица, признанные неблагонадежными, а также их родствен- ники паспортов не получали и отселялись из этой зоны. Неблагонадежными признавались прежде судимые, а также лица, в отношении которых органы МВД располагали оперативной информацией, позволявшей усомниться в их лояльности Советской власти. Из почти 96 тыс. жителей неблагонадежными были признаны немногим менее 3 тыс. чел. Все они были отселены в наиболее глухие места Челябинской области. На этом, кстати, поиски неблагонадежных отнюдь не прекратились. В последующие годы оперативный состав милиции и подразделения госбезопасности продолжали тщательно следить за тем, кто из жителей "особо режимной зоны" как шутит и кому какие письма рассылает (перлюстрация была тотальной). По результатам этой невидимой, но эффективной работы в число неблагонадежных попали еще 545 человек - всех этих людей в октябре 1948 г. без каких-либо объяснений отселили в Увельский район Челябин- ской области .
     Но обеспечение безопасности свелось не только к удалению от совершенно секретного объекта неблагонадежных лиц. Те, кто остались жить в окрестностях Челинска-40, сделались неотъемлемым элементом его охраны, хотя и неявным. Те, кому посчастливилось успешно пройти проверку и получить заветный "серпастый паспорт Страны Советов", были обязаны всегда носить его при себе и предъявлять представителям власти по перво-Ныне первый реактор "комбината № 817" по наработке плутония-235 полностью разобран. О его былом присутствии напоминает огромная дыра в полу реакторного зала. Нижняя отметка, на которой находилось днище "атомного котла", расположена на 55 метров ниже поверхности земли в теле монолитной скалы. Реактор фактически был заглублен в тело этой скалы, благодаря чему решались сразу две важнейшие инженерные задачи: устранялась угроза подтапливания грунтовыми водами и достигалась полная изоляция почвы от ионизирующих излучений реактора.

Игорь Васильевич Курчатов вполне заслуженно остался в отечественной истории как "отец советской атомной бомбы". Хотя, справедливости ради, это звание ему следовало бы разделить с Лаврентием Павловичем Берия. Курчатов, отпустивший бороду в годы Великой Отечественной войны, говорил не раз, что сбреет ее, "когда решит главную задачу своей жизни". Начиная с 1943 г. этой задачей являлось создание советской атомной бомбы. А после ее успешного испытания появилась новая "главная задача" - создание термоядерной бомбы. После первоначального успеха - создания одноступенчатого взрывного устройства - выяснилось, что американская схема двухступенчатого подрыва более перспективна с точки зрения энергомассового совершенства. И началась новая гонка на достижение "главной задачи". Затем была разработка "царь-бомбы" в 100 мегатонн, перспективных ядерных частей с повышенным выходом радиоактивных изотопов и т. д. и т. п. "Главная задача" не была достигнута, и Игорь Васильевич так и не сбрил свою легендарную бороду..

     Лица, признанные неблагонадежными, а также их родственники паспортов не получали и отселялись из этой зоны. Неблагонадежными признавались прежде судимые, а также лица, в отношении которых органы МВД располагали оперативной информацией, позволявшей усомниться в их лояльности Советской власти. Из почти 96 тыс. жителей неблагонадежными были признаны немногим менее 3 тыс. чел. Все они были отселены в наиболее глухие места Челябинской области. На этом, кстати, поиски неблагонадежных отнюдь не прекратились. В последующие годы оперативный состав милиции и подразделения госбезопасности продолжали тщательно следить за тем, кто из жителей "особо режимной зоны" как шутит и кому какие письма рассылает (перлюстрация была тотальной). По результатам этой невидимой, но эффективной работы в число неблагонадежных попали еще 545 человек - всех этих людей в октябре 1948 г. без каких-либо объяснений отселили в Увельский район Челябинской области.
     Но обеспечение безопасности свелось не только к удалению от совершенно секретного объекта неблагонадежных лиц. Те, кто остались жить в окрестностях Челинска-40, сделались неотъемлемым элементом его охраны, хотя и неявным. Те, кому посчастливилось успешно пройти проверку и получить заветный "серпастый паспорт Страны Советов", были обязаны всегда носить его при себе и предъявлять представителям власти по первому требованию. На сотрудников местных органов внутренних дел была возложена функция паспортного контроля, который проводился в любое время в самых неожиданных местах - на рынках, в кинотеатрах, на автовокзале в Кыштыме (Кыштым был единственным городом, который попал в границы "особо режимной зоны", остальные 98 населенных пунктов представляли собой обычные деревни). В пределах "особо режимной зоны" под угрозой уголовного преследования запрещалось заниматься рыболовством, охотой и сбором грибов. Кстати сказать, край, очень богатый грибами и рыбой, с пуском реакторов и радиохимического завода очень быстро оскудел. Например, внутри заводского периметра в 1950 г. полностью исчезли грибы (и более не появились). Местным жителям категорически запрещалось пускать на ночлег либо для временного проживания лицо, не имеющее прописки в "особо режимной зоне". В случае появления лица без документов или с документами, но не прописанного в данной зоне, необходимо было сообщить об этом представителю местного органа власти. Недонесение расценивалось как пособничество вредительству. Что это означало по законам того времени, разъяснять читателю этой книги уже не надо.

В первую ночь после пуска реактора "А", первого реактора по наработке "оружейного" плутония в "Челябинске-40". Реактор выводил на расчетную мощность лично Курчатов. Об успехе советской энергетики были немедленно поставлены в известность Берия и Сталин. Мало кому известно, что менее чем через час после этой торжественной фотосессии реактор "А" пришлось экстренно останавливать - началось спекание графитовых брикетов и урановых тепловыделяющих элементов. Впоследствии этот процесс повторялся неоднократно, и персонал, обслуживающий реактор, научился выдергивать образующиеся "спайки" из пылающего ядерным огнем чрева без остановки реактора. Окончательно с этой проблемой справились, только поставив реактор на модернизацию после того как он наработал количество плутония, необходимое для создания первой атомной бомбы.

     Кстати, раз уж зашел разговор о вредительстве, то нельзя не отметить, что это явление было вовсе не выдумкой сталинского агитпропа, в чем нас пытаются убедить историки либеральной направленности, а имело место вполне объективно. Вредительство было стихийным анонимным ответом народа на безудержную эксплуатацию и ложь сталинской пропаганды. В рассматриваемом нами случае первыми объектами вредительства стали танки ИС-2, направленные на стройку зимой 1945-1946 гг. в качестве тягачей. С них сняли башни и разоружили, в результате чего получились тягачи, по мощности и проходимости превосходившие любой трактор. Танки были удобны на лесоповале - с их помощью можно было валить деревья корчевать пни, тащить по бездорожью огромные "волокуши" из срубленных стволов. Понятно, что с появлением трех таких тягачей выработка резко увеличилась... Увеличился тут же и план. Ну, а дальше, как догадается любой проницательный читатель, с техникой сразу начались нелады - то вода в топливном баке оказывалась, то песок... К весне все три тягача были приведены в полную негодность, да притом такую, что ремонту на месте не поддавались, пришлось их отправлять на окружной ремонтный танковый завод в Челябинске.

Дважды Герой социалистического труда, генерал-майор инженер Борис Глебович Музруков, один из первых директоров "комбината № 817", человек воистину необыкновенной судьбы. Родившийся в 1904 г. в городе Лодейное Поле, под Ленинградом, он стал в 34 года главным металлургом Кировского завода. В октябре 1939 г. Музруков был назначен директором свердловского "Уралмаша", которым руководил всю Великую Отечественную войну. Свое назначение на стройку столь опасного объекта, как "плутониевый завод", Борис Глебович расценивал как пожизненный крест. К 1947 г. Музруков был уже тяжело болен, у него было ампутировано легкое, он перенес инфаркт, казалось, безумно напряженная и ответственная работа добьет его окончательно. Однако случилось прямо обратное! Музруков достроил " комбинат № 817", запустил весь комплекс производств, связанных с получением плутония, иттрия и других компонентов ядерного и термоядерного оружия. В 1955 г. Музруков возглавил легендарное КБ-11 в "Арзамасе-16", и под его руководством были созданы и пошли в серию самые мощные в мире термоядерные боевые части межконтинентальных баллистических ракет. С 1974 г. - персональный пенсионер союзного значения, умер в январе 1979 г. в Москве.

     Вместо тягачей стройка получила три дюжины лошадей. Есть пословица "от работы кони дохнут", но на стройке комбината № 817 лошади стали сдыхать по гораздо более прозаической причине - их методично травили. Генерал-лейтенант Ткаченко, официально именовавшийся Уполномоченным Правительства Союза ССР по режиму, прекрасно понял, что именно происходит, и решился на единственно возможный в такой ситуации шаг. Он назначил ответственных за каждую лошадь, пригрозив, что за здоровье тягловой скотины эти люди отвечают головой. Если лошадь падет - он лично расстреляет назначенных... Это было явным произволом и нарушением всех мыслимых законов, но никто проверять обещание генерала на своей шкуре не захотел. Лошадиный падеж моментально прекратился, и выжившие лошадки благополучно проработали на стройке "атомного комбината" еще несколько лет, вплоть до 1951 г. Здесь самое время сказать несколько слов об Иване Максимовиче Ткаченко, генерал-лейтенанте сначала Министерства госбезопасности, а затем - после слияния последнего с Министерством внутренних дел весной 1953 г. - генерал-лейтенанте МВД. Иван Максимович занимал воистину уникальную должность в общей чиновной иерархии СССР. Она называлась "Уполномоченный Правительства Советского Союза по контро- лю режима особого объекта". Вот так! Поэтому, строго говоря, Ткаченко не был заместителем директора комбината № 817 по режиму и во многих отношениях его власть была выше директорской. Для нас Иван Максимович интересен прежде всего тем, что заведенный при нем на предприятии режим охраны гостайны просуществовал без заметных смягчений вплоть до второй половины 1970-х гг.
     Родившийся в 1910 г., Ткаченко попал в систему органов государственной безопасности довольно поздно - в 1939 г., т. е. в возрасте 29 лет. Людей в таком возрасте обычно берут в "органы" в порядке исключения, как правило, в тех случаях, когда человек очень нужен в силу каких-то своих незаурядных достоинств или необычных качеств, скажем, выдающихся физических данных, знания редких языков и т. п. Ткаченко вроде бы ничем выдающимся не отличался, в органы госбезопасности попал по партнабору, однако карьеру в НКВД сделал весьма успешную. Карьеру свою он начал сразу в центральном аппарате наркомата на Лубянке, и после непродолжительной стажировки Лаврентий Берия передвинул Ткаченко на работу на Украине. Иван Максимович все время оставался в системе органов госбезопасности, и когда в начале 1941 г. был создан Народный Комиссариат Государственной безопасности, стал числиться в его штатах. Июнь 1941 г. он встретил, будучи на острие удара - начальником Управления НКГБ Львовской области. На этом посту Ткаченко занимался важной и опасной работой - от борьбы с националистическим подпольем УНА-УНСО и агентурой западных разведок (германской, венгерской, румынской) до подготовки подчиненных ему структур к работе в военное время.

Генерал-лейтенант И. М. Ткаченко.

     Были в его биографии и дела кровавые, о которых Иван Максимович никогда не вспоминал и не признался бы ни одному журналисту - речь идет о массовых казнях в тюрьмах всех задержанных, арестованных и осужденных. Расправы эти в первые дни и недели фашистского нашествия прошли во всех тюрьмах НКВД и НКГБ на Западе СССР. Советская власть, не имея возможности организовать этапирование на восток узников собственных тюрем из западных районов страны, мудро решила их всех расстрелять. В одном только Львове были казнены без суда и следствия не менее 8 тыс. человек (данные происходят из немецких источников, поэтому могут считаться преувеличенными, но сами факты массовых казней сомнению не подлежат). Чекисты казнили не только людей, осужденных решением судов, но и находившихся под следствием и даже временно задержанных - тяжесть вины и ее доказанность значения не имели. Поскольку расстрелять несколько тысяч человек на довольно ограниченной площади тюрьмы силами взвода весьма непросто, Ткаченко санкционировал любые способы умерщвления и распорядился выдать расстрельным командам гранаты. Это облегчило расправу над узниками тюрем - их можно было теперь не выводить из камер, а убивать на месте, просто забросив за дверь камеры пару-тройку осколочных гранат. Советская власть никогда не признавала фактов массовых казней при отступлении Красной Армии летом 1941 г., но во многих случаях гибель заключенных обнаруживалась до появления немецко-фашистских войск, так что вопрос о том, кто же убивал осужденных и подследственных, является чисто риторическим... До октября 1941 г. Ткаченко отступал вместе с линией фронта и, видимо, за это время показал себя неплохим организатором чекистской работы - руководил ловлей фашистских диверсантов, эвакуацией заводов и колхозов, готовил агентуру для длительного оседания на оккупированной территории - в общем, брался за все, что ему поручали.

     Его успехи были замечены, и в октябре Иван Максимович получил назначение в Москву, в Экономическое управление НКВД, ответственное за контрразведывательное обеспечение промышленности в военное время. В ноябре 1941 г. Ткаченко возглавил 7-й специальный отдел Экономического управления, отвечавший за предприятия, выпускавшие минометы. Это была серьезная должность, находясь на которой приходилось держать ответ и перед наркомом Берией, и перед Главкомом Сталиным. Для Ткаченко все складывалось непло- хо вплоть до января 1943 г., но в какой-то момент он перегнул палку. Когда один из заводов не справился с планом поставок, Ткаченко отправился туда с инспекцией и живо "разрулил" ситуацию, обвинив во всех грехах директора, главного инженера и главного механика. Не мудрствуя лукаво, Иван Максимович прямо из кабинета директора позвонил Берии и заявил, что надо расстрелять трех упомянутых руководителей - и завод заработает с полной отдачей. Этот звонок разъярил Берию, ко- торый уже не раз сталкивался с нехваткой специалистов, либо расстрелянных чекистами, либо мобилизованных на фронт. Нарком в ответ на предложение Ткаченко заревел в трубку: "Мне не нужны мертвые инженеры, мне нужны инженеры, которые будут выполнять план!" В итоге никто расстрелян не был, а Ткаченко лишился своей должности и направился в Ставропольский край руководителем тамошнего территориального управления НКВД, что было очень серьезным понижением. Трудно сказать, как бы сложилась его судьба дальше, но в начале 1945 г. Иван Максимович оказался в освобожденной от гитлеровцев Литве, где возглавил борьбу с бандподпольеМ и занялся зачисткой освобожденной территории от всякого рода нежелательного элемента. В этом деле ему со стороны ЦК партии активно помогал Михаил Суслов, да-да, тот самый будущий "главный идеолог" КПСС, которого многие историки прочат на роль "серого кардинала эпохи Леонида Ильича Брежнева".
     В 1945 г. Суслов еще не был "серым кардиналом", но определенные черты его личности уже проглядывали достаточно ясно. Он не любил помпезности и показухи, дела старался обделывать тихо и всегда чужими руками либо коллегиально, власть свою показывать не стремился, но соперничества не терпел. С людьми товарищ Суслов, как верный сталинец, особо не считался, для него жизнь человека была копейка что до 1945 г., что после. В отличие от большинства политработников той формации, Суслов демонстрации и митинги буквально ненавидел, возможно потому, что оратором был никудышным, говорить без подготовки не мог и был напрочь лишен какой-либо харизмы. Сухарь сухарем!
     Ткаченко очень сблизился с Сусловым как в силу схожести характеров, так и потому, что оба они являлись номенклатур-ными работниками второго эшелона и сидели, что называется, в одной лодке - их общий успех в Литве зависел от личного успеха каждого. Когда Суслова отозвали в Москву, тот не забыл о Ткаченко и выхлопотал ему перевод в столицу. В конце 1945 г. как раз решался вопрос о создании объектов атомной индустрии и контрразведчики, имеющие опыт работы в промышленности, были очень нужны. Ткаченко оказался востребован - ведь он начинал работу в НКВД именно в Экономическом управлении, да и в годы войны 14 месяцев возглавлял отдел, курировавший артиллерийские заводы. Кому как не ему подключиться к "урановому проекту" Страны Советов!

     (на предыдущую страницу)                                 (на следующую страницу)