| ||
|
Пытки и казни.
Кроме того, особые палачи жили в военном округе, в т. н. матросской слободе, на другом берегу реки Волхов. Некоторых провинившихся для особо строгого наказания граф отправлял туда, а по их возвращении обратно требовал показывать спины, дабы лично убедиться в тяжести нанесенных побоев. Помимо жало Аракчееву и прямых физических наказаний, Шумская не раз допускала и иные формы преследования неугодных ей лиц. Она неоднократно отнимала у матерей детей и передавала их в чужие руки, либо вообще в военно-сиротский дом. От подобной практики пострадала даже упоминавшаяся в настоящем очерке Дарья Константинова, жена управляющего мирским банком. По распоряжению домоправительницы у Дарьи отняли младенца и передали его мужу, в то время как сама мать была сослана в Санкт-Петербург, где ее заставили работать простой прачкой. Константинова была достаточна богата для того, чтобы откупиться от подобной работы, нанять вместо себя другую женщину, но Шумская запретила ей это делать. Вообще, направление на изнурительные работы было обычной практикой в военных поселениях. Обычно местом такой ссылки для мужчин были местные кирпичные заводы, рабочую силу которых составляли многочисленные штрафники. По укоренившейся традиции зарплату там никогда не платили, потому попадавшие туда работники фактически оставляли свою семью без пропитания. Некоторые из дворовых людей Аракчеева побывали на этих заводах после жалоб Шумской. Менее чем за месяц до гибели Анастасии Шумской в Грузино розыгралась мрачная трагедия, которая произвела тяжелое впечатление на всех дворовых людей Аракчеева. В середине августа 1825 г. Шумская надумала устроить инвентаризацию графского погреба, для чего не поленилась лично туда сходить. Домоправительница объявила, что нашла хищения продуктов и повелела посадить смотрителя погреба - дворецкого Стромилова - в "эдикюль". В течение двух дней его дважды пороли по приказанию Шумской, после чего выпустили из тюрьмы. Настасья Федоровна заявила дворецкому, что сообщит о хищении из погреба Аракчееву. Стромилов не сомневался в жестокости графского гнева и, страшась его, зарезался вечером 17 августа 1825 г. Между тем, дворовые люди, прекрасно осведомленные о деталях личной жизни Настасьи Федоровны, имели полное основание сомневаться в правдивости возведенных на Стромилова обвинений. Шумская позволяла себе гульнуть и проделывала это с широтой и всей горячностью своей цыганской натуры. Прекрасно изучив характер Аракчеева, склонного к болезненной регламентации и педантизму, любовница в точности знала, что граф никогда не вернется из поездки внезапно, а потому распологала свободным временем по своему усмотрению. Одиночество Шумской разделяли некоторые из помещиков и местных чиновников ; флигель с зеркальными стеклами повидал немало веселых кутежей и жарких оргий без участия Аракчеева. Разумеется, дама с таким нравом, как у Настасьи Федоровны, никогда бы не стала платить за подобные развлечения из своего кармана. Поэтому всевозможными оброками и поборами были обложены все люди, находившиеся в зависимости от домоправительницы. Долгое время попойки Шумской оплачивал сельский голова Иван Дмитриев, который, пользуясь случаем, обделывал попутно и свои делишки. Но в конце-концов кредит Дмитриева оказался исчерпан и он отказался снабжать Шумскую деньгами. Домоправительница сфабриковала настоящее "дело" о хищениях Дмитриева, донесла Аракчееву о вырубке лесов, о выписке фальшивых билетов на продажу леса и т. п. злоупотреблениях головы. Это привело Дмитриева и его сына под суд. Несмотря на то, что сельский голова беспорочно возглавлял деревенскую общину почти 20 лет, доноса Шумской оказалось достаточно для того, чтобы фактически уничтожить его и его семью. Иван Дмитриев получил 50 ударов кнутом и был сослан в Сибирь, сын его был забрит в солдаты, все имущество семьи подверглось конфискации. Фактически жена и дочери сельского головы были пущены по миру. После расправы над Дмитриевым домоправительница искала новый источник пополнения средств. Вполне могло статься, что Стромилов оказался тем человеком, который был вынужден идти на разного рода злоупотребления именно в силу неумеренных требований Шумской. Когда же он оказался неспособен удовлетворять алчность цыганки, она уготовила ему судьбу Дмитриева и лишь самоубийство Стромилова избавило его от неизбежных унижений и мучения. Сколь ни тяжела была доля дворовых людей графа, все же главный удар раздражительности стареющей графской наложницы принимали на себя ее комнатные девушки - Антонова, Аникеева и Иванова. В том, как преследовала и всячески мучила их Шумская есть, безусловно, что-то патологическое. Рационального объяснения тому неистовству, с каким Настасья Федоровна топтала их человеческое достоинство и терзала их физически, найти невозможно. Ее ненависть можно сравнить только с ненавистью к своей прислуге Дарьи Салтыковой ( о которой на нашем сайте обязательно будет подготовлен подробный очерк ). Самая красивая из комнатных девушек - Прасковья Антонова - подвергалась порке розгами дважды в день на протяжении продолжительного срока. Ввиду постоянного большого расхода ивовых прутьев для их замачивания в здании арсенала, расположенного в селе Грузино, стояла кадка с рассолом. Никто из дворовых не сидел в "эдикюле" столько, сколько эти девушки. Шумская заставляла их подолгу носить на шеях рогатки, специальные приспособления, призванные затруднить человеку принятие пищи и сон. Рогатки эти неделями было запрещено снимать ; даже на церковные службы девушки были вынуждены приходить в этих отвратительных пыточных инструментах. Надо ли говорить, что по закону только заключенные тюрем могли быть наказаны ношением рогаток, да и то к началу 19-го столетия этот инструмент сделался достоянием почти исключительно каторжных тюрем в Сибири. О пощечинах, тасканиях за волосы, прижиганиях щипцами для завивки волос или утюгом даже и говорить отдельно не следует - такого рода издевательства Анастасии Федоровны даже и не почитались за наказание. Все дворовые люди, наблюдавшие вблизи быт Аракчеева и Шумской, не сомневались в том, что домоправительница преследовала цель сжить со света своих комнатных девушек. Все они были еще молоды ( Прасковье Антоновой, в 1825 г. исполнился только 21 год ) и выглядели замечательными красавицами. Шумская нарочно отобрала их в свой штат, чтобы не дать возможность похотливому сатиру Аракчееву, давно известного своими многочисленными связями с крепостными женщинами, "загулять" с упомянутыми девушками. То, что бедные красавицы были постоянно у нее перед глазами, с одной стороны, успокаивало Шумскую, а с другой - терзало ее самолюбие и лишало покоя. Она панически боялась старости и утраты своего влияния на графа. Показания дворовых людей, подробно раскрывающие описанные здесь обстоятельства, стали известны следствию еще в конце сентября 1825 г. Чиновники уголовной палаты исправно запротоколировали показания обвиняемых, запечатлев этот разоблачительный материал для потомков. Получила детальное разъяснение и история происхождения у Настасьи Минкиной дворянского достоинства. Обстоятельства эти оказалась на редкость некрасивой и сами по себе были уже преступлением. Чтобы сделать из цыганки даму хорошего происхождения, граф Аракчеев пошел на прямую фальсификацию. В город Слуцк Минской губернии в 1804 г. был командирован один из аракчеевских сподвижников - генерал Бухмейер, который всего за ... каких-то 50 рублей выправил у адвоката Тамшевского документы, подтверждавшие происхождение Настьки Минкиной от некоего Михаила Шумского, чуть ли не с 300-летней дворянской родословной. Дело было откровенно шито белыми нитками. Тамшевскому, вовсю торговавшему липовыми родословными, грозило уголовное преследование, но гонец всесильного Аракчеева избавил пронырливого адвоката от сенатского расследования. Тамшевский с легкостью согласился на еще одну фабрикацию ( подумаешь, одной больше-одной меньше ! ), а Бухмейер заплатил ему за труды символическую сумму. Минкина в одночасье сделалась Шумской, причем отец ее - цыган Федька Минкин - продолжал числиться кучером на конюшне Аракчеева в Грузино. После смерти цыгана похоронили возле той самой церкви, под алтарем которой нашла свой покой и доченька. То, что цыган даже не был православным никого не смутило, как не смутило и то, что возле храма по древней традиции хоронили обыкновенно только приходских священников. Если Аракчеев приказал хоронить цыгана возле храма, что ж ! - значит придется похоронить ! И точка... Разумеется, дворовые были прекрасно осведомлены обо всех этих проделках, беззастенчиво творимых у них на глазах. Крепостные люди были умны и наблюдательны, они умели делать правильные выводы, а потому затея с приобретением дворянства для Анастасии Федоровны не явилась для них большой тайной. Из рассказов допрошенных история эта попала сначала в следственное производство, а затем сделалась известной всем людям, причастным к расследованию. Губернатор Дмитрий Сергеевич Жеребцов, курировавший следствие до появления генерала Петра Андреевича Клейнмихеля, узнав эту историю пришел в ужас. Выходил настоящий скандал, пятнавший честь самого графа Аракчеева !
| ||
| . |
