| |
|
Архив.
О таком сне она рассказала Красовскому. 13 марта вечером она со своей знакомой, Еленой Черняковой, ходила ночевать к Чеберяковой по просьбе последней, но на них всех напал непонятный страх, под влиянием которого они втроем ушли оттуда к ней, Дьяконовой, где Чеберякова и переночевала. Однажды, перед Пасхой 1912 года, часов в 8 вечера к ней подошел на улице какой-то человек, лицо которого было закрыто маской. Этот человек, назвав ее по имени, сказал, что знает ее, и они, стоя на улице, пробеседовали часа три. После этого она встречалась с тем же человеком еще два раза на улице. Он также был в маске и себя не называл. При последнем свидании неизвестный завел речь об убийстве Ющинского и сказал, что его убили Сингаревский, Рудзинский и Латышев в квартире Чеберяковой и сделали это "под жидов", чтобы вызвать погром, "во время которого можно было бы поживиться", причем когда Ющинского кололи швайками, то затыкали ему рот сорванной с подушки наволочкой, а тряпками "вымакивали кровь". Эти сведения со слов неизвестного в маске она сообщила своей сестре Ксении, а также и Красовскому, но никогда не передавала ему, будто ей о том "по-дружески рассказывала сама Верка", так как Вера Чеберякова ей этого не говорила. Но впоследствии, при дополнительном допросе, Екатерина Дьяконова заявила судебному следователю, что Чеберякова ей рассказывала, что убийцы Ющинского заботились о том, чтобы кровь не попала на пол, стены и одежду, и потому вымакивали ее тряпками. При этом Чеберякова сказала, что убийство происходило в квартире Приходько, но откуда у нее были такие сведения, она не объяснила. Кроме того, Екатерина Дьяконова показала, что дочь Чеберяковой Людмила (10 лет) рассказала ей, что "ее мама не убивала Ющинского, а была в то время на лестнице". В другой раз Людмила Чеберякова сказала ей, что Ющинского убивали швайками, принадлежавшими им, Чеберяковым, и Мифле, но затем эти швайки выбросили, "чтобы не было подозрения, что убивали Ющинского у нас", объяснила она. (Л. д. 143об., 151 об., 163, 259 - т. IV.) Как указано выше, Екатерина Дьяконова показала, что 11 марта Ющинский пришел в квартиру Чеберяковой между 12 и часом дня и оставался там, когда она, Дьяконова, уходила от Чеберяковой около трех часов дня. Между тем по делу установлено, что в этот день Ющинский был в училище на уроках, окончившихся в 12 часов дня, после чего вместе с товарищем по училищу Невеном пошел не на Лукьяновку, где жили Чеберяковы, а по Владимирской ул., расставшись с Невеном около городского театра. Ющинскому нужно было по поручению тетки Наталии Ющинской, имевшей коробочную мастерскую, купить специальных кнопок на Бессарабском базаре, куда он, видимо, и отправился прямым путем из училища. Домой в Слободку, находящуюся от училища и Бессарабского базара на расстоянии нескольких верст, и притом в стороне, противоположной Лукьяновке, Ющинский пришел, по показанию его матери, часа в два дня, а по словам Наталии Ющинской, он принес ей кнопки около 3 час. дня, причем сказал, что, придя из училища, он заигрался с братьями, забыв отдать ей кнопки сейчас же по приходе домой. (Л. д. 168, 58, 291, 127, 172 - т. I; 275, 285 - т. III.) Утверждение Екатерины Дьяконовой о том, что 12 марта она видела в квартире Чеберяковой 4 лица, находится в противоречии как с показаниями Красовского и Выгранова, которым она говорила, что видела тогда только 3 лица - Сингаревского, Рудзинского и Латышева, так и с показанием самой Дьяконовой, данным ею на дознании подполковнику Иванову, которому она, называя те же 3 лица, о Лисунове не упоминала. Кроме того, по собранным на следствии сведениям, оказалось, что с 28 февраля по 17 марта 1911 года Лисунов содержался под стражей. (Л. д. 60, 64об., 210, 16... - т. IV; 165 - т. V.) Ксения Дьяконова опровергла сделанную на нее Екатериной Дьяконовой ссылку, показав, что последняя никогда ей об убийстве Ющинского ничего не рассказывала и у них не было разговора о том, кто мог убить его. Равным образом и Елена Чернякова, вопреки утверждению Екатерины Дьяконовой, заявила, что никогда не было такого случая, чтобы она с Екатериной Дьяконовой ходила по приглашению Чеберяковой ночевать к последней и затем они ушли бы оттуда под влиянием страха. По ее словам, она прекратила знакомство с Чеберяковой еще в 1910 году, так как между ними произошла ссора и Чеберякова даже побила ее. (Л. д. 87, 289 - т. IV.) До подачи Бразулем-Брушковским последнего заявления Екатерина Дьяконова допрашивалась чинами полиции по делу Ющинского, но ничего существенного не показала. Это обстоятельство Дьяконова объяснила на следствии тем, что с нею обошлись тогда грубо и она не нашла возможным дать подробное показание. По удостоверению производившего розыски подполковника Иванова, он в течение около полугода до подачи Бразулем-Брушковским упомянутого заявления пользовался услугами Екатерины Дьяконовой для собирания сведений по делу, но никаких серьезных указаний от нее не получил, тогда как при допросе ее по заявлению Бразуля-Брушковского она дала "одно другого сенсационнее сведения". При расспросах Екатерины Дьяконовой на дознании подполковник Иванов обратил внимание на то, что, давая первоначально туманные и сбивчивые ответы на задаваемые ей вопросы, впоследствии она давала уже на те же вопросы ясные и определенные ответы, затрудняясь в то же время ответить таким же образом на новые вопросы. Вследствие такого поведения Дьяконовой у подполковника Иванова сложилось впечатление, что ясность ответов появилась у нее извне как результат того, что ее кто-то подучивал давать такие ответы. (Л. д. 195 - т. III; 163 т. IV; 335 - т. V.) Показание Малицкой, на которое сделана ссылка в заявлении Бразуля-Брушковского, заключается в следующем: 23 ноября 1911 года Малицкая при допросе ее судебным следователем показала, что однажды, в марте месяце того же года, незадолго до обнаружения трупа Ющинского, находясь в своей квартире, помещающейся в нижнем этаже дома под квартирой, в которой жили тогда Чеберяковы, она услышала около 11 часов утра раздававшиеся в квартире Чеберяковой звуки шагов одного человека - как ей показалось Веры Чеберяковой. Затем слышно было, как пробежал ребенок, и в том же направлении раздался топот шагов двух взрослых людей. После этого она услышала детский плач, писк и, наконец, какую-то возню. В тот же день немного позже она узнала от какой-то женщины, что детей Чеберяковой дома тогда не было. Через несколько дней, проходя по двору, она слышала, как какие-то дети, разговаривая между собой, говорили, что в помойной яме валяются окровавленные тряпки, но сама она их не видела. (Л. д. 116 - т. III.) При последующем допросе в декабре того же года Малицкая добавила, что спустя некоторое время после того, как в квартире Чеберяковой раздавался детский писк, она ясно услышала, что несколько человек переносили какую-то неудобную ношу, которую положили на пол и протащили по комнате. Тогда же раздавался недовольный крик Чеберяковой. (Л. д. 282 - т. III.) Малицкая была допрошена на следствии несколько раз. Давая приведенные выше показания, она заявила, что, услышав детский плач и возню, она поняла, что в квартире Чеберяковой происходит "что-то необыкновенное и очень страшное" и ей ясно стало, что там "ребенка схватили и что-то с ним делали", ввиду чего она не сомневается в том, что "убийство Ющинского было совершено в квартире Чеберяковой". Между тем, будучи допрошена на следствии в первый раз 8 июля 1911 года, Малицкая, скверно отзываясь о Чеберяковой, не сообщила, однако, о том, что она слышала в квартире последней столь подозрительную для нее возню, сопровождавшуюся детским плачем, и закончила свое показание утверждением, что по делу Ющинского ей "решительно" ничего не известно. На заданный Малицкой судебным следователем вопрос, почему она не рассказала о таких обстоятельствах при первом допросе ее, Малицкая ответила, что она опасалась Чеберяковой и, кроме того, "была очень занята и не раздумывала над описанным случаем". (Л. д. 98об. - т. II; 116, 282 - т. III.) О происходившей в квартире Чеберяковой возне Малицкая первоначально довела до сведения властей только 10 ноября 1911 года, рассказав о том околоточному надзирателю Кириченко. Но при этом Малицкая говорила ему, что подозрительную возню и детский писк она слышала в 7 или 8 часов вечера, тогда как на следствии она относила это событие к 11 часам утра. По поводу такого разноречия Малицкая объяснила, что Кириченко неправильно понял ее. (Л. д. 235, 282 - т. Ill; 42 - т. VIII.) О тех же обстоятельствах Малицкая рассказывала в декабре 1911 года своей знакомой Ситниченковой, а на обращенный последней к Малицкой вопрос, почему она никому не говорила об этом раньше, Малицкая ответила, что она молчала бы, если бы Чеберякова ее не оскорбила, а "теперь она ей отомстит". Из первого показания Малицкой, между прочим, видно, что она как-то поссорилась с Чеберяковой и последняя ударила ее по физиономии. О таком же случае рассказал на следствии Захарченко, в доме которого жили Чеберякова и Малицкая. По его словам, первоначально они были очень дружны, но затем, уже после убийства Ющинского, поссорились и Чеберякова в присутствии его дала Малицкой пощечину. (Л. д. 282, 17об., - т. V; 96об. - т. II.) В том же ноябре околоточный надзиратель Кириченко, осмотрев квартиру, в которой жила в марте Чеберякова, заметил на обоях пятна и помарки, похожие на кровяные. В целях проверки этого обстоятельства, а также сделанных Малицкой указаний относительно нахождения в выгребной яме пропитанных кровью тряпок, судебный следователь произвел в том же месяце в присутствии судебного врача осмотр содержимого ямы и отделил для исследования со стен квартиры Чеберяковой, по указаниям врача, семь кусков обоев с подозрительными помарками. Окровавленных тряпок в яме обнаружено не было, и на ковре Чеберяковой, о котором упоминал в своем заявлении Бразуль-Брушковский, по тщательном химико-микроскопическом исследовании следов крови найдено не было. (Л. д. 83-87, 97, 272 - т. Ill; 12, 17об., 24об., 311 - т. V.) По показанию Бразуль-Брушковского, изложенные в его первом заявлении данные были почерпнуты от Чеберяковой и Петрова. Во время происходивших бесед по делу Ющинского Петров сказал, что в убийстве участвовали Нежинский и Приходько. Источники таких сведений Петров не указывал, говоря, что это его предположение. Затем Петров и Чеберякова назвали Мифля и Назаренко и сообщили те обстоятельства, которые вошли в поданное им заявление прокурору. (Л. д. 238 - т. IV.) Опрошенная судебным следователем относительно сведений, сообщенных Бразулю-Брушковскому, Чеберякова показала, что Бразуль-Брушковский, познакомившись с ней через посредство Выгранова, стал часто посещать ее, причем просил сообщать ему все, что она узнает об убийстве Ющинского, и как он, так и Выгранов дали ей поручения собирать разные сведения, что она и исполняла. Во время бесед их упоминались фамилии Приходько, Нежинского и Мифле. При разговорах, которые они вели, Бразуль-Брушковский и Выгранов изредка забрасывали вопрос, не согласилась ли бы она "взять на себя" убийство Ющинского, говоря, что она могла бы на этом "заработать". Она отвечала отказом. Однажды, после такого ответа с ее стороны, Бразуль сказал: "Ну, тогда будем продолжать, что начали, ахнем на Мифле". В то время у Бразуля был черновик заявления на имя прокурора с указанием на Мифле и других лиц как на убийц Ющинского. Ознакомив ее и Петрова с содержанием заявления, Бразуль предложил им подтвердить впоследствии это заявление, причем сказал, что она может "разукрашивать" свое показание как ей угодно. Она и Петров согласились на это предложение, но Петров сказал, что ему придется потерять рабочий день. Бразуль ответил, что он заплатит и за 30 дней, и дал ему 50 рублей, а ей 25 рублей, после чего они отправились с Бразулем в камеру прокурора. При допросе затем ее по этому заявлению подполковником Ивановым она показала отчасти правду, но "многое и прибавила", подтверждая изложенные в заявлении обстоятельства, часть которых являлась измышлением Бразуля и Выгранова. Кроме данных ей Бразулем 25 рублей, она получила впоследствии еще 30 рублей: от него лично 10 рублей и через Выгранова 20 рублей. Деньги даны ей потому, что она нуждалась тогда в средствах. (Л. д. 15, 28, 36 - т. IV.) По показанию Петрова, Бразуль-Брушковский и Выгранов говорили ему, что Ющинский убит не Бейлисом и что нужно принимать меры к освобождению его, доказав, что Ющинского убили другие лица. По их словам, у них имелись проверенные сведения, что убийство совершено Мифле, Назаренко, Приходько, Нежинским и еще каким-то неизвестным. Однажды Бразуль-Брушковский прочел ему и Чеберяковой заявление на имя прокурора, и как он, так и Выгранов предложили ему и Чеберяковой удостоверить изложенные в заявлении факты, причем говорили ему, что при допросе нужно высказываться только в форме предположений. На замечание его, что вызовы для допросов лишают его заработка, Бразуль сказал, что они - Петров и Чеберякова - будут вознаграждены. Бразуль говорил, что уполномочен дать вознаграждение, но кем - не сказал. Они согласились и при допросе их подтвердили заявление Бразуля-Брушковского. Вознаграждение он получил в сумме 50 рублей, переданных ему Выграновым от имени Бразуля. Кроме этих денег и полученных ранее от Выгранова 15 рублей на расходы по собиранию сведений по делу он неоднократно получал от Выгранова мелкими по 3-5 рублей также от имени Бразуля. (Л. д. 185 - т. IV.) По объяснению Бразуля-Брушковского, он давал несколько раз Чеберяковой деньги по ее просьбе мелкими суммами - от 2 до 5 рублей, зная, что она сильно нуждается. Деньги эти Чеберякова получала от него лично, через Выгранова же он никогда денег ей не давал. Что касается Петрова, то никакой материальной помощи он ему не оказывал. Однако, вопреки такому утверждению, Выгранов показал, что он давал деньги мелкими суммами как Чеберяковой, так и Петрову и делал это по поручению Бразуля. (Л. д. 277, 200 - т. IV; 79 - т. V.) По делу установлено, что в декабре 1911 года Бразуль-Брушковский и Выгранов совершили с Чеберяковой поездку из Киева в Харьков для свидания ее с каким-то "важным господином", как, по словам Чеберяковой, объяснил ей Бразуль-Брушковский. Этим господином оказался живущий в Киеве присяжный поверенный Марголин, с января месяца 1912 года выступавший по делу Бейлиса в качестве его защитника. (Л. д. 15, 97об., 101 - т. VI; 8, 29 - произвол, суда.) По показанию Чеберяковой, 5 декабря Бразуль предупредил ее, что на другой день предстоит поездка - куда, не сказал - для свидания с "важным господином", которого он назвал, насколько она помнит, членом Государственной Думы. Бразуль объяснил ей, что "тому господину она может рассказать об увольнении ее мужа от должности и других неприятностях, перенесенных ею в связи с делом Ющинского. Она согласилась, и на другой день к ней пришли Выгранов и Перехрист (служащий в редакции газеты "Киевская мысль") и предложили ей отправиться на вокзал. Только по пути к вокзалу Выгранов сказал ей, что они поедут в Харьков. Ехала она с Бразулем и Выграновым во втором классе скорого поезда. В Харькове они остановились в гостинице, откуда отправились затем на свидание. Они пришли в другую, богато обставленную гостиницу и здесь, в одном из номеров, застали какого-то господина, которому Бразуль назвал ее. Этот господин предложил ей несколько вопросов по делу Ющинского и потом обратился к ней с просьбой оказать помощь по этому делу. назад продолжение | |
| . |
